"НА СВОЕМ ПОЛЕ КАК ПОДПОЛЬЩИКИ..."
Ленинградская кафешка на углу Невского и Владимирского проспектов, получившая название "Сайгон", стала в 1970-х местом сбора всей хиппански-рокерской тусовки.
Существует легенда, что каждый раз, когда начинался дождь или снег, к «Сайгону» приходил милиционер и накрывал часы над входом в это заведение чехлом. Считалось, что в них была вмонтирована камера, которая передавала изображение тусовки напрямик в Большой дом, т.е. в управление КГБ.
Однако скоро КГБ внедрился в рок-тусовку надежно и прочно: в 1981 году был создан первый в СССР (!) «рок-клуб» на улице Рубинштейна. Это была своеобразная резервация, где всякий подозрительный люд был собран в одном месте, что очень облегчало чекистам задачу наблюдения за ними.
Нравы, впрочем, здесь были достаточно вольные: Ленинградский рок-клуб даже проводил свои рок-фестивали. Одной из таких «точек» стал Дворец культуры «Невский», расположенный в индустриальном Невском районе. 4 мая 1981 г. здесь прошел первый крупный концерт рок-клуба. Участвовали "Аквариум", "Пикник", "Мифы," "Дилижанс". В 1980-е в ДК выступали "Кино" с Виктором Цоем, "Алиса" с Константином Кинчевым, "Аукцыон" с Олегом Гаркушей. В 1986 г. прошел фестиваль рок-групп.
Мой собеседник - ГАВРИЛОВ Андрей Александрович, член Совета директоров крупной питерской фирмы, специализирующейся на вопросах безопасности
Родился в Ленинграде. В 1982 году окончил Ленинградский кораблестроительный институт. Был призван на службу в Комитет госбезопасности. Занимался промышленной контрразведкой и занимался вопросами молодёжной политики, способствовал созданию Ленинградского рок-клуба.
В 1988 году направлен в Московский Краснознамённый институт КГБ СССР им. Ю.В. Андропова, параллельно получал образование в Московском государственном институте международных отношений.
В 1991 году после ГКЧП подал рапорт об увольнении из органов госбезопасности. Создал компанию, оказывающую услуги по разрешению проблем, выходящих за рамки правового поля несовершенного для рыночной экономики законодательства, а также агентство, по вопросам информационного консультирования банков и страховых компаний.
- Как я понимаю, Андрей Александрович, Дворец культуры «Невский» был одним из объектов, которые вы курировали?
- Дворец был местом проведения многих общественно-значимых мероприятий, и в том числе местом концентрации молодежи. Если там что-то проходило, я должен был быть в курсе, понимать, что и как происходит. В тот момент, когда я был на «молодежной» линии, уже существовала традиция проведения весеннего итогового концерта рок-клуба именно во Дворце. Его директором на тот момент был Виталий Фадеев. Работник культуры со стажем, всю жизнь проработавший на этом поприще. Человек достаточно широких взглядов, который любил свое дело, понимал в нем толк и который долго проработал именно на этой «точке».
Вторым уникальным человеком, имеющим непосредственное отношение к этим фестивалям, была Надежда Борисова.
Справка: девичья фамилия - Афанасьева.
Борисовой она стала по мужу - куратору рок-клуба от КГБ.
Она была примерно моих лет, может, чуть старше. Это действительно ключевая фигура во всей истории Ленинградского рок-клуба. Я поясню почему. Надежда Борисова была его директором, хотя «директор» - это что-то уже административное. Скорее, она была ближе к художественному руководителю. По образованию, кстати, работник культуры.
Когда я начал работать по этой линии, мы готовились к этому фестивалю. Мои функции там были незначительны: просто смотреть, контролировать, все ли в порядке.
