...And now I'll dance into the sun...
Ветер здесь дует по расписанию. Настолько точному, что вполне заменяет часы. Для наблюдательных, конечно. Большинству корпоративных служащих нет дела до ветра: они воспринимают его как данность, и, возможно, даже не знают этого слова. У них свой мир и свои заботы. Прибыть на деловую встречу вовремя важнее, чем очередной труп у знакомой забегаловки, а вовремя сдать квартальный отчет - то, ради чего можно и не спать пару ночей, и пробежать сквозь перестрелку двух (или больше?) «вольных дельцов», выясняющих, кому принадлежит переулок. Корпоратам нет дела до ветра. Ветру нет дела до корпоратов.
В то время, которое здесь по старой привычке принято считать ранним утром - еще до того, как улицы наполняются спешащими в пластиковые гнездилища надежными гражданами Хайла Хьярне - ветер дует от верхней части левой стены книзу правой. Внешних стен, конечно. У левой стены ветер горячий, настолько, что тяжело терпеть руке. К итогу своего путешествия он остывает. По пути он подхватывает заводские запахи. Поэтому раннее утро здесь пахнет разными сортами пластика, резиной и химическими реактивами. Но этот ветер знают только немногие рабочие, возвращающиеся с ночных смен и еще я.
Чуть позже - примерно за полчаса до регламентированного начала рабочего дня в большинстве крупных и мелких корпораций - ветер меняется. Теперь он идет ниже, от передней внешней стены к задней - условное деление, но уж какое есть. Он не спеша движется по улицам, не стремясь обогнать торопливых корпоратов, но все равно оставаясь на один шаг впереди любого из них. Его не оштрафуют за опоздание, поэтому он то лениво увлекает за собой запах синткаффа из уличного лотка, то стащит аромат выпечки из дешевой булочной - неплохой, кстати.
Когда у пленников стабильного дохода начинается самая пора для пустых обсуждений и плотных обедов, ветер снова меняется. Теперь он дует сверху, из вентиляционных шахт, технических люков и просто из щелей. Этот ветер несет межуровневую пыль и тонкий горький запах плесени, изредка подхватывая влагу протечек, вонь голубиных гнезд и медь. Впрочем, вряд ли многие способны различить их. Это самый долгий ветер, он длится с середины дня - я все еще о рабочих днях - и до вечера, когда везунчики-корпораты расходятся по клубам, а неудачливые рабочие ночной смены выдвигаются к станкам, перегонным установкам и другим легальным и полезным наручникам.
Вечерний ветер вьется от правой стены к левой. Он сильнее всех остальных, и несется мимо свалок и заброшенных заводов к обжитой части уровня, подхватывая перелетный мусор: пакеты, бесполезные уже куски пластика, чешую. Мусор сбивается в стаи, возглавляемые когда голубиным пером, а когда - бывшим плащом корпората, который после него успели поносить еще двое-трое, и несется к левой стене, оседая на крышах и улицах и давая работу уборщикам.
Ночь - пора ветра, дующего от задней стены к передней. Это холодный ветер, межуровневый, как и дневной. Я часто встречаю его на крыше одной из высоток «Ахья-тек», и как я забираюсь туда мимо их службы безопасности - моя самая большая тайна. Ночной ветер игрив. Он раскидывает мусор, подаренный ему предшественником, свивает вихри из пыли на улицах - сперва полных народу, затем пустых. С прохожими он тоже заигрывает, хватая их за полы курток и пиджаков. Но мало кто включается в его затеи. Иногда я думаю, лучше бы этому ветру быть утренним или дневным - он бы играл с детьми, теребил бы подростков из тех, что мечтают вступить в какую-нибудь банду, но ограничиваются болтовней в Сети. Тогда я сам развлекаю этот ветер - танцую с ним на крыше. Как нас еще не поймали? Это моя вторая самая большая тайна.
А третья - в том, что порой я мечтаю о том, чтобы освободить эти ветра от регламента, навязанного им техническими службами. Отпустить их на волю. Пусть дуют когда и как хотят, встретятся друг с другом. Дерутся, мирятся, снова дерутся, как разыгравшиеся крысята на свалке. Пусть устроят вихрь, сметающий крыши и корпоратов, носят их по воздуху, играют ими, как вечерний ветер - мусором. Пусть этот ураган снесет корпоративные высотки.
