Когда говорят "молодежь", я иногда вспоминаю это...
Товарищ прислал по почте. Не знаю откуда.
Свободная тема
Имя - Николай. Отчество - Владимирович. Фамилия - Сиротинин.
Рост - Сто шестьдесят четыре сантиметра.
Вес - пятьдесят четыре килограмма.
Звание - старший сержант.
Русский.
Воинская профессия - артиллерист, командир орудия.
Возраст - двадцать лет.
Деревенский.
55-й стрелковый полк, 6-я ( Read more... )
Свободная тема
Имя - Николай. Отчество - Владимирович. Фамилия - Сиротинин.
Рост - Сто шестьдесят четыре сантиметра.
Вес - пятьдесят четыре килограмма.
Звание - старший сержант.
Русский.
Воинская профессия - артиллерист, командир орудия.
Возраст - двадцать лет.
Деревенский.
55-й стрелковый полк, 6-я ( Read more... )
замечали пехоты в открытом поле, она была, советские пехотинцы прятались
в пшенице, так что заметить их было крайне трудно или вовсе невозможно…
Редколесье и необозримые поля пшеницы, внешне мирные, таят в себе
угрозу для нас. Выстрела можно ожидать из-за каждого деревца или
кустика, из гущи колосьев».
Лейтенант медицинской службы Генрих Хаапе свидетельствует: «Мы
вынуждены были признать, что именно такие мелкие, разрозненные группы
представляют для нас самую большую опасность… Как правило, эти группы
фанатиков возглавляли политработники, и мы никогда не знали, откуда
ждать их огня». Командир пехотного батальона майор Нойхов срывающимся от
волнения голосом жаловался врачу: «Я не ожидал ничего подобного. Это же
чистейшее самоубийство атаковать силы батальона пятёркой бойцов». В тот
день политработник и четыре красноармейца, «русский арьергард», заняв
оборонительную позицию в пшеничном поле, встретили ожесточённым огнём
подразделение в 800 человек! «Такое происходит везде - и в лесах, и на
полях», - говорил Хаапе гауптман из соседнего подразделения. - Эти
свиньи натаскивают в пшеницу кучи боеприпасов и дожидаются, пока пройдёт
основная колонна, а потом открывают огонь».
Так о «внезапности» и «вероломстве» нападения заговорили гитлеровцы. В
их сознании понятийный ряд (не у всех, конечно) быстро прошёл такую
цепочку: «не думают о сдаче в плен», «дерутся до последнего», затем -
«безумцы», «фанатики», во главе которых «политработники», то есть
вдвойне «фанатики». И наконец - «свиньи». Это не просто ругательство.
Это определение «недочеловеков», воюющих «не по правилам». Из этого
определения делались «оргвыводы».
Валерий ЛОБАЧЁВ
Reply
мотопехоты Роберта Руппа наряду с рассказом о расстрелах захваченных в
плен комиссаров (в соответствии с директивой главнокомандования
сухопутных войск, о которой, как пишет Рупп и другие, «мнения
диаметрально расходились») есть и такое свидетельство: «Был случай,
когда батальон мотоциклистов расстрелял жителей одной деревни, включая
женщин и детей… Это произошло потому, что жители этого села помогали
русским организовать засаду, в которой погибли несколько наших
мотоциклистов».
13
сентября 1941 года директива германского главнокомандования сухопутных
войск официально закрепила образ врага, воюющего «не по правилам», как
преступный - приравняла вооружённых окруженцев к «бандитским
формированиям». «Захваченные в плен в тылу не считаются бойцами
регулярной армии», а значит, подлежат расстрелу.
С другой стороны, 16 августа был обнародован приказ советской Ставки
Главного Командования № 270 «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах
по пресечению таких действий», предписывавший «драться до последней
возможности» (семьи не выполнивших этого требования красноармейцев
лишались «государственного пособия и помощи», семьи командиров и
политработников подлежали аресту).
Однако и без этих директив и приказов, а то и попросту не зная о них,
многие окруженцы сражались даже за пределами «последней возможности».
Вот лишь ещё два тому свидетельства, связанные с июльскими боями под
Смоленском.
Reply
сражались до последнего, даже раненые, и те не подпускали к себе. Один
русский сержант, безоружный, со страшной раной в плече, бросился на
наших с сапёрной лопаткой, но его тут же пристрелили. Безумие, самое
настоящее безумие. Они дрались, как звери, - и погибали десятками».