Отношение к фестивалю в Невском районе было самое, наверное, не теплое, но спокойное, без ажиотажа. Сотен милиционеров, которые сопровождают сегодня все массовые мероприятия, тогда не было нужно. Присутствовало только небольшое количество милицейских нарядов. Публика была спокойная. По нынешним временам - совсем мирная. Да, они прыгали, скакали, вели себя необычно для тех времен, но все это проходило совершенно в рамках. Почему все так происходило спокойно и без ажиотажа? На мой взгляд, это заслуга Фадеева и Борисовой. Фадеев любил артистов, любил зрителей. Если к нему врывались в кабинет со словами: «Я из Таллина приехал на рок-фестиваль, мне билета не достать!..», он с пониманием к этому подходил и находил какую-то контрамарку. Мне, по сути, молодому пацану, было интересно тогда смотреть и, если угодно, учиться. Потому что эти люди занимались интересный делом неформально, с душой.
Надо понимать, что рок-клуб - это некий конгломерат ансамблей, которые хотят выступать, иметь репетиционную площадку, все хотят сцену - для этого они и существуют. Поэтому этот конгломерат получил место на Рубинштейна, куда они могли приходить, тусоваться и где была их сцена, на которой они могли выступать. Никто из них не был членов никаких советских творческих союзов, поэтому официально выступать в других местах им было просто нельзя. Но в обмен рокерам предлагались некие условия. «Ребята, вы хотите выступать? Вот график - зал на Рубинштейна, ДК «Невский»... Для этого вы должны подать документы своей программы. Простые вещи - сдайте список песен, отпечатанные тексты. Мы их посмотрим, подошьем - и всё. Сдайте!..».
И вот всеми этими контактами с музыкантами занималась непосредственно Надежда как административный сотрудник. Она была старше их всех, но была на их стороне. Она из этих разгильдяев (не дадим себя уговорить, что таких не было), буквально выбивала: «Ребята, скоро концерт, принесите тексты, мне надо их сдать, а иначе нам не разрешат выступление…». Она много возилась с ними - неформально, с душой. И, в общем-то, рокеры платили ей признательностью. Хотя они были очень разные, эти разгильдяи, и Надежда. Но они понимали, что она защищает их интересы, обеспечивает их выход на сцену. Она добивается, чтобы они выполняли «условия контракта», чтобы они смогли выйти на сцену. То есть она не была надзирателем сверху, она была рядом с ними, обеспечивала коммуникацию наверх, согласовывая все эти вопросы. Да и, по сути, охраняя их творческую деятельность. Были прецеденты, и достаточно яркие, когда кто-то незнакомый, не знавший Надежду, некорректно с ней поступил на концерте, и сами парни разобрались быстро, энергично и поставили человека не место.
Вот с этими людьми я встретился и познакомился, когда начал заниматься концертом в ДК «Невский». То есть Надежда приводила туда рок-клубовцев, а Фадеев со своей стороны готовил дворец к мероприятию. Лично мне это было дико интересно. И до сих пор, может быть, с тех времен я не люблю людей безучастных, скучных. Я тогда впервые увидел, как зал стоит на ушах. Единственная аналогия тех времен - как люди себя ведут на футбольном матче. Некоторое время это настораживает, пугает, но потом ты видишь позитивный выплеск эмоций у людей. Это было очень интересно. И после этого я стал как-то интересоваться и рок-клубом, и музыкой, Мы фактически были ровесниками: им за двадцать немножко и мне почти столько же. И от того, что я сидел в директорской ложе, глядя на зал сверху, мне было очень интересно, очень здорово.
- Вы сами до этого и после этого какую музыку слушали?
- Особенным меломаном я никогда не был. Слушал то, что слушали все вокруг. Если кто-то говорил: «О, как классно!», я старался послушать. Битлз - это понятно, не будем о классике, не будем о вечном. Я говорю про более легкие вещи.
- А какие рок-клуба группы произвели на вас особое впечатление? Если да, то чем? Текстами?
- Конечно, Цой и «Алиса». Я до сих пор помню те впечатления, которые были у меня тогда. Самые сильные впечатления.
