АДАМ
Пенять не стоит, верно, на несходство:
зад обратив потерянному раю,
холодный мир, нам отданный в господство,
ты обживаешь, я не принимаю.
Земля для человека - место ссылки.
Нам, загодя бы празднуя победу,
рвать в лоскуты да скручивать простынки,
готовя лестницу-петлю к побегу.
А мы, хоть и не схожие с тобою,
скукожившись, поднявши выше ворот,
одной бредём колючею судьбою,
себя постичь пытаясь, мир и город.
Несем созвездья, точно дно колодца,
водой спасая мрак от перегрева,
но в сердце - сердце птичье вдруг забьётся,
едва услышыт горький запах древа.
Как будто моряки в туземном храме
перед резною черною доскою,
стоим и ждём, чего не зная сами,
напитанные яблочной тоскою...
ххх
КОСТЁР
Когда душа ослеплена,
ума немого ветви мертвы,
оцепеневших лиц стена
отвека жжёт костры, как жертвы.
Вот, с преклонённою главой,
собрав хоромины сухие,
искру приносит костровой,
как приношение стихии.
И ничего не произнесть:
ведь мыслить языком Адама -
всю жизнь сухую известь есть
стены, задуманной как рама.
Мир воздвигает зеркала
оцепеневшему рассудку
и осыпается зола
в тебе, торжественно и жутко.
Но, всё-таки, огонь горит -
он не пустое отраженье,
и дыма вечное движенье
как изумлённой мысли вид!
ххх
Здесь мужество нашел Наполеон,
свою борьбу обрел другой известный,
добро и зло - последний полигон,
надсадный звон людей во сне над бездной.
Живут здесь духи - с ними говорю,
встречая полосатую зарю.
Высиживаю вечность из яиц
на острове, - во времени сей остров -
сдирая жизни прожитой коросту,
взлететь хочу, но всё на землю ниц,
хотя и той не подберешь по росту.
Тщета искать, но брякну невпопад -
здесь обитает всё - и рай и ад,
и зверь и змей, но под моей личиной.
Да здесь и не земля! И мертвечиной
ты целиком, как пламенем объят.
зад обратив потерянному раю,
холодный мир, нам отданный в господство,
ты обживаешь, я не принимаю.
Земля для человека - место ссылки.
Нам, загодя бы празднуя победу,
рвать в лоскуты да скручивать простынки,
готовя лестницу-петлю к побегу.
А мы, хоть и не схожие с тобою,
скукожившись, поднявши выше ворот,
одной бредём колючею судьбою,
себя постичь пытаясь, мир и город.
Несем созвездья, точно дно колодца,
водой спасая мрак от перегрева,
но в сердце - сердце птичье вдруг забьётся,
едва услышыт горький запах древа.
Как будто моряки в туземном храме
перед резною черною доскою,
стоим и ждём, чего не зная сами,
напитанные яблочной тоскою...
ххх
КОСТЁР
Когда душа ослеплена,
ума немого ветви мертвы,
оцепеневших лиц стена
отвека жжёт костры, как жертвы.
Вот, с преклонённою главой,
собрав хоромины сухие,
искру приносит костровой,
как приношение стихии.
И ничего не произнесть:
ведь мыслить языком Адама -
всю жизнь сухую известь есть
стены, задуманной как рама.
Мир воздвигает зеркала
оцепеневшему рассудку
и осыпается зола
в тебе, торжественно и жутко.
Но, всё-таки, огонь горит -
он не пустое отраженье,
и дыма вечное движенье
как изумлённой мысли вид!
ххх
Здесь мужество нашел Наполеон,
свою борьбу обрел другой известный,
добро и зло - последний полигон,
надсадный звон людей во сне над бездной.
Живут здесь духи - с ними говорю,
встречая полосатую зарю.
Высиживаю вечность из яиц
на острове, - во времени сей остров -
сдирая жизни прожитой коросту,
взлететь хочу, но всё на землю ниц,
хотя и той не подберешь по росту.
Тщета искать, но брякну невпопад -
здесь обитает всё - и рай и ад,
и зверь и змей, но под моей личиной.
Да здесь и не земля! И мертвечиной
ты целиком, как пламенем объят.