«Общество потребления в условиях дефицита» (1-я часть)
Выставка товаров народного потребления к 50-ЛЕТИЮ великой октябрьской революции. ВДНХ. Москва. Фото Сергея Смирнова / из семейного архива М.С. Смирновой.
За два послевоенных десятилетия вектор перемен в качестве жизни советских людей условно можно обозначить как движение от «общества выживания» к «обществу потребления».
«Вы - не советские люди, советские люди много не едят», - упрекнул молодых рабочих местный начальник в ответ на просьбу обеспечить их талонами на питание, явно намекая на «завышенные» потребности своих полуголодных подчинённых. Шла осень 1945 года, только что закончилась война…
Спустя четверть века другой «начальник», Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев, рассуждал на ту же тему: «Потребительские тенденции развиваются быстрее космоса». Причину своей обеспокоенности он объяснял следующим образом: «Надо серьёзно удовлетворять потребности народа, я задаю себе вопрос: где грань этим потребностям?» И получил ответную реплику: «Её нет».
«Жить как до войны»
Эти высказывания фиксируют важные изменения качества жизни советских людей, происшедшие за двадцать послевоенных лет. Насколько этот процесс находился в русле мировых трендов и в чём заключалась советская специфика? Применимо ли вообще к советским реалиям понятие «общество потребления»? Существовало ли оно как явление, о котором писал его главный теоретик и критик Жан Бодрийяр? Он определил потребительские практики западного общества рубежа 1960-1970-х годов как «глубокую мутацию в экологии человеческого рода».
1950-1960-е годы войдут в историю как «золотая эпоха»: через несколько лет после окончания войны в США и Западной Европе начнётся экономический подъём и поворот к социальным программам, обеспечивающим повышение жизненного уровня населения. На этом фоне советские достижения будут выглядеть более скромными, а вместо «золотой эпохи» получится «оттепель». Реальное улучшение качества жизни в СССР начнётся с опозданием почти на 10 лет.
И так называемые реформы Хрущёва, и «стабилизация» при Брежневе - все эти перемены были в конечном счёте отложенным ответом на послевоенные вызовы и надежды.
Это тоже был выход из войны, только затянувшийся во времени. Советский Союз пережил самый «длинный» послевоенный период. 1953 год в его истории выступает как рубежная веха, но с позиции вызовов и ответов грань между ним и 1945-м проницаема, особенно в контексте социальных процессов, потребительских ожиданий и практик населения.
На протяжении нескольких лет критерии идентификации «общества потребления» являются предметом спора среди экспертов. Несмотря на разноголосицу мнений, можно выделить по крайней мере три важных признака перехода потребительских практик в качественно новое состояние: во-первых, потребление уже не концентрируется на задачах «первой необходимости», на обеспечении физического выживания; во-вторых, при расширении потребительских ресурсов и росте доходов населения потребление функционально становится моментом выбора; в-третьих, меняется инструментальная функция предметов потребления - вещей, которые всё больше обретают символические смыслы знаков самоидентификации, престижа, инструментов социализации.
В ОТДЕЛЕ ЖЕНСКИХ ГОЛОВНЫХ УБОРОВ ЦЕНТРАЛЬНОГО УНИВЕРСАЛЬНОГО МАГАЗИНА (ЦУМ). МОСКВА. 1950 ГОД. ФОТО АНАТОЛИЯ ГАРАНИНА / РИА НОВОСТИ
В 1945 году подобные потребительские практики если и существовали, то только в образе будущего. Представления о жизни после войны сформировались ещё в военные годы и выражались в простом желании жить как до войны. Порой казалось, такая жизнь наступит на следующий день после Победы. О настроениях нетерпения, стремлении увидеть перемены к лучшему «здесь и сейчас» сообщали информационные сводки лета и осени 1945 года: «Почему не видно улучшения бытового положения в связи с окончанием войны?» (Свердловск); «Война кончилась, а питание не улучшается, как кормили водой, так и кормят…. Даже простую пищу мы никогда вдоволь не едим» (Магнитогорск); «Снабжение в столовой стало в десять раз хуже, чем в период войны. У нас военнопленных снабжают лучше, чем нас» (Миасс). При этом обращает на себя внимание непритязательность людских ожиданий. В качестве наиболее острых проблем тогдашней повседневности - по субъективному ощущению современников - выступали продовольственный кризис, чёрный рынок, отсутствие жилья, недостаток одежды и обуви. Обыденные житейские вопросы - «где жить?», «что есть?», «что надеть?» - для большинства сограждан означали не «что», а «что-нибудь».