Сейчас в обиход прочно вошло понятие «попса». Если перенести его в те времена, когда такого понятия не было, то тогдашняя эстрада была про сравнению с музыкой рок-клуба именно «попсой». Но, кроме «попсы», ничего другого тогда и не слушали, а все остальное было на иностранном языке - красиво, здорово, но ничего не понять. А здесь была музыка с текстом, со смыслом. Что меня поразило, что нового я там услышал? Что есть новое музыкальное явление. Это было новое, интересное, что хотелось послушать, к чему хотелось вернуться.
- У вас не было разлада между личным и служебным? С точки зрения тогдашних представлений, это явление не вызывало тревоги у вашего комитетского начальства?
- Никакого. Абсолютно не было никакого разлада. Приведу пример из тех времен. По-моему, это была «Алиса». Чуть позже они выехали на плановый концерт куда-то в Ташкент на рок-фестиваль. Поехали и чего-то там забабахали. После чего в Питер оттуда пришла телеграмма на уровень обкома партии, что, по мнению ташкентских властей, это сборище (рок-клуб) давно пора разогнать, запретить. Это не указание, не упрек, но прислано, в общем-то, республиканским партийным руководством. Было сильно напряжно. Но все сыграли в игру, которая называется «жмурки». То есть формально группа была закрыта, расформирована, ей дали другое название. Но ребят никто не трогал вообще. Просто, чтобы отписаться: «Как вы и советовали, мы всех разогнали». Вот это было сделано. То есть рок-клуб, кураторы, «контора», партийное руководство - все закрыли на это глаза. Все понимали, что ругаться никто ни с кем не будет, но хотите - мы вам ответим.
- После мероприятия вы писали какой-то отчет?
- Это никакая не тайна. Если есть сотрудник, который что-то делает и вообще никак не отписывается, это близко к тому, что он ничего не делает. Но чтобы кто-то сильно требовал отчет… Это никому не надо было. Единственное, что всем было надо, - чтобы мероприятие прошло без ЧП. Например, пьяная драка - это уже плохо. Значит, мероприятие было плохо организовано. То есть все мы - и милицейские, и наши силы - присутствовали на предмет возможного возникновения конфликтных ситуаций. В идеале мероприятие должно было пройти по плану, гладко - пришли, отбабахали, поплясали, еще что-то… Закончилось мероприятие. Все в порядке? Разошлись. Вот в этом была цель нашего присутствия там.
- Совсем инцидентов память не сохранила?
- Помню, я испытал легкий шок от пиротехнического эффекта. Какая группа выступала, точно не припомню. Номер назывался «Мороженица». Я первый разу увидел эти клубы дыма. Это был т.н. «сухой лед». Ребята-рокеры придумали, притащили, и для нас было очень неожиданно, когда они запустили всё это в зал. Как к такому эффекту относиться, было непонятно, такого никогда не было. Но вроде все обошлось спокойно.
- Кто сидел рядом с вами в ложе?
- Она объективно небольшая. Директор, Надежда Борисова и я. Поскольку я курировал учреждение, надо хорошо знать директора. И лучше, если у тебя с ним хорошие человеческие отношения. Потому что, чтобы решать какие-то конкретные производственные вопросы, надо знать с кем и чтобы тебя понимали тоже. Посидим, чайку попьем. Коньяк не пили, нельзя было. Они знали, что я сотрудник КГБ, и если возникнут какие-то проблемы в этом зале, то будут спрашивать с меня, а я буду кому-то докладывать - почему было хорошо или плохо.
- Комитет строго отбирал свои кадры. Но если уж отобрал, то степень доверия к ним, их самостоятельности, была повыше, чем в других организациях. Вам было предписано присутствовать на рок-концерте или это было ваше решение?
