Новейшая история Украины.Очерк двенадцатый.
12.08.2010 Записки из Дурдома.
Новейшая история Украины. Краткий курс. Очерки.
Очерк двенадцатый.
Журналисты.
В конце предыдущего очерка я «незлим тихім словом» помянул журналистов. Да, журналистов, настоящих хороших журналистов немного, но больше, чем политиков. Беда в том, что, в основном, их фамилии пишутся в траурной рамке. Это и Юрий Щекочихин, и Анна Политковская, и Александр Кривенко, и Сергей Набока, и Гиви Гонгадзе, и Вадим Бойко. Пусть земля им будет пухом. Будем их помнить и рассказывать о них нашим детям и внукам.
Коробова.
Из практикующих сейчас в Украине журналистов и назвать-то некого. Ведь нашу дорогую и любимую Татьяну Евгеньевну Коробову нельзя причислить к практикующим журналистам. Практикующий журналист работает в одном или нескольких средствах массовой информации, имеет право аккредитации при любой госструктуре, в любом информационном агентстве. Вспоминаю, как Ющенко в первые месяцы своего президентства, ещё в ореоле Майдана проводил одну из пресс-конференций, и, именно, Коробова задавала ему неприятные для него вопросы. И невыдержанный, не умеющий дискутировать и держать удар Ющенко бросал на стол карандаш, ломая грифель: «Ну, ты. Таня, я ж так не можу».
А, не присутствуя на пресс-конференциях, не имея возможности задать вопрос и получить ответ непосредственно от субъекта, сложно сделать качественный репортаж - создаётся впечатление запоздалости. Однако недельные обзоры событий в исполнении Татьяны Евгеньевны остаются шедеврами журналистики. А когда она работала в полную силу, это был мотор всех протестных движений, она была знаменосцем, на знамени которого было написано «Смерть кучмизму», она была и хирургом, вскрывавшим язвы этого кучмизма, она была благородным Д’Артаньяном, безжалостно наносившим удары врагам.
Особенную роль сыграли её статьи в бурном 2004-м. В Донецке выходит газета «Остров», которая перепечатывала статьи Коробовой из киевских изданий. Этой газете местные власти объявили войну. Сначала бабушкам-распространителям запрещали продажу этих газет. Потом типография газеты «Социалистический Донбасс» отказалась печатать газету. Отказались печатать и другие типографии не только города, но и области. Редакция договорилась о печатании газеты в другой области, но власти перехватили автомашину с тиражом газеты и конфисковали. Но редакция, надо отдать ей должное, всё-таки выходила из положения и, подпольно, как Ленин «Искру», печатала и доставляла её читателю. Газета была нарасхват, и главным образом из-за статей Коробовой.
Я покупал газету на Пожарной площади, на остановке трамваев 9 и 11 маршрутов. Там была, можно сказать, ярмарка газет. Но после того, как к бабушкам в сопровождении участкового подошёл молодой человек и предупредил, что за продажу ЭТОЙ газеты их будут наказывать, то они перестали ею торговать. Но одна бабушка из-под полы продолжала продавать постоянным клиентом. Нужно сказать, что среди этих постоянных был и вышеупомянутый участковый, который с утра подходил к ней и спрашивал: «Есть», что означало не есть ли газета, а есть ли в ней статья Коробовой. И, если в этом номере была статья, он её брал.
Теперь об отношении к творчеству Коробовой, о критиках её манеры использовать в статьях нецензурную лексику.
Во-первых, Коробова пишет русским языком для русскоязычного населения, и разговорный русский язык отнюдь не цурается нецензурщины. Даже Александр Сергеевич в необходимых случаях применял матерное слово. Вот, например, отрывок из известного стихотворения "Телега Жизни".
С утра садимся мы в телегу;
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: - Пошёл! Е...ёна мать!
Во-вторых, это язык, на котором с народом, да и между собой, разговаривает начальство от мастера на производстве и колхозного бригадира до генерального секретаря и президента, не говоря уже о министрах. Поэтому этот язык не несёт налёта официальности, и легче воспринимается. Он привычен.
А вот скажите, мои разлюбезные, когда вы, случайно, головой о притолоку…? Не хочется ли вам, тэк сазать…? То-то и оно. А, когда встречаешься с нашими политиками, не напоминает ли вам это процесс встречи с притолокой. А из песни слов не выбрасывают.
И всё творчество нашей Татьяны Евгеньевны - это песня. Да, сатирическая, но песня. Журналист - это тот, который критикует власть. Тот, кто её не критикует - это те, кого Ленин называл агитатор и пропагандист, а мы зовём пропагандон.
Как-то Николай Озеров высказался: «В мировом парном катании на льду есть класс «А» - это Ирина Роднина с партнёром, и есть класс «Б» - это остальные пары». У нас в Украине есть журналисты-сатирики, но Коробова - это класс «А», а остальные - это класс «Б».
А вот те, кто ахает, ну, как же можно, маты? Ах, как это грубо! Возмущаются. Это даже не чистоплюи. Это люди, которые никогда и ни за что не пойдут на конфронтацию с властью. Они, знают, что Коробова права по сути всех публикаций, но они же (публикации) направлены против власти, а тут повод - и Коробову критикуешь, какбэ, за мат, и власть тем самым поддерживаешь. И такой ты чистенький, такой, право, славненький, что тебя так и хочется отправить на небо к ангелочкам.
То же самое было и с Высоцким. Флюгеры, чувствуя все нюансы властной любви и не любви, всегда будучи готовыми поддерживать власть, показывали эдакое пренебрежение, своё «фи» - ах, ну, это же певец пьяни и блатных, ах, это же невозможно.
Сейчас ВСЕ дружно поют дифирамбы Высоцкому, ВСЕ стали почитателями его таланта. А куда ж делись те, что ахали? «Мабуть, повиздихали»?
Есть, конечно, и сейчас неплохие журналисты. Вот_ непонятные метаморфозы происходят с талантливейшим Виталием Портниковым. Сергей Рахманин, у которого, после некоторого перерыва в работе качество материала резко ухудшилось, cоздаётся впечатление, что ему не очень уютно в сегодняшнем «Зеркале». Почти по Фрейду. Действительно, «Зеркало» всё больше походит на «Сегодня».
Рахманин, несомненно, яркий талант, и оппозиции «корисно Було б залучити його до своїх лав».
Другие. Как там у Есенина: «Других уж нечего считать, Они под хладным солнцем зреют, Бумаги даже замарать И то, как надо, не умеют».
А, вообще, я очень настороженно отношусь к журналистам. Сколько раз, увлекаясь кем-то, получал такую оплеуху, от которой долго ныло сердце, и было очень болезненно стыдно за свою наивность, и очень неприятно чувствовать себя лохом. Мне близки чувства людей, замерзавших на Майдане, поверивших Ющенко, когда они поняли, что он ст0ит, что он обычный напёрсточник, а они обычные лохи.
Вот такое было у меня с журналистами, и не раз. Поэтому, обжёгшись на молоке, дую на воду. Продолжение следует. »