Вспомнили......
Вот и ещё одно имя всплыло,Треппер.Там ,среди них много таких было-и Гуревич ,и Радо,и Черняк и др.-с очень говорящими фамилиями.Ирония судьбы-этих -которые были на этой стороне иногда вспоминают-а тех?Вон Мильх хотя бы-тоже ведь патриот был.......Вспомнился спор Солонина и Шнеера-Солонин сказал,что НКВД И гестапо -близнецы -братья----так Шнеер так возмутился.....но по сути то......Ну и возвращаясь к Трепперу--умер на родной земле..........всё таки........................................................................................................................................................................................................................................................................................................Фото: Википедия
Жертва истории
АВТОР:
ЮРИЙ КРАМЕР
I
21 ФЕВРАЛЯ 2024
23:57
Его жизнь была похожа на авантюрный роман: он родился в Австро-Венгрии, в 17 лет переехал в Польшу, увлекся левыми сионистскими идеями, вступил в "Ха-шомер ха-цаир" (левая всемирная молодежная сионистская организация), репатриировался в Палестину, где стал секретарем секции Коммунистической партии в Хайфе. Как мог, боролся с британской администрацией, за что неоднократно подвергался арестам и, в конце концов, был выслан во Францию, где его заметили местные коммунисты и взяла на работу выходившая в Париже газета на идишe "Дэр моргн" ("Утро").
В 1932 г. он прилетел в Москву, работал в Коминтерне, затем в иностранном отделе ГУГБ НКВД (внешняя разведка), был командирован за границу, создал там обширную разведывательную сеть. После войны вернулся в Советский Союз, где был обвинен в связях с "врагом народа" - одним из организаторов и руководителей военной разведки Берзиным, расстрелянным в 1938 г.
Из 15 назначенных ему лет отсидел семь, в конце 1950-х обратился к властям за разрешением переехать в Польшу, там возглавил культурно-просветительскую организацию польских евреев. После антиеврейской кампании, развязанной первым секретарем ПОРП Гомулкой, решил эмигрировать, но разрешения не получил. И только благодаря протестам "Комитетов Треппера", созданныx во многих европейских странах, власти пошли на уступки и отпустили бывшего советского разведчика в Лондон, откуда он беспрепятственно уехал в Израиль. Где затем жил и ушел из жизни зимой 1982 года.
Выбор пути
Будущий руководитель советской разведывательной сети, получившей кодовое название "Красная капелла", родился 23 февраля 1904 г. в небольшом городке Новы-Тарг, в те годы входившем в состав Австро-Венгрии.
В империи считалось, что германизированные фамилии помогают евреям быстрее адаптироваться среди местного населения, и потому семья носила фамилию Треппер. Сына назвали тоже на немецкий манер - Леопольдом.
В годы Первой мировой войны власти организовали эвакуацию еврейского населения в направлении Вены. Вместе с остальными уехали и Трепперы.
Война унесла обоих братьев, затем умер отец, и в 1921 г. подросток переехал в Польшу, где попробовал писать для газет. У него получилось, но на этом он не остановился - ощущая себя прежде всего евреем, примкнул к еврейскому молодежному движению, исповедовавшему левые идеи. Леопольду эти идеи нравились: какой еврейский юноша в те годы не мечтал о справедливом устройстве еврейского мира?
А пока он мыкался в поисках работы: к евреям предъявляли особые требования, и постоянное место найти было нелегко. Поэтому всё свободное время он отдавал политической борьбе - проводил собрания, участвовал в демонстрациях, писал и распространял листовки. За что после подавления Краковского восстания рабочих угодил в "черные списки" неблагонадежных, которых благонадежные хозяева брать на работу - любую - опасались.
Необходимо было делать выбор - либо переходить на нелегальное положение в Польше, либо уехать в Палестину, где можно было строить социалистическое общество без "еврейских проблем". В 1924 г. он выехал в Палестину, в которой прожил пять лет. Вступил в Гистадрут, в Хайфе его выбрали секретарем секции Коммунистической партии, он отчаянно боролся с британской администрацией, за что неоднократно подвергался полицейским преследованиям, заканчивавшимся, как правило, арестами. Построить то, что в принципе построить невозможно, не удалось.