- Не надо было даже указывать. О любом общественном, социально значимом мероприятии, любом крупном событие на предприятии, которое я курировал или по линии, которой занимаюсь, я автоматически должен был знать, понимать, контролировать что происходит, где происходит, как и почему происходит. Если было необходимо мое присутствие, мне не надо было указывать, я сам должен это понимать. Потому что если меня спросят: «А как там все прошло?», а я не знаю… Этого нельзя было допустить.
- Вы лично в какой одежде пришли на концерт?
- Лично я всегда ходил в костюме с галстуком и в какой-то однотонной рубашке.
- Не было желания надеть какую-то вольную рубашку, джинсы и раствориться в толпе, понаблюдать за ней?
- Такого желания не было. Но в любом случае это так не делается. Если мне надо заниматься какой-то оперативной деятельностью в рамках того же ДК, я для начала должен бывать там в костюме-галстуке, все меня должны знать, все меня должны понимать. «Кто пришел? Гаврилов пришел, это же наш кагэбэшник…» И на таком фоне я смогу решать какие-то вопросы. Для начала я должен был быть понятен. Не секретный агент под столом или под лавкой в кустах. Зачем? Понятный человек, который здесь постоянно бывает, которого все знают-понимают, к которому привыкли.
Линейные сотрудники Управления КГБ, которые занимались рок-клубом, работали на Рубинштейна, и ребята хорошо их знали. Они там бывали, понимали… Это были люди действительно с музыкальным образованием. В мои служебные обязанности такое общение не входило. Концерт - это выездное, разовое мероприятие.
- Бывало, что непосредственные кураторы с «пятой линии» звонили вам и спрашивали ваше мнение по тому или иному вопросу?
- Иначе быть не может. Они действительно кураторы. И по той линии, которой занимаются, они взаимодействуют с линейными сотрудниками райотделов. У меня была «пятая линия» (диссидентская), «шестая линия» (экономическая безопасность), еще какие-то участки моей работы. И по каждому вопросу я замыкался на своих кураторов в Большом доме.
- Если не секрет, сколько человек обслуживало рок-клуб?
- Рок-клуб сам по себе не был «линией», а всего лишь ее кусочком, участком работы. Пара человек им занималась. И не то чтобы только им одним…
- Вы общались с сотрудником «Большого дома» Кошелевым, который курировал работу по року-клубу?
- Он был начальник отдела. Это была работа в рамках его отдела.
Справка: Кошелев Павел Константинович, подполковник запаса КГБ, бывший первый зампред комитета по культуре администрации Санкт-Петербурга.
Родился в 1956 г. в Ленинградской области. Выпускник Ленинградского государственного университета. В «Большом доме» руководил отделом по борьбе с идеологическими диверсиями. С 1991 г. глава администрации Петроградского района Санкт-Петербурга. В январе 1996 г. уволен распоряжением мэра, в марте 1996 г. восстановлен в должности. С 1999 г. первый зампред комитета по культуре администрации Санкт-Петербурга. Женат, три сына.
- У кураторов действительно было музыкальное образование?
- Музыкальная школа при Маринке (Мариинском театре - прим.) - этого уже достаточно. Человек свободно разбирался в этих вопросах. Глубину образования я не знаю. Но в моих глазах он был профессионалом, мог свободно говорить о музыке со своим собеседником.
- Какую наибольшую опасность видели в рок-клубе сотрудники УКГБ? В том, что зарубежные спецслужбы могут воспользоваться этим объединением рок-музыкантов в своих целях? Или была боязнь текстов?
- Ответ, думаю, очень прост. До незамысловатости прост. Возникали какие-то течения, которые позже назвали андеграундом. Кем-то было принято действительно толковое и умное решение дать возможность это ле-га-ли-зо-вать. Кто-то взял на себя ответственность, и это легализовали. А дальше - вечное стремление контролировать все, что происходит на одной шестой части суши «под названьем краткой Русь». Есть рок-клуб? Есть. Легализован, санкционирован? Им это можно? Ну и отлично… А дальше - надо просто держать под контролем. Точно также, как детсады, школы, Дворцы культуры, события на заводе. Особо никто ничего не боялся, не опасался. Но все, что происходит, должно быть под контролем. То есть понимать, что именно происходит. Выпустить процесс из-под контроля - недопустимо.