Командир отделения мотопехоты той же дивизии, унтер-офицер Эдвард
Кистер: «Они надвигались на нас без артподготовки, даже без офицеров во
главе наступавших. Вопя осипшими глотками, они неслись вперёд, и земля
дрожала от топота их сапожищ. Мы подпустили их метров на 50, после чего
открыли огонь, кося их рядами. Трупы громоздились друг на друга.
Разбившись на небольшие группы, они, даже не пытаясь использовать рельеф
местности, не прикрываясь, хотя местность вполне позволяла, двигались
прямо на наши пули. Раненые кричали, но всё-таки продолжали
отстреливаться. Атаковавшие устремлялись вперёд волнами, упираясь в
груды тел… Они даже ночью не успокаивались, бросаясь на наши позиции,
невзирая ни на какие потери, лишь бы подобраться к нам поближе. В
воздухе уже чувствовался смрад начинавших разлагаться трупов -
неудивительно на такой жаре. А тут ещё стоны раненых, нервов просто не
хватало их слышать».
Теперь - неизбежный вопрос. Он стоял и тогда, в 1941-м, и все
последующие 70 лет, стоит он и сейчас. Могли ли такие группы и одиночки
повлиять на ход военных действий? (В то время как за 1941 год войсками
рейха и их союзниками была захвачена территория, на которой жило 40
процентов населения СССР, в то время как в фашистском плену оказалось
более трёх миллионов человек.) Да, могли и влияли - к такому выводу
приходят в наше время добросовестные историки, стремящиеся достоверно
воссоздать то, что происходило в тот роковой год, включая
беспристрастный анализ «человеческого фактора».
Британский историк Роберт Дж.Кершоу (автор переведённой у нас книги: 1941 год глазами немцев. М., Яуза, 2010):
«…Немцам до сих пор не приходилось сталкиваться с проблемой физического
уничтожения войск противника, оказавшихся в кольце окружения. Как не
приходилось сталкиваться с отпором, подобным тому, какой им оказали
защитники Брестской крепости. В результате немцы только в ходе
приграничных боёв потеряли больше, чем за всю кампанию во Франции.
Сражения у Минска и Смоленска отвлекли на себя до 50 процентов всех сил
группы армий «Центр». Рассечённые на фрагменты группировки противника во
Франции, Польше и других странах мирно сдавались. Русские же
предпочитали сражаться до конца. Так что в России одним только
окружением противника добиться решительных побед было нельзя. Его
требовалось ещё и разгромить, уничтожить физически. На это уходило
драгоценное время. Танкисты не могли полагаться в этом исключительно на
свои силы, им требовалась поддержка пехоты. А пехота, как правило, не
поспевала за быстрыми танками, и её приходилось дожидаться, отбиваясь от
беспокоящих атак скрывавшихся в лесах разрозненных групп противника. И
не случайно в письмах с фронта в первые месяцы войны упоминаний о чисто
оборонительных и досадных локальных схватках с русскими ничуть не
меньше, чем похвальбы о победоносных и скорых продвижениях вперёд.
Валерий ЛОБАЧЁВ
Reply
концептуально, уничтожить физически и сломить её боевой дух.
Концептуальная победа означает использование более совершенной
стратегии, тактики.
Все
три способа, все три составляющих боевой мощи оказались под угрозой -
германские войска побеждали, но вынуждены были побеждать ценой
самоуничтожения».
Российский историк Марк Солонин (в книге: 22 июня. Анатомия катастрофы. М., Яуза, Эксмо, 2008):
«…Там, где командиры и комиссары смогли сохранить порядок и
управляемость, смогли уберечь своих солдат от заражения всеобщей
паникой, - там враг получил достойный отпор уже в первых боях. Такие
дивизии, полки, батальоны, батареи нашлись на каждом участке фронта.
Десятки тысяч бойцов и командиров Красной Армии начали свою
Отечественную войну уже на рассвете 22 июня 1941 года. Оказавшиеся в
хаосе всеобщего бегства, без соседей, без связи - и без надежды остаться
в живых, эти упрямо не сдающиеся батареи и батальоны снова и снова
заставляли немцев разворачиваться из походного порядка в боевой, сбивали
темп наступления, сбивали спесь врага.
