Ролевой театр калужского подъезда
Бывшая жена рассказывала.
Её мама, переехав в Калугу, стала перекладывать сундуки и, наконец, нашла кому бы отдать вещи покойного мужа (17-й год лежащие в нафталине). Пришлись впору соседу, крупному мужику, смирному, безнадёжному пьянице с мастеровыми руками. В том числе - и мундир полковника военно-медицинской службы.
Принял он это - так себе, ни шатко, ни валко: лучше бы на бутылку...
Рано утром - тревожный стук в дверь. «Виктория Александровна.., а можно мне ещё.. - фуражку?» Пришлось искать, в приготовленном на выброс. Нашла.
Бедолага, оказывается, весь вечер, как зачарованный, перед зеркалом - в полковничьем мундире - простоял.
Ночью вставал, - одевался.
Уже через неделю мужика было не узнать.
Выпивает, правда, по-прежнему. Но - орёл. Осанка. Выправка. Глаза горят.
Одевает (признался по-секрету) мундир каждый вечер. И - только дома. Туфли под него купил.
Такой даже и жениться может.
Вот до чего доводит чувствительного человека образное мышление.
Её мама, переехав в Калугу, стала перекладывать сундуки и, наконец, нашла кому бы отдать вещи покойного мужа (17-й год лежащие в нафталине). Пришлись впору соседу, крупному мужику, смирному, безнадёжному пьянице с мастеровыми руками. В том числе - и мундир полковника военно-медицинской службы.
Принял он это - так себе, ни шатко, ни валко: лучше бы на бутылку...
Рано утром - тревожный стук в дверь. «Виктория Александровна.., а можно мне ещё.. - фуражку?» Пришлось искать, в приготовленном на выброс. Нашла.
Бедолага, оказывается, весь вечер, как зачарованный, перед зеркалом - в полковничьем мундире - простоял.
Ночью вставал, - одевался.
Уже через неделю мужика было не узнать.
Выпивает, правда, по-прежнему. Но - орёл. Осанка. Выправка. Глаза горят.
Одевает (признался по-секрету) мундир каждый вечер. И - только дома. Туфли под него купил.
Такой даже и жениться может.
Вот до чего доводит чувствительного человека образное мышление.