Только высотки до сих пор стоят, рассекая любой из ветров. Но это пока. Я уже почти знаю, как освободить ветер Хайла Хьярне. Почти. Знаю.
В то время, которое здесь по старой привычке принято считать ранним утром - еще до того, как улицы наполняются спешащими в пластиковые гнездилища надежными гражданами Хайла Хьярне - ветер дует от верхней части левой стены книзу правой. Внешних стен, конечно. У левой стены ветер горячий, настолько, что тяжело терпеть руке. К итогу своего путешествия он остывает. По пути он подхватывает заводские запахи. Поэтому раннее утро здесь пахнет разными сортами пластика, резиной и химическими реактивами. Но этот ветер знают только немногие рабочие, возвращающиеся с ночных смен и еще я.
Чуть позже - примерно за полчаса до регламентированного начала рабочего дня в большинстве крупных и мелких корпораций - ветер меняется. Теперь он идет ниже, от передней внешней стены к задней - условное деление, но уж какое есть. Он не спеша движется по улицам, не стремясь обогнать торопливых корпоратов, но все равно оставаясь на один шаг впереди любого из них. Его не оштрафуют за опоздание, поэтому он то лениво увлекает за собой запах синткаффа из уличного лотка, то стащит аромат выпечки из дешевой булочной - неплохой, кстати.
Когда у пленников стабильного дохода начинается самая пора для пустых обсуждений и плотных обедов, ветер снова меняется. Теперь он дует сверху, из вентиляционных шахт, технических люков и просто из щелей. Этот ветер несет межуровневую пыль и тонкий горький запах плесени, изредка подхватывая влагу протечек, вонь голубиных гнезд и медь. Впрочем, вряд ли многие способны различить их. Это самый долгий ветер, он длится с середины дня - я все еще о рабочих днях - и до вечера, когда везунчики-корпораты расходятся по клубам, а неудачливые рабочие ночной смены выдвигаются к станкам, перегонным установкам и другим легальным и полезным наручникам.
Вечерний ветер вьется от правой стены к левой. Он сильнее всех остальных, и несется мимо свалок и заброшенных заводов к обжитой части уровня, подхватывая перелетный мусор: пакеты, бесполезные уже куски пластика, чешую. Мусор сбивается в стаи, возглавляемые когда голубиным пером, а когда - бывшим плащом корпората, который после него успели поносить еще двое-трое, и несется к левой стене, оседая на крышах и улицах и давая работу уборщикам.
Ночь - пора ветра, дующего от задней стены к передней. Это холодный ветер, межуровневый, как и дневной. Я часто встречаю его на крыше одной из высоток «Ахья-тек», и как я забираюсь туда мимо их службы безопасности - моя самая большая тайна. Ночной ветер игрив. Он раскидывает мусор, подаренный ему предшественником, свивает вихри из пыли на улицах - сперва полных народу, затем пустых. С прохожими он тоже заигрывает, хватая их за полы курток и пиджаков. Но мало кто включается в его затеи. Иногда я думаю, лучше бы этому ветру быть утренним или дневным - он бы играл с детьми, теребил бы подростков из тех, что мечтают вступить в какую-нибудь банду, но ограничиваются болтовней в Сети. Тогда я сам развлекаю этот ветер - танцую с ним на крыше. Как нас еще не поймали? Это моя вторая самая большая тайна.
А третья - в том, что порой я мечтаю о том, чтобы освободить эти ветра от регламента, навязанного им техническими службами. Отпустить их на волю. Пусть дуют когда и как хотят, встретятся друг с другом. Дерутся, мирятся, снова дерутся, как разыгравшиеся крысята на свалке. Пусть устроят вихрь, сметающий крыши и корпоратов, носят их по воздуху, играют ими, как вечерний ветер - мусором. Пусть этот ураган снесет корпоративные высотки.
Только высотки до сих пор стоят, рассекая любой из ветров. Но это пока. Я уже почти знаю, как освободить ветер Хайла Хьярне. Почти. Знаю.