22.(24) Верхнее-Вислянский совхоз
22.(24) Верхнее-Вислянский совхоз
168
Верхне Вислянский совхоз находился на левом берегу р. Висляны, на возвышенном месте: с территории совхоза прекрастный (здесь и далее - орфография, и пунктуация автора) вид на реку и заречье.
В заречье круглое озеро, очень красивое, из озера протекает мало заметный ручеек; вокруг озера лес, большая часть его состоит из хвойных пород, да и территория совхоза находится кругом в лесу.
Лес постепенно сводили, производили раскорчевку пней, а потом эту площадь распахивали и засевали той или иной агрокультурой, главное овощными культурами, картофелем и капустой.
Совхоз был своего рода здравницей для заключенных. Ежегодно в него с лесоповальных л/п направляли работяг-доходяг, на довольно продолжительное время, приурачивая к уборочной компании. Во время уборки овощей люди заметно поправлялись, а потом их опять отправляли на производственные, на лесозаготовительные л/п.
В совхоз меня направили для работы в качестве агронома. Агрономическая работа меня воодушевила. Это не то, что работать на общих работах; где иногда подчиняешься не разуму человека, а физической силе.
Здесь был установлен хороший порядок, а именно:
Еже вечерне, после ужина, созывались совещания: агрономов, бригадиров, десятников, работяг.
Совещанием руководил начальник совхоза, а иногда начальник производства (заключенный).
На совещании подводились итоги дневных работ и получение заданий на следующий день.
На совещание имели право
170
Присутствовать и выступать все здесь присутствовавшие…
Причем, эти совещания на столько были интересны, что они иногда затягивались допоздна и они не были в тягость работягам.
Начальник совхоза, учитывая тяжелое положение заключенных со своей стороны всяческими мерами старался, как ни будь отвлечь работяг от их мрачных мыслей и надо сказать, что ему это удавалось.
Он сам был украинец, много знал украинских рассказов. Бывало закончим производственную часть, огласят разнарядку, а после этого он начинает вести рассказы, на те или иные украинские темы. Народу набьется полно, тут слышишь раскаты здорового смеха; пора уже идти спать а народу расходиться не хочет…
Осенью собрав с полей урожай, на меня возложили руководство по раскорчевке пней; на раскорчевке работало до 200 человек, а в зимнее время я руководил лесоповалом. Необходимо отметить, что непосредственно руководить работами заключенных, когда находишься в такой же шкуре не так легко, в особенности уркачами; частенько это сопряжено с потерей жизни…
Каждый заключенный старается работать поменьше, а пайку получить побольше.
А некоторые уркачи с довольно солидным уголовным стажем заявляют, что мол «Я в законе», т.е. он не должен работать, а его должна обрабатывать бригада, а он будет сидеть у костра ничего не делать, а пайку он должен получать самую большую.
Администрация, уполномоченный, конвой всю эту несправедливость
172
в отношении настоящих работяг видят, но со своей стороны никаких мер по их искоренению не принимают.
Однажды был такой случай, когда за счет хорошего работяги бригадир кормил уркача. Этот работяга не раз и не два обращался к бригадиру и указывал на его несправедливость, но бригадир продолжал и дальше так делать. В конце, концов работяга не вытерпел и в одно прекрасное время шли с работы, он имел в руках топор, зашел сзади бригадира, взмахнул топором и срубил голову бригадира.
Такие и ми подобные случаи были не редки.
К половине зимы, народ сильно отощал, часть бригад были целиком переведены на стационарное питание, для них не устанавливалось ни какой нормы выработки, а стол их был лучше, чем второй.
Некоторые бригады были укомплектованы исключительно из уркачей, которые совсем не хотели работать. Придут на производство и заявляют «Мы батя работать не будем». Ну чтожь будите получать штрафной котел!
Разводят костер, садятся вокруг костра и в течение рабочего дня передвигаются от костра к костру. Досидятся до того, что им уже не хочется вставать и принести дрова для костра.
