Jul 25, 2011 00:26
Вот сколько раз мне говорили: Артем, зачем ты делаешь то и это? Помогаешь кому-то, кого-то пускаешь к себе пожить, денег даешь? Вот нафига?
Это говорят всем, кто хоть как-то помогает кому-то, кроме себя. И говорящие так обычно сами ничего подобного не делают. Они очень любят, кстати, свести такую беседу к гиперболе, максимализму. А, ты вот пустил к себе пожить тетушку из Воронежа, которая хлопочет за больного мужа-ветерана. А ты отдай ей всю квартиру - пусть живет. А сам в Воронеж езжай. Ты там старушке кинул 50 рублей? А ты всю зарплату ей отдай, сам в нищете живи. И везде так - жалеешь умирающего - отдай ему почку, жалко больного ребенка, иди, бросив все, ухаживать за ним. Это очень выигрышный и хитрый прием - с одной стороны ты морально восстаешь, не имея на это права, над человеком, который предпринимает какие-то действия, поучаешь его - как жить правильно. С другой - успокаиваешь свое брюхо банальностями в духе "всем не поможешь", буквально цитируя при этом героя Достоевского Лужина - "Если мне, например, до сих пор говорили: "возлюби", и я возлюблял, то что из того выходило? - продолжал Петр Петрович, может быть с излишнею поспешностью, - выходило то, что я рвал кафтан пополам, делился с ближним, и оба мы оставались наполовину голы, по русской пословице: "Пойдешь за несколькими зайцами разом, и ни одного не достигнешь".
Действие же такой максимализм производит однозначно вредное. Человек, что-то делающий, по себе знаю, всегда сомневается - не слишком ли мало он делает? И многие, убежденные лужинской логикой, вообще перестают помогать кому-то. Это и легче для себя, в конце концов - главное морально, а не материально. Сколько ни видишь несчастных людей - тут же вступает и Лужин с половиной кафтана, и это лицемерное "всем не поможешь".
А по мне так - помогать надо, и столько, сколько сможешь. Мало того, что воспитываешь в себе что-то хорошее, но это и конкретная польза для общества, как раз вот с таких маленьких ростков, с личной ответственности и начинается то самое гражданское общество, о котором у нас говорят уже двадцать лет.