Всем сердцем - большевик (прямая речь)
Убежденный в том, что иудаизм выражается не столько в религиозной принадлежности, сколько… в самом существовании национального меньшинства, тесно сплоченного столетиями преследований и страданий, имеющего собственный язык, культуру и традиции, я примкнул к еврейскому молодежному движению "Ха-шомер ха-цаир"… Организация считала, что она формирует людей нового типа, которые, отрешившись от мелкобуржуазного образа жизни, заживут друг с другом по-братски… 22 июля 1918 г. в галицийском городе Тарнове состоялся наш первый съезд… На повестке дня стоял основополагающий вопрос: как решить еврейскую национальную проблему?.. Никаких решений съезд не принял, если не считать того, что меня назначили руководителем городской организации в Новы-Тарге. На втором съезде, состоявшемся во Львове в 1920 г., меня избрали в состав национального руководства…
В апреле 1924 г., имея на руках вполне приличный паспорт, в составе группы из пятнадцати человек, которым, как и мне, было примерно по двадцать лет, я отправился в Палестину.
Начиная с 1917 г. мои взоры были прикованы к этому грандиозному и ослеплявшему меня сиянию на Востоке. Октябрьская революция, резко изменив ход истории, открыла новую эру - эру всемирной революции. Будучи уже давно всем сердцем большевиком из-за еврейского вопроса, в партию я вступил не сразу. Но теперь, убежденный, что только социализм избавит евреев от их тысячелетнего угнетения, я буквально ринулся в бой. И мне думалось, что в результате всех этих бурных перемен, которые я считал неминуемыми, возникнет давно уже манившее меня общество всеобщего равенства и братства. Я должен был помочь его рождению, а это было и трудно, и захватывающе. Я отринул идеалистическую и наивную мораль, решив всецело включиться в подлинную историю. Какая может быть у человека личная свобода, если он не изменит весь мир?!..
Большая игра
В конце концов, в 1929 г., когда британским властям деятельность неугомонного Леопольда Треппера надоела, по распоряжению английского губернатора он был выслан из Палестины во Францию, где стал одним из активистов еврейской секции организации "Иностранная рабочая сила", редактировал еженедельник на идише "Дер моргн", наладил контакты с советской шпионской сетью, но после ее разоблачения был вынужден в 1932 г. выехать в Советский Союз.
В Москве окончил факультет журналистики коминтерновского Университета национальных меньшинств Запада, после чего получил распределение на работу в отдел международных связей Коминтерна, одновременно его взяли на работу в газету "Дер эмес" ("Правда"), а через год он был направлен в иностранный отдел ГУГБ НКВД. Но долго в красной столице не задержался - через несколько лет после встречи с Берзиным был командирован в Европу (один из создателей и руководителей советской военной разведки хорошо понимал тогдашнюю обстановку и считал, что необходимо "накрыть" важную часть света советским разведывательным колпаком), выполняя задания управления.
Прибыв в Брюссель, стал готовить условия для создания агентурной сети в странах Западной Европы. Но сначала необходимо было легализоваться. В Москве его снабдили паспортом на имя канадского бизнесмена Адама Миклера. Бельгийские власти не препятствовали созданию фирмы по производству плащей. Но на этом "канадец" останавливаться не стал: он открыл отделения в соседних странах. Когда сеть была создана - в основном из друзей по работе в Бельгии, Франции, Нидерландах и Палестине, к которым вскоре присоединились прибывшие из Советского Союза офицеры военной разведки Михаил Макаров и Анатолий Гуревич, - Треппер с другим поддельным паспортом на имя Жана Жильбера перебрался в Париж и уже оттуда руководил своими агентами, для прикрытия создав торговую фирму "Симекс". "Бизнесмен" сумел войти в контакт с германскими оккупационными властями и, получая ценную политическую и военную информацию, постоянно сообщал в Центр, что Германия готовится напасть на Советский Союз. Но шифровки Треппера из Франции, как и сообщения Зорге из Японии, игнорировали на самом верху: Сталин не верил, что Гитлер решится напасть на ССCP.
