РАХИЛЬ. УЧЕНИЦА.
Я часто размышляю над тем, был ли Иисус человеком из плоти и крови, как мы сами, бестелесной мыслью в нашем уме, или же идеей, посещающей воображение человека.
Нередко мне кажется, что он был видением, пригрезившимся одновременно бесчисленному количеству мужчин и женщин во сне более глубоком, чем сон, на рассвете более безмятежном, чем все рассветы.
И кажется, что рассказывая об этом видении друг другу, мы стали мнить его действительностью, которая на самом деле случилась; и, наделив её телом нашей фантазии и голосом нашего томления, мы сделали её сущностью нашей сущности.
Но поистине Он не был видением. Три года знали мы Его, и в полноте полудня созерцали Его широко открытыми глазами.
Мы касались Его рук, и следовали за Ним от одного места к другому. Мы слышали Его беседы и были свидетелями Его деяний. Думаете, мы были мыслью, ищущей пищи для размышлений, или грезой в краю грёз?
Великие события всегда кажутся внешними по отношению к нашей повседневной жизни, хотя их природа может корениться в нашей природе. И, несмотря на то, что их возникновение внезапно, и внезапен их конец, в действительности, они объемлют годы и поколения.
Иисус из Назарета Сам был Великим Событием. Этот человек, чьих отца, мать, и братьев мы знали, Сам был Чудом, свершившимся в Иудее. И даже все Его собственные чудеса, будь они сложены к Его ногам, не достали бы до высоты Его лодыжек.
И все реки всех лет не унесут наши воспоминания о Нём.
Он был горой, пылающей в ночи, но Он был и нежным сиянием за холмами. Он был бурей в небесах, но Он был и шёпотом в рассветном тумане.
Он был ливнем, ринувшимся с высот на равнины, чтобы разрушить всё на своём пути. И Он же был подобен детскому смеху.
Каждый год я ждала весны, чтобы посетить эту долину. Я ждала лилий и цикламен, но каждый раз потом моя душа печалилась внутри; ибо, как бы страстно я не желала ликовать вместе с весной, я не могла.
Но когда пришёл Иисус, Он поистине был этой самой весной, и в Нём было обещание всех грядущих лет. Он наполнил моё сердце радостью, и я, застенчивое создание, росла как фиалки в свете Его прихода.
И теперь изменчивые времена года миров, пока ещё не наших, не сотрут Его красоты из мира, в котором мы живём.
Нет, Иисус не был ни призраком, ни замыслом поэтов. Он был человеком, таким как я или вы. Но лишь в том, чтобы видеть, и прикасаться, и слышать; во всём остальном Он отличался от нас.
Он был человеком радости; и именно на пути радости встречал Он печали всех людей. И именно с высоких крыш своих печалей созерцал Он радость всех людей.
Он видел образы, которые не видели мы, и слышал голоса, которые мы не слышали; и Он говорил, словно обращаясь к невидимым толпам, и нередко Он обращался через нас к расам, ещё не рождённым.
А ещё Иисус часто бывал одинок. Он был с нами, но не одним из нас. Он был на земле, но принадлежал небу. И только в своём одиночестве можем мы посетить землю Его одиночества.
Он любил нас нежной любовью. Сердце Его было виноградным прессом. Вы и я могли подойти с чашей и испить из него.
Одного я никак не могла понять в Иисусе: Он веселился со своими слушателями; Он шутил и играл словами, и смеялся от всей души даже тогда, когда в Его глазах была отдалённость, а в голосе печаль. Но теперь я понимаю.
Я часто думаю о земле, как о женщине, беременной своим первым ребёнком. Когда родился Иисус, именно Он был первым ребёнком. И когда Он умер, Он был первым, кому предстояло умереть.
Ибо разве не показалось вам, что земля замерла в ту тёмную пятницу, а небеса вышли на битву с небесами?
И разве не почувствовали вы, когда Его лицо исчезло с наших глаз, словно мы сами были всего лишь воспоминаниями во мгле?