Придет начальство вместе с ними посидит, покурит, расскажет несколько анекдотов и уйдет, а они продолжают сидеть…
Редкие были случаи, чтобы из, как отказников сажали в изолятор, если же когда и посадят, на двое трое суток и тем дело заканчивается…
174
На работу ходили под конвоем, конвой один человек на 25 заключенных и это в тайге…
Но вот пришло распоряжение с 1 декабря 1942 г. на работу будем ходить без конвоя, работать будем в зоне оцепления.
Первого декабря вышли к воротам, конвоя нет, дежурный по вахте нас пропустил в ворота, записав на дощечке каждую бригаду и с тем мы вышли.
Пришли на участок работ, расставили работяг, так как целесообразно, т.е. так чтобы сосед соседу не мешал и при лесоповале не мог один другого зацепить хлыстом.
А то бывало станешь расставлять бригады: ты стараешься расставить так, чтобы один другому не мешал в работе и не могли бы один другого зацепить хлыстом, а конвой старается сократить фронт работы с тем, чтобы ему хорошо было видно всех работающих, вот и идет спор между конвоем и десятником работ, частенько бывали случаи, когда на этот спор вызывались: администрация л/п и дежурный надзиратель.
За ранение или смертный исход, конвой ответственности не нес, за это отвечал руководитель работ.
В это утро расставил все бригады, после этого пошел в другой квартал, там работала хозобслуга и надо было от них принять ими заготовленный лесоматериал.
Давненько я так свободно не ходил по лесу, последний раз это было 24 апреля 1941 года.
Идешь по лесу, как свободный гражданин, дышится легко и свободно, за спиной нет конвоя с винтовкой. Ни кто не кричит тебе в спину «Голову выше, не наклоняться! Шаг в лево, шаг в право стреляю без предупреждения!»
176
Да, вот тут чувствовалось, что из себя представляет, хотя и относительная свобода. За 14 летнее мое пребывание в лагере это была моя первая и последняя свобода…
Иду лесом, кругом тишина, только где то в дали раздается эхо от падения леса. Это валят лес бригады заключенных.
Но вот где то поблизости слышен звук, что кто то как будто бы обламывает на дереве сухие сучки и веточки. Я заинтересовался и думаю, а кто это может быть?
Вскинул глаза в верх и увидел в верху маленького зверька, с пушистым хвостиком, и перепрыгивающего в верх и в низ, с ветки на ветку, с сучка на сучек. Это была маленькая белочка своей резвостью, как будто бы приветствовала меня…
Вот мол смотри несчастный человек, как я маленький зверок, пользуюсь свободой, а ты именуемый себя «царь природы» заперт в неволе и вот ты будешь сидеть в этой заперти…
Тебе дали относительную свободу и ты этому несказанно рад…
Да, действительно я был рад и несказанно рад этой относительной свободе.
Я часа полтора стоял прислонясь к елке и любовался игрой этой маленькой, веселой с пушистым хвостом белочки и не мог оторваться от ее игры…
Я ей завидовал, что она беспредельно пользуется свободой в этой дикой тайге. Тут я невольно с великой грустью вспомнил, за что же меня лишили свободы?, но на это я не мог дать себе ответа.
178
В совхозе работой я был завален по горло, но она меня, как то не тяготила. С утра до вечера я находился в лесу, на свежем воздухе с питанием дело наладилось, систематически от родных стал получать посылки, наладилась регулярная письменная связь, без ограничения.
Робота дедушку действительно увлекла, и он просит купить прислать ему книгу «Овощеводство и частное земледелие» Преникова. Сохранилось его письмо, датированное 7 декабря 1942 года:
Лишь одно было плохо, нет газет и книг, читать нечего и не знаешь что твориться внутри страны и на фронтах отечественной войны.
Но вот осенью к нам пригнали пополнение, оказывается из под Москвы. Интересуемся, что из себя представляют прибывшие люди; оказывается эти люди в своем большинстве - это гитлеровский старост.
И вот, как нам было больно и досадно быть с ними на одной доске, а иногда и ниже их.
Из них некоторые очень сожалели, что советские войска геройски защитили Москву и немецких фашистов отогнали от Москвы.