В Европе во время Второй мировой войны действовали самостоятельные группы Сопротивления, которым гестапо в своих документах присвоило имя "Красная капелла". Летом 1941 г. германская контрразведка перехватила радиограммы, посылаемые в Москву. Это стало началом конца групп, входивших в европейскую сеть.
Треппера и его помощника, польского еврея-коммуниста Гилеля Каца, арестовали осенью 1942 г. - не выдержав пыток, их выдала жена одного из подпольщиков, о чем начальник парижского гестапо Карл Геринг немедленно доложил Гиммлеру.
"Большого шефа", как называла Треппера гитлеровская контрразведка, решили перевербовать, чтобы затеять радиоигру (операция получила название "Большая игра") - под контролем Леопольд должен был передавать в Центр ложную информацию. Он согласился, но Москву не предал. В июне 1943 г. через своего связника во французской Компартии сообщил, что передатчики бельгийских и французских резидентур работают под контролем немцев. И тогда уже сам Центр начал вести свою радиоигру с немцами. В сентябре во время посещения аптеки, расположенной неподалеку от железнодорожного вокзала Сен-Лазар, Треппер сбежал: условия заключения были довольно мягкими, ему разрешили в сопровождении охранников совершать ежедневные прогулки и ходить в город за предметами первой необходимости. Немцы начали большую охоту. Но подполье оказалось сильнее гестапо: французские коммунисты помогли Трепперу найти убежище и, как только выдалась возможность, переправили его на юг Франции, где он воевал в рядах Сопротивления.
Узник Лубянки
В августе 1944 г. пришла шифровка из Центра - его просили прибыть в Москву. В Москве его встретили люди из НКВД, отвезли на тайную квартиру и предложили написать отчет о деятельности "Красной капеллы". Он написал, после чего его, ничего не объясняя, не предъявляя никаких обвинений, перевели в тюрьму на Лубянке.
Треппера не пытали, если не считать пыткой долгие утомительные допросы, где его обвиняли в принадлежности к старым большевикам, в связях с "врагом народа" Берзиным и предлагали признаться в "преступлениях против Советского Союза". Убежденный коммунист мотал головой, все обвинения отвергал и на все вопросы отвечал "нет".
Однажды его допрашивал сам министр государственной безопасности Абакумов: из Лубянки арестованного доставили в Наркомат госбезопасности, где, как вспоминал Треппер, генерал-полковника больше всего интересовал вопрос, почему в его разведывательной сети было так много евреев (участниками "Красной капеллы" были товарищи Треппера по городской тель-авивской коммуне Гилель Кац, Зофья Познанска, Лео Гроссфогель, Иехезкель Шрайбер). Он ответил: "В ней, товарищ генерал, находились борцы, представляющие тринадцать национальностей; для евреев не требовалось особое разрешение, и они не были ограничены процентной нормой. Единственным мерилом при отборе людей была их решимость бороться с нацизмом до последнего. Бельгийцы, французы, русские, украинцы, немцы, евреи, испанцы, голландцы, швейцарцы, скандинавы… работали сообща. У меня было полное доверие к моим еврейским друзьям, которые мне были знакомы давным-давно. Я знал - они никогда не станут предателями. Евреи… ведут двойную борьбу: против нацизма, а также против истребления своего народа".
Особое совещание при НКВД (так называемая "тройка") вынесло свой приговор 19 июня 1947 г.: 15 лет "строгой изоляции". Но осужденный сдаваться не собирался, написал жалобу, был вызван к помощнику прокурора, заявил ему о несправедливости приговора, тот посоветовал обратиться в вышестоящие инстанции. По существующим в то время законам можно было писать хоть генеральному прокурору, хоть в ЦК, хоть самому "богу" (Сталину). Треппер написал генпрокурору СССР, жалобу рассмотрели, проявили "социалистическую гуманность" и… сократили срок с 15 до 10 лет.
