Две последние записки - фашиста и красноармейца
Помните, как в девяностые книжные полки захлестнула мутная волна немецких дневников.
Издательства, попискивая от барышей, публиковали записки фашистских оккупантов. Германские танкисты, лётчики, пехотинцы представлялись там вполне нормальными людьми. Со своими переживаниями и горестями, порой даже с извечным благородством. Настоящие тевтонские рыцари!
Собственно, отсюда и выросло поколение «Колей из Уренгоя», для которых все были солдатами, все воевали. Ну а что, надо бы примириться, пожалеть фашистского Хельмута, которому так несладко пришлось на советской земле.
Нашёл две любопытные заметки в «Красной звезде» от 6 сентября 1941 года. Обе как раз про фронтовые дневники. Причём это не выдумки и не пропаганда, самая горячая пора, под каждой заметкой стоит суровая пометка «действующая армия».
Давайте ознакомимся с настоящим обликом германского «воина-освободителя». Итак, заметка военкора Лидина «Бумажник ефрейтора Мартина Лейхнера».
Военкор сообщает, что при разборе документов штаба разбитого 123 стрелкового полка обнаружили кожаный бумажник одного ефрейтора. Картинка рисуется любопытная.
Жаль, в газете не приведена фотография ефрейтора Лейхнера. Военкор пишет:
«В его солдатской книжке сохранился портрет дегенеративного субъекта с вытянутым продолговатым лицом и застывшими стекловидными глазами».
Документы в бумажнике тоже любопытные. Во-первых, медицинская справка для свадьбы. Да, была такая инструкция, что для создания новой расы мировых господ, перед регистрацией брака нужно обследоваться. А то мало ли, намеряют на черепе штангенциркулем выпуклости не той национальности.
Справка гласит:
«Здоровье неудовлетворительное, но для вступления в брак означенного Лейхнера как чистокровного сына германского племени никаких препятствий не встречается. Городской врач».
Тут же документ, в котором невеста присягает, что вплоть до дедушек и бабушек уверена - все чистокровные немцы. Ни одна неарийская капля крови не затесалась. И опять не просто так - это требование параграфа 156 гитлеровского Уголовного кодекса.
Видимо, женился ефрейтор прямо перед призывом или сразу после. Поэтому и таскал с собой свадебные бумажки, как напоминание о мирной жизни. Потому как очень скоро ефрейтор оказался оккупантом во Франции.
А дальше начинаются европейские приключения ефрейтора. Только что обручённый немец аккуратно собирает свидетельства своих амурных похождений.
В бумажнике счёт (неоплаченный, конечно) из магазина дамского белья «Гиттен» на дюжину комплектов неглиже. И открытка, в которой жена благодарит за французское бельишко.
И тут же фривольное фото Женни и Генриэтты с подписью:
«На память об одном весёлом вечере в Сомюре».
Часть ефрейтора оказывается в Болгарии. В бумажнике адресочек с новой пассией - на сей раз болгарской - Цанкой Стаменскавой. И восторженное письмо на фронт от девицы:
«Мой дорогой Мартин, ты теперь уже далеко. У нас в школе всё ещё каникулы, но скоро начнутся занятия. Когда кончится наконец эта война и ты вернешься сюда, чтобы сдержать свое слово и жениться на мне. Я так несчастна».
Видимо, девушка не очень в курсе, что ефрейтор счастливо женат. И что, в любом случае, рейх не одобрил бы брак с расово-неполноценной, по их мнению, славянкой.
Примечательно, что ефрейтор не просто гуляка. Девушка, похоже, несовершеннолетняя. Не зря же она пишет о школе?
И новый счёт за бельё. На сей раз, за чулки из магазина «Дамский рай» из Софии. 24 пары отменных шёлковых чулок. Разумеется, счёт снова не оплачен. Мародёрил новый хозяин Европы, а хозяева, по старой памяти, продолжали выставлять счета и кланяться.
И снова открыточка от законной супруги. Чулки пришлись в пору. Ефрейтора, кажется, мучала совесть. После каждой измены домой отправлялась посылочка с модным бельём.
Часть ефрейтора оказываются в Советском Союзе. Тут бегать по магазинам с чулочками некогда. Да и сытая европейская жизнь с кланяющимися хозяевами лавчонок внезапно закончилась.
Очень ярко говорит об этом следующая бумага ефрейтора. На сей раз, дисциплинарная. В выписке из журнала наказаний указано, что ефрейтор приговорён к трём неделям ареста за кражу.
Нет, не у мирного населения, это-то по германским законам об отсутствии прав у оккупированных народов сколько угодно. Но Мартин осмелился стащить десять фунтов сала из полковой кладовой. Такое не прощается. Комбат Мартина, полковник Бойе в приказе крайне суров.
