"Бывают странные сближения..."
Выражение, кажется, Александра Сергеевича, Пушкина.
Вот уж действительно.
Мне попалась на глаза одна старая рецензия, написанная, по моему, не позднее 2001 года, для одной из бруклинских русскоязычных газет. Не уверен, что ее опубликовали, а помещаю ее, не меняя в ней ничего, именно сейчас потому, что чудно звучит именно сейчас, 20 с небольшим лет спустя...
Дважды Краснознамённый ордена Красной Звезды академический ансамбль песни и пляски Советской Армии имени А. В. Александрова. (Фото из архива).
Мирные песни и пляски Красной Армии
Заметки на полях концертной программки
Я человек мирный. Я незлобивый человек. Когда я отвертелся от советской армии, то очень радовался. Когда передавали парады с Красной площади, у меня от одного вида мерно колыхавшихся шеренг волосы на голове шевелились.
Но пойди пойми человека! Вид безоружной армии всегда вызывал у меня, вместо облегчения, презрительную жалость.
В театре Бруклинского колледжа прошел концерт ансамбля песни и пляски Красной Армии. Спешу оговориться, что это не тот Краснознаменный ансамбль песни и пляски имени Александрова, о котором мы все знаем и который все помним.
Это, сравнительно с тем, небольшой, камерный ансамбль песни и пляски, выросший, как сказано в программке, из ансамбля Сил стратегического назначения СССР, то есть ракетных войск.
Концерт прошел на славу. Зал бруклинского колледжа насчитывает, кажется, полторы тысячи мест. Почти все они были заняты. Я рассчитывал увидеть много русских, но ошибся, половина, если не больше, была американцев. Мне показалось, что концерт строился в первую очередь на них и, может быть, они не ушли разочарованными.
Во-первых американцы, я знал еше в Союзе, зритель благодарный. Они будут умиляться всякой всячине, жмуриться и хлопать.
Во-вторых, бывшие советские воины прямо начали с американского гимна, а закончили песней God Bless Amеrica, пригласив к пению весь зал. Зал, которым дирижировал худрук ансамбля, сладчайший русский полковник Анатолий Бажалкин, пропел довольно слаженно.
После исполнения американские старички и старушки переглядывались и улыбались. Я не мог отделаться от ощущения, что попал на детский утренник. Для полного сходства не хватало только мамаш, со зверскими лицами волокущих маленьким певцам охапками цветы.
Но нет! Это был ансамбль Красной Армии, кранознаменной и краснозвездной армии. Иные русские, уходя, подобно мне, пожимали плечами. По обрывкам слов, я понял, что они, как и я, разочарованы и пристыжены. Вместо грозных вояк, певцов великой армии мира, перед нами вывели паинек.
Пляски вносили некоторое разнообразие и были забубеннее песен, но и им не хватало зажигательности. Кажется, главный мыслью, до навязчивости даже, у руководителя ансамбля было не напугать американцев, показать им свою благовоспитанность. "Мы, мол, перековались, поведение свое пересмотрели и теперь понимаем не хуже вашего, что значит цивилизация".
Это было роковое решение. Пусть армия России стала мирной. Но пусть ансамбль Красной Армии, в котором имя так много значит, и на который идут во многом из-за старого, поддерживает тот давний блеск и гром.
Тем более, что в погоне за благовоспитанностью, за приличиями, ансамбль совсем уже утратил чувство художественной правды. Оттого каждая пляска была не до конца отплясана, и каждая миниатюра не доиграна, каждая песня - не спета как надо.
Вот, например, хор берется исполнять "Очи черные". Мелодия, слова - все на месте. Но все так ровно и гладенько, что под конец я не понимаю, куда девался надрыв и безысходность певца, где знаменитое, с захлебом: "в-в-в-вы сгубил-л-ли меня, очи черные!" Потом выходит солист и поет "Дубинушку", и хор подхватывает, и опять-таки все выводят чисто и славно, но под конец мне кажется, что песня была не про русскую Дубину, а про прогулочную трость и... даже без набалдашника.
Не подумайте только, что я сомневаюсь в возможностях мирных певцов и чинных плясуний из этого хора песни и пляски. Этого я не говорю. Просто у них не было намерения ошеломить и разорвать мне сердце.
Я шел на концерт, собираясь с духом, ибо почти наверняка знал, что они меня потрясут и затронут во мне такие струны, что я еще долго буду успокаивать расходившиеся нервы. А ушел, пожимая плечами и криво улыбаясь.
Может быть я когда-нибудь одумаюсь, и вид безоружной армии перестанет вызывать у меня презрение и жалость. Но я так и умру, не веря, что есть середина у русской тоски и русского веселья.