Если бы "кремлевский горец" не сошел со своих "зияющих высот" в ад (если таковой существует), Треппер бы отсидел, как говорится, от звонка до звонка. Но смерти подвержены все, даже диктаторы и тираны, и через год после ухода Сталина, в мае 1954 г., дело было пересмотрено военной коллегией Верховного суда СССР, которая вынесла решение об освобождении Треппера "за отсутствием состава преступления".
В сердце Москвы (прямая речь)
Во всём мире слово "Лубянка" являлось символом террора НКВД. В самом сердце Москвы стоит здание, где разместилось Министерство государственной безопасности. В его середине была устроена тюрьма, предназначенная для нескольких сотен "избранных гостей"…
Я в зале ожидания… Внезапно меня одолевает прилив какой-то небывалой усталости... Я инертен, беспомощен, неспособен реагировать на что-либо. Такое впечатление, будто мой мозг испаряется, больше не функционирует, ничего не регистрирует. Дотрагиваюсь до головы, ощупываю руки. Да, это я, это в самом деле я - заключенный на Лубянке.
Звук открывающейся двери вырывает меня из этого полубессознательного состояния. Я слышу голос: "Почему не раздеваетесь?". Я понимаю, что офицер в белом халате обращается ко мне, и отвечаю: "А почему я должен раздеваться, я не вижу кровати" - "Раздевайтесь и не задавайте вопросов".
Я подчиняюсь и совершенно голый жду. Дверь снова открывается, и ко мне входят двое мужчин, тоже в белых халатах. На протяжении часа они с чрезвычайной тщательностью осматривают мою одежду и складывают в кучу содержимое моих карманов. Наконец они покончили с этим, и один из них негромко командует: "Встать!"
Он начинает обследовать меня с головы до пят. Будь у него еще и стетоскоп, я подумал бы, что подвергаюсь осмотру врача. Он проверяет мои волосы, уши, заставляет открыть рот, высунуть язык. Подробно ощупывает меня, приказывает поднять руки: "Повернитесь! (Я подчиняюсь.) Возьмите свои ягодицы в руки и раздвиньте их. Шире, шире…". Он наклоняется к моему заду. Я взбешен. "Вы потеряли там что-нибудь?" - невольно вырывается у меня. - "Не провоцируйте, иначе будете потом раскаиваться. Теперь можете снова одеться"…
Я вхожу в камеру, где стоят две койки… "Вот ваша койка. Раздевайтесь и ложитесь!" Я выполняю указание, но уснуть никак не могу. Каждые три минуты открывается смотровой глазок, и в нем появляется бдительное око надзирателя…
Вот и утро. Через "кормушку" чья-то рука протягивает мне завтрак: стакан с черноватой жидкостью, которая, пока ты не пригубил ее, напоминает кофе, немного сахару и ломоть хлеба. Голос за дверью предупреждает: "Хлеб на весь день". Я набираю в рот кофе, но проглотить его не могу. Откусываю хлеб, мягкий и вязкий, как пластилин. Но мне всё безразлично, я как бы воспарил над всем этим…
Отказник
В обновляющейся советской жизни он себя не нашел и решил заняться положением евреев. В заключении до него доходили слухи и об аресте членов Еврейского антифашистского комитета, и о расстреле 13 обвиняемых по делу, и о том, что Сталин хотел ограничить число евреев в государственных учреждениях. После смерти генсека антисемитизм не исчез, Треппер написал пришедшему к власти Хрущеву несколько записок, но разоблачителю культа личности (как он его понимал) было не до того, все попытки Треппера разбивались в прах, и тогда он решил уехать в Польшу, где прошли его молодые годы.
