(no subject)
Казалось бы, неважно изначально, а тут вышло, что и важно, и даже важнее остального. До неприличного стало печально.
Идёшь-бредёшь, начинаешь каждое утро жить заново как после амнезии, и все звонки какие-то пустые и хочется попросить всех не звонить сюда больше, потому что они занимают телефон пока, то всё сильнее мешают верить в наступление единственного нужного звонка. Да хотя и так его вероятность относительно второго пришествия далеко не более высока.
И смотришь и смеешься над собой и все так странно, словно происходит в кукольной пустоте, да иногда и кажется бесплотными тенями, воющими друг с другом в воображении и темноте, а по правде так ничего и нет, потому что никогда и не было.
И стоишь и маешься, словно со стороны себе до слез сочувствуя, и тянешься нежно даже помочь. Но рука, протянутая к себе растворяется в пустоте, гордо помощи не принимающей от зеркального отражения самого себя всеми бичами карающего.
И стоишь сквозь зеркало взглядывая до предела внимательно, там страдает кто-то по всем правилам и обстоятельно, как написано в светском кодексе, от которого дыбом волосы и еще некоторые травятся. А ему повезло, оно только мается. С чем его поздравляешь, с горечью ухмыляешься, да, наверно, точно дурью, чем же еще можно столько маяться. :) Откуда взялись рифмы полусозвучные, ритм придурошный, то стучит, то стучит, в началах и оконцовках, на внезапных остановках, будто плачешь неумело, захлебнувшись на полдороге и завыв внезапно, горько и околело
Есть какой-то странный заразный ген, ему только страдать помогать не лень, а как счастье какое, так сразу в сомнение и сам оттолкнешь его первым. То ли психическое, то ли черт его знает, карма, но зато я знаю, как это будет завтра. Дострадав до конца и дав зеркалу пощечину отрезвления, сдерну хитиновый панцирь смешного мучения, перетопчу с мерзким хрустом и скажу довольно, норма выполнена, я покидаю пустынь, дайте же и счастья, сколько там осталось добыть в моей власти.
Дальше что будет нельзя контурировать, все разрушается с первым эскизом, импровизируем, импровизируем, чувствуем себя глупым Парисом, или кем там угодно, лишь бы только от сердца, и про зеркало надо забыть, а самое лучшее - черной тряпкой его на время прикрыть. Или разбить, впрочем, дурная примета, но сейчас не об этом, главное стереть неудачный образ, себя отживший, он ведь тебе поперек дороги, словно жандарм на груди руки сложивший, оглуши его по башке и беги, а то свяжет и потащит до зеркала вновь, а ты будешь за ним связанный ковылять и сворачивать шею, рассмотреть не умея в удаляющемся окончательно горизонте свою единственную любовь.