- За что с вас могли спросить или наказать? Рок-группа - это уже по определению группа. Если, допустим, карьерист-негодяй хотел на чужой крови выслужиться, он мог бы выдать ее за антисоветскую группу. Почему антисоветскую? А она песни антисоветские поет… Как оперативнику показать свою компетентность, успехи, служебное рвение, если он курировал рок-клуб?
- Задача номер один - это все-таки все знать, все понимать, все контролировать…
- … и профилактировать.
- Это уже игра слов. Если я контролирую все процессы тем или иным способом, знаю, что где происходит, значит, я всегда объясню: всё под контролем, все профилактируется, все делается, потому что нет ничего такого, чего бы я не знал. И это главное, наверное, условие, при котором любой руководитель, чей подчиненный контролирует тот или иной участок, может спать спокойно. Потому что любой звонок, любой запрос - всегда можно оперативно и компетентно ответить, отреагировать, т.е. подчиненный не подставляет своего шефа. Если же что-то выходит из-под контроля, возникает какая-то предпосылка к ЧП, значит, процесс не контролируется.
- Допустим, в Питер приезжает в 1984 году американка Джоанна Стингрей. Она тусуется в рок-клубе, выходит замуж за гитариста «Кино» Юрия Каспаряна, выпускает в Штатах пластинку-компиляцию «Red Wave». Значит, интерес к ней могла проявить не только пятая, «идеологическая», линия, но и «вторая», контрразведывательная. Тут у каждой службы могли быть свои интересы. Не искрило, когда подключались коллеги?
- Нет. Понимаете, есть простые и понятные правила. Если это твой объект, твоя тема, а у тебя есть какие-то материалы, ты что-то откопал, а не придумал, то, будь добр, зарегистрируй, получи подпись и присылай ко мне, а я уже буду смотреть-разбираться с тем, что получил. Потому что это мои прямые обязанности.
Вот на примере той телеграммы, которую прислали из Ташкента. Там по-разному могло быть. Но в итоге товарищ Кошелев должен был кому-то объяснить, что там происходит такое, что целый секретарь обкома на ушах стоит. Но люди нашли выход из положения. Простой, понятный. «Что они там пели?» Надежда Борисова подшивала, согласовывала: «Вот что они спели. Вот, все было согласовано». - «А почему так получилось?» - «Сами удивляемся». - «Так, и что теперь делать?» - «Ну давайте группу закроем». Понимаете, там работали люди, которые дружили с головой. И что они делали - курировал, вели объект или по-своему защищали? Тут могут разные мнения.
- Смешно сейчас читать, как Борис Гребенщиков рассказывает, что возле его дома два года (!) стояла черная «волга», из которой за ним велось наблюдение. Или интервью Джоанны Стингрей, которая описывает, как за ней и ее друзьми-рокерами топал «хвост». В ленинградской наружке работали профессионалы.
- Да и тем более, зачем следить? Всё было по-другому. На самом деле все было спокойней, прозаичней, а главное эффективней.
- Есть две версии создания рок-клуба. Первая: создание шло снизу, по инициативе самих музыкантов, а КГБ потом только взял его под контроль. Вторая: рок-клуб изначально создавался по задумке КГБ как своеобразная резервация, место, где за рокерами можно надежно присматривать.
- Я полагаю, что еще до создания рок-клуба сама среда существовала - были музыканты, были группы, которые сидели по подвалам, по квартирам. И если говорить о «конторе», то какая-то ее работа по этой среде была. И если точка концентрации… не знаю, у кого возникла идея - в «конторе», в партийных органах, типа «давайте сделаем». Или сама ситуация подошла к тому, что они начали кучковаться.