Ну и последний документ из бумажника - неоконченное письмо законной супруге. Без привычной посылочки с кружевным дамским бельём. Ефрейтор пишет:
«Вокруг нас настоящий ад. Я никогда не думал, что война может быть такой тяжелой. Вчера после ужасного боя мы заняли городок Ровно. Не делаем ли мы ошибки, что так безжалостно расправляемся с пленными?
Боюсь, что русские будут нам жестоко мстить. Я буду счастлив, когда мы выберемся наконец отсюда. Все магазины опустошены теми, кто прошел впереди нас. Все-таки постараюсь что-нибудь урвать для тебя из вещей».
Изрядная картина воина-освободителя от большевизма, правда? Мы ничего не знаем об этом германском солдате. Мы не сидели с ним за чашкой чая и не вели бесед. Но портрет гражданина вполне понятен.
Военкор не стесняется в выражениях:
«Дегенерат, соблазнитель и вор, он быстро захныкал, узнав, что значит воевать с советскими людьми. Пытая и расстреливая пленных, он вздрагивает и оглядывается - ему мерещится штык партизана, пуля нашего бойца, он предчувствует неминуемую расплату».
Так и есть, настоящий тевтонский рыцарь, годный только воровать французское бельё, да соблазнять болгарских школьниц. Обратите внимания, он вовсе не боялся партизанского штыка ни в Париже, ни в Софии. А вот на советской землице герру Мартину стало неуютно.
Свою судьбу героический ефрейтор как предчувствовал. Урвать вещичек не успел, догнала пуля в лоб. Только и осталось от него, что бумажник с амурными похождениями.
Военкор Лидин добавляет - мы для фашистов другого не держим, не взыщите!
В той же газете есть и записка нашего бойца. Последняя записка, которую он писал как раз на такой случай. Когда читать её будет уже не он.
И снова пометка «действующая армия». Бои настолько горячие, что не было возможности даже передать в газету листок со статьёй. В газете указано, что военкор надиктовал заметку по полевому телефону.
Речь по простом красноармейце Николае Венедиктовиче Эскорове. К сожалению, номер части убран военной цензурой, бои идут.
Товарищи по оружию сообщают, что Николай ловко подбирался прямо к германским окопам и бросал в них гранаты. Часто ходил в разведку ночью и всегда возвращался с точными данными о враге.
Во время боёв за неизвестный городок вражеская пуля достала Николая. Товарищи из нагрудного кармана, от сердца принесли последнюю записку солдата.
Читать невозможно, горло перехватывает. Явно же пишет, комсомолец, совсем молодой паренёк, в жизни которого не было ни парижских бутиков, ни шёлкового белья из Софии. Совсем не то у него в голове.
Послушайте, как он пишет. Последняя мысль о Родине и родном доме, о родителях. Такое не пишут под диктовку политрука, это для себя написано, в первую голову, ни для кого другого:
«Как бы мне трудно ни было, в каких бы условиях я ни оказался, до последнего дыхания, до последнего удара сердца я буду честно служить своему народу, своей любимой Родине.
Ничто не вынудит меня отречься от моей священной клятвы и предать интересы Родины, которая вспоила и вскормила меня, которой я обязан своим ростом, знаниями, специальностью, без которой я не мыслю свою жизнь.
Прошу, в случае моей смерти, сообщить моим родителям, что я честно выполнил их наказ».
Попытался найти что-то о нашем бойце. Имя и фамилия редкие .не промахнёшься. Наверняка ведь, соврал военкор. Злая советская пропаганда - именно так и скажут иные либеральные «историки».
Но нет, выкусите. Боец вполне настоящий. И правда не поспоришь, имя редкое. В одной букве ошибся военкор, а может в треске полевого телефона не расслышали. Числится боец в списках под фамилией не Эскоров, а Эскеров.
Данные в архивном донесении о безвозвратных потерях крайне скупые. Родился в городке Бузулук Чкаловской области. Воевал стрелком в девяносто первой стрелковой дивизии. Звание скромное - рядовой красноармеец.
Не стало Николая в бою двенадцатого августа. Как раз за две недели до выхода газеты в тираж. Вполне сходится. Ошибки нет.
Лежит Николай, в одночасье ставший Венедиктовичем, в братской могиле в деревне Капыревщина под Смоленском. Немало их там полегло за нашу землю, по официальному паспорту захоронения 1809 солдат только в одной братской могиле в парке.
Казалось бы, тот солдат и этот солдат. Одни Мартин, второй Николай. Давно бы пора примириться, забыть былое. В конце концов, в одних полях полегли. А насколько разные судьбы.
Один - носитель истинных европейских «ценностей» - кружевных колготок. А второй - Человек, защитник родной страны. За что ему вечная слава!
источник