Кладбище старых лодок, у поморов они назывались карбасами, место унылое и тоскливое. Находится оно за деревней, на берегу белого моря, и добраться туда не долго, по разбитой просёлочной дороге от центра деревни, где стоит единственный на всю округу магазин, минут пять, не больше. Ну хорошо, десять, если лужи или сугробы, там же такие лужи и такие сугробы, это вам не город, а самая настоящая глубинка!
С небольшого пригорка открывается вид на белую степь, это спит тревожным сном белое море, медленно вздыхая льдами и торосами, скрипит, булькает, стонет. Небо привычно низкое, серое, так и норовит опустится ещё ниже, что бы уж совсем не вмоготу дышать стало, но северный ветер знает своё дело, разгоняет тучи, вертит их, кружит, забивается колючим холодом в лёгкие, живо прогоняет хандру.
В этом году мало снега, остовы карбасов виднеются то там, то тут, а дальше, не проберёшься по сугробам, лежат несколько на вид целых лодок но сразу понятно, они уже никогда не выйдут в море. Глядя на них, на обводы и киль, всё ещё ощущается борьба с волной и гордость победы, ликование и тоска по ласковой волне.
В одну из долгих северных ночей я заглянул на этот мыс, вдали стреляли залпы северного сияния, и небосвод торжественно сиял, я как раз проходил мимо старого кладбища лодок и мне показалось, что этот карбас парит, паруса его наполнены, хоть и совсем другими ветрами, но наполнены и несут его по другим уже волнам, но всё так же за горизонт.