Перевод с англ. Deilf
Дж.К.Джебран "Иисус, сын человеческий"
Нередко мне кажется, что он был видением, пригрезившимся одновременно бесчисленному количеству мужчин и женщин во сне более глубоком, чем сон, на рассвете более безмятежном, чем все рассветы.
И кажется, что рассказывая об этом видении друг другу, мы стали мнить его действительностью, которая на самом деле случилась; и, наделив её телом нашей фантазии и голосом нашего томления, мы сделали её сущностью нашей сущности.
Но поистине Он не был видением. Три года знали мы Его, и в полноте полудня созерцали Его широко открытыми глазами.
Мы касались Его рук, и следовали за Ним от одного места к другому. Мы слышали Его беседы и были свидетелями Его деяний. Думаете, мы были мыслью, ищущей пищи для размышлений, или грезой в краю грёз?
Великие события всегда кажутся внешними по отношению к нашей повседневной жизни, хотя их природа может корениться в нашей природе. И, несмотря на то, что их возникновение внезапно, и внезапен их конец, в действительности, они объемлют годы и поколения.
Иисус из Назарета Сам был Великим Событием. Этот человек, чьих отца, мать, и братьев мы знали, Сам был Чудом, свершившимся в Иудее. И даже все Его собственные чудеса, будь они сложены к Его ногам, не достали бы до высоты Его лодыжек.
И все реки всех лет не унесут наши воспоминания о Нём.
Он был горой, пылающей в ночи, но Он был и нежным сиянием за холмами. Он был бурей в небесах, но Он был и шёпотом в рассветном тумане.
Он был ливнем, ринувшимся с высот на равнины, чтобы разрушить всё на своём пути. И Он же был подобен детскому смеху.
Каждый год я ждала весны, чтобы посетить эту долину. Я ждала лилий и цикламен, но каждый раз потом моя душа печалилась внутри; ибо, как бы страстно я не желала ликовать вместе с весной, я не могла.
Но когда пришёл Иисус, Он поистине был этой самой весной, и в Нём было обещание всех грядущих лет. Он наполнил моё сердце радостью, и я, застенчивое создание, росла как фиалки в свете Его прихода.
И теперь изменчивые времена года миров, пока ещё не наших, не сотрут Его красоты из мира, в котором мы живём.
Нет, Иисус не был ни призраком, ни замыслом поэтов. Он был человеком, таким как я или вы. Но лишь в том, чтобы видеть, и прикасаться, и слышать; во всём остальном Он отличался от нас.
Он был человеком радости; и именно на пути радости встречал Он печали всех людей. И именно с высоких крыш своих печалей созерцал Он радость всех людей.
Он видел образы, которые не видели мы, и слышал голоса, которые мы не слышали; и Он говорил, словно обращаясь к невидимым толпам, и нередко Он обращался через нас к расам, ещё не рождённым.
А ещё Иисус часто бывал одинок. Он был с нами, но не одним из нас. Он был на земле, но принадлежал небу. И только в своём одиночестве можем мы посетить землю Его одиночества.
Он любил нас нежной любовью. Сердце Его было виноградным прессом. Вы и я могли подойти с чашей и испить из него.
Одного я никак не могла понять в Иисусе: Он веселился со своими слушателями; Он шутил и играл словами, и смеялся от всей души даже тогда, когда в Его глазах была отдалённость, а в голосе печаль. Но теперь я понимаю.
Я часто думаю о земле, как о женщине, беременной своим первым ребёнком. Когда родился Иисус, именно Он был первым ребёнком. И когда Он умер, Он был первым, кому предстояло умереть.
Ибо разве не показалось вам, что земля замерла в ту тёмную пятницу, а небеса вышли на битву с небесами?
И разве не почувствовали вы, когда Его лицо исчезло с наших глаз, словно мы сами были всего лишь воспоминаниями во мгле?
Перевод с англ. Deilf
Дж.К.Джебран "Иисус, сын человеческий"