Переход от войны к миру неизбежно связан со снижением жизненного уровня. Это обусловлено не только последствиями войны, но и конверсией военной экономики. Перевод оборонных предприятий на выпуск гражданской продукции сопровождался снижением заработной платы рабочих7. Падение покупательной способности на фоне общего сокращения ресурсов потребления и товарного дефицита ставили людей на грань физического выживания.
Продуктовые карточки на мясо-рыбу - 1200гГ,на жиры - 300 г, на крупу и макароны - 800 г /на декабрь 1947 г.
Продовольственный кризис и голод 1946-1947 годов усугубили ситуацию. Её острота ощущалась по-разному людьми с низкими и относительно высокими доходами, сельскими и городскими жителями (горожане находились на «гарантированном» нормированном снабжении), в столице и на периферии (Москва традиционно пользовалась преференциями в обеспечении ресурсами). Вместе с тем потребительские стратегии населения часто выстраивались по сходному, типичному сценарию, в котором «достать» было важнее, чем «купить».
Навыки потребления в условиях тотального дефицита на протяжении десятилетий сохраняли свою актуальность, превратившись со временем в неотъемлемое качество «человека советского».
Как заметил О.Л. Лейбович, человек советский способен «“до упора“ использовать имеющиеся ресурсы, находить укромные места, куда не дотянутся контролирующие органы, завязывать и вовремя развязывать так необходимые для решения житейских задач социальные связи».
«Режим экономии» и «временные трудности»
Но одной житейской изобретательности было мало, чтобы решить задачу выживания в послевоенный период. Требовались адекватные действия властей, хотя бы отчасти отвечающие ожиданиям населения. И такие заявления действительно прозвучали. 9 февраля 1946 года Сталин, выступая перед избирателями, пообещал, что скоро отменят карточную систему, что советская промышленность даст народу одежду и обувь, на прилавках магазинов появятся продукты и другие товары. Эти заявления фактически получили статус закона - в развёрнутом виде они были включены в пятилетний план 1946-1950 годов. В числе основных задач пятилетки намечалось «добиться подъёма сельского хозяйства и промышленности, производящей средства потребления для обеспечения материального благополучия народов Советского Союза и создания в стране обилия основных предметов потребления» (выделено в документе. - Е.З.). В основном тексте решение этой задачи получало дальнейшую детализацию вплоть до планов поштучного производства отдельных товаров, в том числе самоваров, стаканов, патефонов и т. д. В качестве первого шага от войны к миру планировалась отмена карточной системы - уже осенью 1946 года.
Гулянья в Москве.1946-1948-годы
Свою задачу выполняли пропагандисты, доводя оптимистичные цифры до сведения населения. Наиболее внимательные граждане, однако, не могли не заметить, что в том же выступлении перед избирателями Сталин говорил и о другом. Он жёстко обозначил приоритеты экономического развития на несколько лет вперёд: сталь, чугун, уголь, нефть. В действительности разорённая войной страна решать одновременно две задачи - поднимать жизненный уровень населения и развивать промышленную базу - была просто не в состоянии. Нереальность подобного совмещения становилась очевидной с учётом потребности развития военно-промышленного комплекса.
Постановление Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б), 14 декабря 1947 г. О проведении денежной реформы и отмене карточек на продовольственные и промышленные товары
По сути, единственным реальным - «монетарным» - ответом на заявления и обещания 1946 года в сфере массового потребления стали послевоенные снижения цен. Первое было проведено в феврале 1946 года12, через две недели после выступления Сталина перед избирателями. Оно «наглядно» продемонстрировало: слова вождя о скором улучшении жизни не расходятся с делом. Именно такой отклик, судя по массовым высказываниям, эта акция вызвала у соотечественников13.
Столь же популярными в народе были последующие снижения цен, которые с декабря 1947 года стали ежегодными (последнее состоялось в апреле 1954-го). За пропагандистскими кулисами этого мероприятия остался тот факт, что, несмотря на многократные снижения, послевоенные цены так и не опустились до уровня довоенных: в апреле 1953 года они были на 33,5% выше, чем в 1940-м, и на 59% выше, чем в 1937-м14.
