По осени…
Итак, остался месяц.
Полный самоедства, суеты и пустоты.
Каждый день ты откусываешь его краюху и будто убываешь сам. Я люблю понагнетать, потому просыпаю песчинки через сито памяти. А потом делаю это снова и снова.
Красота драматизма придает смысла. Она возвращает к глубокой эмоциональной жизни.
Я жалею? Только о двух вещах. О собственной воздушной нерешительности. И о том, что призывая Память, она холодно спросит, ну, чего же тебе еще надо?
А Жизнь учит и обещает: все будет иначе. Она в сотый раз доказывает, что твоя история уникальная и неизменная. Даже в осенних цветах, травяном чае, музыке, которая каждый день звучит в доме.
И ничего больше нет, кроме вереницы песен старой Мельницы, чьи цитаты шли вскользь и потерялись в сотнях групп, выгугленных MySpace.
Что это? Нашло? Осенило?
Впрочем, достаточно мило
с той лишь ремаркой,
что не наклеены марки
и письма тебе никогда не придут,
хотя все будут знать, что ты тут.
Я, кажется, наконец знаю, зачем я пишу. Я хочу услышать эхо…
Полный самоедства, суеты и пустоты.
Каждый день ты откусываешь его краюху и будто убываешь сам. Я люблю понагнетать, потому просыпаю песчинки через сито памяти. А потом делаю это снова и снова.
Красота драматизма придает смысла. Она возвращает к глубокой эмоциональной жизни.
Я жалею? Только о двух вещах. О собственной воздушной нерешительности. И о том, что призывая Память, она холодно спросит, ну, чего же тебе еще надо?
А Жизнь учит и обещает: все будет иначе. Она в сотый раз доказывает, что твоя история уникальная и неизменная. Даже в осенних цветах, травяном чае, музыке, которая каждый день звучит в доме.
И ничего больше нет, кроме вереницы песен старой Мельницы, чьи цитаты шли вскользь и потерялись в сотнях групп, выгугленных MySpace.
Что это? Нашло? Осенило?
Впрочем, достаточно мило
с той лишь ремаркой,
что не наклеены марки
и письма тебе никогда не придут,
хотя все будут знать, что ты тут.
Я, кажется, наконец знаю, зачем я пишу. Я хочу услышать эхо…