Дорогие пассажиры
Сразу же с пеленок каждое дитя, за редким исключением, окунают в водоворот социализации - детский сад. И дальше этот поезд психологических установок и социальных норм, набирая скорость, несется под откос двадцати пяти - тридцати лет. Сквозь школы, кружки, дворы, училища, университеты. В плацкартных вагонах зачастую присесть некуда от случайных прохожих. Некоторые из них задерживаются надолго и переходят кто в купе, кто в СВ, а кто и в проводники - они уже хорошо освоились в моем поезде. Из купе и СВ уходят редко. Проводники - навсегда, если повезет.
Мои пассажиры покинули массово свои купейные койки сразу же после выпускного вечера. Через два года сошли проводники. «Не повезло» - подумал я. Купейные места уже были заняты новыми людьми, которые любезно проводив стариков, тут же стали разносить чай по вагонам и проверять билеты. До станции «Защита диплома» оставалось три версты.
Вышли все, но проводники на сей раз остались. Хорошо. Очень даже. Но теперь для размещения всех пассажиров достаточно всего лишь одного вагона и, каприза ради, остался еще вагон-ресторан.
Случайных прохожих поезд долго не брал. Может быть устал. Может быть боялся - не со всяким попутчиком легко расстаться. Но все же есть предел всему, настал он и для ограничений. Буйные крайности расцвели на всю голову. Стал впускать и автостопщиков, и пьяных, и на пятьсот метров довезти.
Каждый пассажир сам себе машинист. У нег есть свой поезд, со своими попутчиками. Он идет параллельно с моим. Иногда отойдет в сторону, иногда уйдет вперед или отстанет. Если разойдутся наши поезда слишком широко, то я выскочу из его вагона, а он покинет мой. Не одновременно. Есть у меня один такой пассажир, разъехались ой как широко, сидели не раз уж у дверей на выход, но все еще вместе, все еще едем вперед параллельно.
Не так давно вошел в вагон пассажир лет тридцати. Впускают всех, разбору нет, а если есть, то уж очень непритязательный. Вошел аккуратно. Сел на свободную койку, ноги подобрал, спортивную сумку поставил себе под локоть. Огляделся, никому не мешает ли? Все больше молчал. На вопросы отвечает, да как-то односложно, треугольно - как сказал, так и легло, дальше не катится разговор. А компания в вагоне не маленькая, шумят все, шутят, игры играют. Позвали и новенького. Играл с увлечением во все, что предлагали. Глаза горят. Как наигрались все, расселись в кружок - поговорить, чайку попить. А новенького и след простыл. Видел кто? Нет, никто и не заметил, как он ушел на свою койку.
Спустя сутки прислал СМС: «Хорошо поиграли, спасибо! Позовите еще как-нибудь, буду рад)» И грустно как-то за него. Его поезд социализации уже рухнул под откос, не может «эффективно коммуницировать». Никто к нему не подсаживается. С кем ему по пути, он не может тому и слова сказать, а хочется. Хочется больше пассажиров разных, вечно молодых и пьяных, веселых и интересных. Берите всех, дорога длинная, там разберемся.
«Он не был похож на людей, которые гуляли по улицам. Они так отлично жили! Они точно знали, что им надо делать, чтобы быть счастливыми, и предавались этому занятию, так ни разу и не задумавшись.»
Мэттью Стокоу «Коровы»
Мои пассажиры покинули массово свои купейные койки сразу же после выпускного вечера. Через два года сошли проводники. «Не повезло» - подумал я. Купейные места уже были заняты новыми людьми, которые любезно проводив стариков, тут же стали разносить чай по вагонам и проверять билеты. До станции «Защита диплома» оставалось три версты.
Вышли все, но проводники на сей раз остались. Хорошо. Очень даже. Но теперь для размещения всех пассажиров достаточно всего лишь одного вагона и, каприза ради, остался еще вагон-ресторан.
Случайных прохожих поезд долго не брал. Может быть устал. Может быть боялся - не со всяким попутчиком легко расстаться. Но все же есть предел всему, настал он и для ограничений. Буйные крайности расцвели на всю голову. Стал впускать и автостопщиков, и пьяных, и на пятьсот метров довезти.
Каждый пассажир сам себе машинист. У нег есть свой поезд, со своими попутчиками. Он идет параллельно с моим. Иногда отойдет в сторону, иногда уйдет вперед или отстанет. Если разойдутся наши поезда слишком широко, то я выскочу из его вагона, а он покинет мой. Не одновременно. Есть у меня один такой пассажир, разъехались ой как широко, сидели не раз уж у дверей на выход, но все еще вместе, все еще едем вперед параллельно.
Не так давно вошел в вагон пассажир лет тридцати. Впускают всех, разбору нет, а если есть, то уж очень непритязательный. Вошел аккуратно. Сел на свободную койку, ноги подобрал, спортивную сумку поставил себе под локоть. Огляделся, никому не мешает ли? Все больше молчал. На вопросы отвечает, да как-то односложно, треугольно - как сказал, так и легло, дальше не катится разговор. А компания в вагоне не маленькая, шумят все, шутят, игры играют. Позвали и новенького. Играл с увлечением во все, что предлагали. Глаза горят. Как наигрались все, расселись в кружок - поговорить, чайку попить. А новенького и след простыл. Видел кто? Нет, никто и не заметил, как он ушел на свою койку.
Спустя сутки прислал СМС: «Хорошо поиграли, спасибо! Позовите еще как-нибудь, буду рад)» И грустно как-то за него. Его поезд социализации уже рухнул под откос, не может «эффективно коммуницировать». Никто к нему не подсаживается. С кем ему по пути, он не может тому и слова сказать, а хочется. Хочется больше пассажиров разных, вечно молодых и пьяных, веселых и интересных. Берите всех, дорога длинная, там разберемся.
«Он не был похож на людей, которые гуляли по улицам. Они так отлично жили! Они точно знали, что им надо делать, чтобы быть счастливыми, и предавались этому занятию, так ни разу и не задумавшись.»
Мэттью Стокоу «Коровы»