В общем, кто был первым - неизвестно. От чего возникла точка кристаллизации - я не знаю. Но безусловно в тот момент, когда процесс пошел или кем-то был инициирован, уже началось: «давайте их соберем». Извините, но эту мысль надо было закинуть в саму среду музыкантов. Было принято решение им не мешать. У них самих накопилась критическая масса, они сами готовы куда-то идти, куда-то писать, что-то согласовывать. Они уже набрали критическую массу. Суть в этом, а не в том, кто первый придумал.
- Пятое управление было создано в 1967 году. В его составе был 13-й отдел - Отдел по борьбе с радикальными организациями и явлениями (молодежные профашистские объединения, мистические, оккультные компании, карточные притоны; организации панков, рокеров и другие им подобные). То есть работа «по молодежи» началась задолго до создания рок-клуба.
- Задача была контролировать процесс в любой среде. И в этой - в том числе. Если отойти от музыкальной линии, у определенной части молодежи были фашистские, националистические настроения. Их надо было держать под контролем? Надо. Сама линия как таковая не родилась с возникновением рок-клуба. Если на этом фоне возникали какие-то яркие личности и движения, набирающие популярность, естественно, это не могло не обратить на себя внимание, и это надо было контролировать.
- Вел «пятую линию» на уровне замначальника не генерал Калугин, а генерал Блеер?
- Естественно, Блеер.
- Если милицию на рок-концертах волновало пьянки-драки-наркотики, то офицера КГБ, видимо, политические тексты?
- Я знал эту милицию, но важнее, что милиция знала меня. Чтобы они без меня чего-нибудь не натворили. Наркотики по тем временам не были злободневны. Тексты - это Надежда Борисова. Она отвечала за то, чтобы концерт проходил согласно заявленному репертуару. Моя задача была в том, чтобы находить взаимопонимание с Надеждой.
- В директорской ложе перед вами тексты лежали?
- Зачем? Рядом сидела Надежда Борисова, которой я должен потенциально доверять. Или не доверять. Она внушала рокерам: «Ребята, не подводите себя: есть текст - давайте по нему петь и плясать. А то в следующий раз нас просто не пустят…». Моей идеологической работы здесь не было. Я сидел, слушал и получал удовольствие. Но я знал, что у меня есть человек, с которым я буду решать вопросы по порядку во Дворце - это директор. Еще есть милиция. Если есть вопросы по текстам - это Надежда. Не было моей задачей выслушивать, выискивать, вынюхивать. Зачем?
- Какой все-таки это был год?
- 1984-й. Или, может быть, 1983-й. Может быть, я одну весну пропустил из-за учебы.
- Создание Ленинградского рок-клуба было сделано, на мой взгляд, тонко, интеллигентно и грамотно. Потому что реально никто из рокеров не пострадал. Рок-клуб - это именно та страница истории «Большого дома», которым он должен гордиться.
- Давайте констатировать. Рок-клуб был создан Управлением. Или процесс, который уже пошел, был поддержан или допущен Управлением. И уже на базе этого процесса было принято решение, что это можно допустить, можно разрешить. Кто-то должен был взять на себя ответственность, доказать, отстоять: «Ребята, пусть будет! Потому что это будет лучше, чем без него».
- Сыну приятно, что его отец был знаком с музыкантами рок-клуба? Цоем, Кинчевым?
- Конечно, приятно. А главное, мне приятно, что он это понимает. Не попсу, а вот это… Когда едет в машине, может Цоя включить… Много времени прошло, и КГБ уже нет, и Советский Союз распался, капитализм на дворе, но у меня никогда не было и нет проблем во взаимоотношениях с людьми, с которыми я тогда работал - с директорами, доверенными лицами, агентурой. Кого-то я встречал через 10-15 лет. Говорю: «Гаврилов, Невский райотдел КГБ» - «О, помню-помню...». Моя совесть чиста. Я никогда не переступал того, чего не должен был переступать.