«На миру и смерть красна». Безымянным героям первых дней войны не
досталось и этого скромного утешения. Им предстояло погибнуть в
безвестности, так и не узнав, удалось ли им приблизить ценой своей жизни
одну общую Победу. Большинству из них не досталось ни орденов, ни
славы, ни даже надгробного камня. Но именно они своим жертвенным
подвигом спасли страну».
Р.Кершоу, как видим, выделяет Брестскую
крепость, что называется, отдельной строкой. Большое внимание уделяет он
этому эпизоду войны и в своём исследовании. Почему? Ведь он отнюдь не
следует традициям советской историографии, перечню прославленных у нас
городов-героев. Картину 1941 года он воссоздаёт прежде всего по немецким
источникам. Но дело в том, что и они выделяют Брестскую крепость отдельной строкой.
Reply
Ростислав Алиев
так характеризует особое её место в истории Второй мировой войны: «В
первые же часы войны Красная Армия нанесла вермахту серьёзный удар - в
Бресте. Хотя «Красная Армия» в данном случае - это несколько командиров,
неподпоясанных, а порой лишь в нательных рубахах - но с ТТ в руке и с
сотней таких же неистовых бойцов за спиной. Ещё - несколько
хладнокровных пулемётчиков и казавшихся неуловимыми одиночных стрелков,
так быстро менявших ситуацию и делавших обстановку неясной для
штурмовавших Брестскую крепость подразделений, что постоянно возникали у
них за спиной, вновь и вновь увеличивая счёт немецких потерь. «Вермахт»
же в данном эпизоде Отечественной - это лишь несколько рот…
Победа над 10, 11 и 12-й ротами 135-го полка 45-й пехотной дивизии
вермахта вряд ли могла бы изменить стратегическую ситуацию. Даже то, что
в итоге вермахт не досчитался на фронте целой дивизии, вынужденной быть
осторожной после потерь первых часов войны и оттого не торопившейся
завершать «зачистку», не переломило бы ход мировой истории. Однако
поражение 3-го батальона 135-го полка имело значение, быть может, даже
большее, чем стратегическое, - оно имело историческое, а главное -
символическое значение…
Символом Бреста стали огромные потери,
понесённые немцами в первый же день Восточного фронта. Потери, по
признанию Франца Гальдера, «напрасные», то есть не вызванные
складывающейся обстановкой… Именно огромные потери 45-й дивизии,
понесённые ею в первый же день войны, составлявшие, по некоторым
подсчётам, до трети потерь вермахта за 22 июня, а не провал штурма
цитадели привлекли внимание командования сухопутных войск. Именно потери
22 июня стали, по мнению командования, главным достижением
обороняющейся стороны!»
Вот как о том же пишет Р.Кершоу:
«45-я пехотная дивизия начала войну в России ветераном боевых действий,
оставив во французской земле 462 солдата и офицера. А 450 солдат и 32
офицера были похоронены на первом дивизионном кладбище этой кампании в
Бресте. Ещё 30 офицеров и 1000 солдат и унтер-офицеров были ранены.
Вблизи крепости были обнаружены тела примерно 2000 русских, но, по
имеющимся данным, погибло свыше 3500 человек. И судьба 45-й дивизии -
своего рода микрокосм судьбы очень и очень многих других немецких
дивизий, воевавших в России. В ходе этой первой за кампанию операции
45-я дивизия потеряла больше личного состава, чем за всё время боевых
действий на Западном фронте год тому назад».
Уже в отчёте о
«штурме Брест-Литовска» от 8 июля 1941 года командир 45-й пехотной
дивизии вермахта генерал-майор Фриц Шлипер написал: «Русский, в
Брест-Литовске боровшийся сильными подразделениями исключительно упорно и
настойчиво, показал превосходное пехотное обучение и доказал высокий
боевой дух».
Reply
самым подчёркивают и свою доблесть. И, перечислив потери дивизии,
генерал Шлипер завершает отчёт такими словами: «Вопреки этим потерям и
жёсткой смелости русского твёрдый боевой дух дивизии, получающей
пополнение в основном из непосредственной родины фюрера и высшего
командующего, из области Верхнего Дуная, образцово выдержал до
последнего дня кровавых боёв».