Москву он покинул в 1957 г. В Варшаве занялся еврейской просветительской деятельностью - до 1967 г. в Польше с этим дела обстояли лучше, чем в Советском Союзе. Но после Шестидневной войны по всей стране развернулась антисемитская кампания, враждебное отношение к Израилю и сионизму переросло в открытую враждебность к польским евреям. Первый секретарь Польской объединенной рабочей партии Гомулка в своих речах заявлял, что евреи - это "пятая колонна", а евреи, которым Израиль дороже, чем Польша, должны покинуть страну. Треппер вспоминал: "Становилось всё яснее, что правительство просто-напросто хочет покончить с нашей общиной". И тогда он принял единственно возможное для себя решение - уехать. Весной 1968 г. отказался от поста председателя Культурного союза польских евреев, в августе 1970 г. обратился к властям с просьбой разрешить эмигрировать в Израиль. Отказ пришел через полгода -в марте 1971-го.
Шесть раз он писал министру внутренних дел, пять раз - первому секретарю ПОРП и шесть раз - другим секретарям Центрального комитета. Всё было безрезультатно. Но бывший советский разведчик, боровшийся в годы войны с фашистами, не сдавался и об очередном отказе извещал своих друзей, которые создали "трепперовские комитеты" во Франции, Англии, Дании, Голландии и Швейцарии.
Треппер вспоминал: "Далекий от борьбы, разыгравшейся из-за меня, я жил в Варшаве в полном уединении. Начиная с 23 января 1973 г. я находился „под охраной“ и был в уникальном положении заключенного в своей собственной квартире. Впрочем, мне официально сообщили, что я никоим образом не состою под контролем полиции и что принимаемые в отношении меня меры служат исключительно делу „моей безопасности“…
В сентябре 1973 г. я тяжело заболел. После телефонного разговора с Жилем Перро (адвокат, журналист, писатель. - Ю. К.)… я обратился в Центральный комитет ПОРП с письмом, которое переслал также и агентствам печати: „Если в течение четырнадцати дней не произойдут перемены, я начну голодовку, которая прекратится только с моим выездом из Польши или с моей смертью. Своим самоубийством я совершу акт человечности по отношению к моей семье, которую мое положение… ввергло в горе. Моя жена и мои дети имеют право жить нормальной жизнью, а не в сплошном аду. Я живу как заключенный. Но я покину эту тюрьму так или иначе".
Через несколько дней ему сообщили, что он может выехать в Лондон на лечение. Он выехал и уже из Англии вылетел в Израиль, где и умер 19 января 1982 г.
Жертва истории (прямая речь)
…Я принадлежу к поколению, ставшему жертвой мировой истории. Люди, которые в ходе октябрьских боев присягнули коммунизму, которых понес вперед сильный ветер революции, не могли даже подозревать, что спустя десятилетия от Ленина не оставят ничего, кроме его забальзамированного тела на Красной площади. Революция выродилась, и мы присутствовали при этом.
Через полстолетия после штурма Зимнего дворца, после всех "отклонений", после преследований евреев, после того как Восточная Европа была "приведена в норму" этой насильственной системой, кое-кто еще решается толковать о социализме!
Но разве этого мы хотели? Разве стоило бороться ради такого извращения идеи? Разве мы не принесли свою жизнь в жертву поискам какого-то нового мира?..
Мы хотели изменить человека и потерпели неудачу. Этот век породил два чудовища - фашизм и сталинизм, и наш идеал потонул в этом апокалипсисе. Абсолютная идея, придававшая особый смысл нашей жизни, обрела черты, исказившие ее до неузнаваемости...
Я не жалею о выборе, сделанном мною в двадцатилетнем возрасте, не жалею о путях, по которым шел. Осенью 1973 г. в Дании в ходе политического собрания какой-то молодой человек спросил меня: "Разве вы не пожертвовали своей жизнью впустую?" Я ответил: "Нет". Нет, не зря, но при одном условии: чтобы люди извлекли урок из моей жизни коммуниста и революционера… Я знаю - молодежь добьется успеха там, где мы потерпели неудачу, знаю, что социализм восторжествует и что он не будет окрашен в цвета русских танков, введенных в Прагу.
Р.S. Социализм ни советской модели, ни чешской - "с человеческим лицом" - не восторжествовал. Но даже в конце жизни, признав себя и свое поколение жертвой истории, Треппер остался верен своему выбору. Так и не поняв, что выбор был неверен.
https://www.9tv.co.il/item/68726