Уже в послевоенных воспоминаниях
генерал Г.Блюментритт, в 1941-м полковник, начальник штаба 4-й армии
вермахта, в состав которой входила 45-я дивизия, по-своему
«конкретизирует» доблесть русских: «ОГПУ и женский батальон защищали
старую крепость в Бресте … до последнего, несмотря на тяжелейшие
бомбёжки и обстрел из крупнокалиберных орудий. Так мы узнали, что значит
сражаться по русскому способу». Впрочем, у Блюментритта-мемуариста были
на этот счёт и документальные «свидетельства очевидцев». В «Журнале
боевых действий» 45-й дивизии можно, например, прочесть такую запись,
относящуюся к 26 июня 1941 года: «В этот день при допросах пленных
делается вывод, что дивизия боролась против особенно подготовленных и
политически обученных русских солдат». И далее - об «элитных
подразделениях ГПУ», о том, что «в крепости находилась школа ГПУ».
Reply
крепости были школы младших командиров (то есть сержантско-старшинского
состава) пограничных войск, находившихся в ведении НКВД Белоруссии
(по-старому ОГПУ). Были ещё шофёрские курсы того же ведомства. И ещё в
крепости частично располагался батальон конвойных войск НКВД - потому
что в старых укреплениях была ещё и тюрьма, а в основном - казармы и
семейное общежитие комсостава. Вот откуда «женский батальон»!
Р.Кершоу в главе «Брестский финал» своей книги обращает наше внимание и
на такое невольное свидетельство гитлеровской военной кинохроники:
«Кинооператоры из отдела пропаганды снимали на плёнку выходивших из
руин Восточного форта последних его защитников. Грязные, забинтованные,
они дерзко смотрели в объективы. Чуть приободрившись, покуривали
предложенные им сигареты, излучая мрачноватую уверенность, которая
впоследствии не осталась не замеченной для зрителей еженедельной
германской кинохроники. По свидетельству некоторых солдат и офицеров
45-й дивизии, они ничуть не походили на людей надломленных».
И это, подчёркивает британский историк, ещё не было концом Брестской эпопеи.
«Даже после 30 июня и уже после вывода 45-й дивизии немецкие солдаты не
чувствовали себя в полной безопасности вблизи Брестской цитадели - ещё
сохранялись отдельные очаги сопротивления. Раздражение против
«нечестных», по мнению немцев, методов ведения войны передалось и тем,
кто не принимал непосредственного участия в штурме крепости. Ефрейтор
Вилли Шадт из 29-й моторизованной дивизии вспоминал, как унтер-офицер
Феттенборн из его роты лично расстрелял в Бресте 15 гражданских лиц
только для того, чтобы, как он объяснил, эти «красные свиньи чего-нибудь
не натворили, что наверняка замышляют».
Гельмут К., 19-летний
водитель из Имперского трудового фронта, попавший в Россию в первые дни
после германского вторжения, писал родителям о продолжавшихся в Бресте
акциях сопротивления. Уже по завершении сражения за Минск он 6 июля
писал, что цитадель всё ещё держится…
11 июля прямо на городской
улице Бреста был застрелен немецкий офицер. Гельмут К. на следующий день
жаловался в письме: «Тут под землёй туннели прорыты, на целых 3
километра от крепости и до казарм, и оттуда до сих пор не могут выкурить
русских. А наше подразделение размещается как раз в одной из таких
казарм. Здесь на дорогах полно гвоздей, они их специально разбрасывают.
Уже сколько раз прокалывал шины… а наши войска уже в 300 километрах
отсюда на пути в Москву».
Даже в наши дни можно прочесть
нацарапанные штыками в те дни слова на стенах Брестской цитадели:
«Обстановка тяжёлая, но мы не теряем мужества», «Умрём, но не сдадимся.
20.07.41».
Весь июль вспыхивали перестрелки. Последние защитники погибали в безвестности».
Подтверждают это, в частности, и воспоминания генерала Вальтера фон
Унру, назначенного военным комендантом города Бреста. Он пишет, что 30
июля «из развалин цитадели ещё стреляли из ружей и пулемётов», «ещё в
середине августа в водном форту имелось несколько засевших там русских
солдат».
Кто-то из них, может быть, думал, что вот сейчас придут наши. Кто-то, наверное, понял, какая ещё предстоит война…
Современный исследователь Брестской эпопеи
Окончание следует
Reply
Reply
В следующий раз, если всё-таки хочется про вчера, вставьте ссылку. Этого достаточно.
Хотя бы так: http://nauka-i-religia.ru/modules.php?name=Content&op=showpage&pid=187
Reply
Простите, ещё раз!
Reply
Leave a comment