Приказ Министерства торговли СССР от 14 декабря 1947 года № 550 «Новые единые государственные розничные цены на продовольственные и промышленные товары» с 16 декабря 1947
Приказ Министерства торговли СССР от 14 декабря 1947 года № 550 «Новые единые государственные розничные цены на продовольственные и промышленные товары» с 16 декабря 1947 "Правда" 15 декабря 1947 года,
Приказ Министерства торговли СССР от 14 декабря 1947 года № 550 «Новые единые государственные розничные цены на продовольственные и промышленные товары» с 16 декабря 1947 "Правда" 15 декабря 1947 года,
Приказ Министерства торговли СССР от 14 декабря 1947 года № 550 «Новые единые государственные розничные цены на продовольственные и промышленные товары» с 16 декабря 1947 "Правда" 15 декабря 1947 года,
Приказ Министерства торговли СССР от 14 декабря 1947 года № 550 «Новые единые государственные розничные цены на продовольственные и промышленные товары» с 16 декабря 1947 "Правда" 15 декабря 1947 года,
Приказ Министерства торговли СССР от 14 декабря 1947 года № 550 «Новые единые государственные розничные цены на продовольственные и промышленные товары» с 16 декабря 1947 "Правда" 15 декабря 1947 года,
Приказ Министерства торговли СССР от 14 декабря 1947 года № 550 «Новые единые государственные розничные цены на продовольственные и промышленные товары» с 16 декабря 1947 "Правда" 15 декабря 1947 года,
Приказ Министерства торговли СССР от 14 декабря 1947 года № 550 «Новые единые государственные розничные цены на продовольственные и промышленные товары» с 16 декабря 1947 "Правда" 15 декабря 1947 года,
Приказ Министерства торговли СССР от 14 декабря 1947 года № 550 «Новые единые государственные розничные цены на продовольственные и промышленные товары» с 16 декабря 1947 "Правда" 15 декабря 1947 года,
Приказ Министерства торговли СССР от 14 декабря 1947 года № 550 «Новые единые государственные розничные цены на продовольственные и промышленные товары» с 16 декабря 1947 "Правда" 15 декабря 1947 года,
Приказ Министерства торговли СССР от 14 декабря 1947 года № 550 «Новые единые государственные розничные цены на продовольственные и промышленные товары» с 16 декабря 1947 "Правда" 15 декабря 1947 года,
Невыполнение большей части социальных обязательств надо было объяснять. И тогда апеллировали к трагическому опыту войны: ссылка на необходимость ликвидации её последствий и подготовки к отражению угрозы войны будущей стали главными аргументами в обосновании неизбежности отложенных социальных ожиданий. Внешняя угроза всегда была ключевой частью мобилизационной программы и инструментом блокирования общественного недовольства. Устойчивость позиции советского руководства на этот счёт много лет спустя объяснил В.М. Молотов: «Пока империализм существует, народу очень трудно улучшать жизнь».
От советских людей требовалось одно - понимание и терпение, что означало готовность соблюдать «режим экономии», преодолевать «временные трудности».
По мнению М.А. Клиновой, сохранение в официальном дискурсе послевоенного времени экстремальной категории «жертва» объяснялось критичностью экономической ситуации: население должно было принести «жертву» в пользу государства, «но, уже не погибая за Родину на фронте, а путём снижения запросов и фактических объёмов своего потребления».
Вместе с тем, помимо внедрения в общественное сознание идеи неизбежности послевоенных жертв и «временных трудностей», власть должна была позаботиться и о том, чтобы зарядить людей позитивными эмоциями. С этой целью конструировался образ «светлого будущего», отражённый в программе построения коммунизма. Работа над ней, прерванная войной, возобновилась летом 1947 года. В подготовленном за несколько месяцев проекте программы было записано: «Всесоюзная Коммунистическая партия (большевиков) ставит своей целью в течение ближайших 20-30 лет построить в СССР коммунистическое общество». Таким образом, сроки были определены вполне конкретные - не слишком короткие, чтобы не активизировать текущие ожидания, но в то же время рассчитанные на то, что «светлое будущее» увидят представители живущих поколений. С экономическими и политическими реалиями эта идеологическая конструкция имела мало общего, если не считать её компенсирующего эффекта: величие нарисованного будущего как бы заслоняло собой трудности настоящего.
Продажа колбасных изделий в Елисеевском магазине в Москве, 1952 год.
Среди разработчиков проекта программы больше всего споров вызвал вопрос о коммунистическом принципе распределения - «по потребностям». Примечательно, что, заглядывая за горизонт будущего, авторы документа мыслили теми же приземлёнными категориями, что и их простые соотечественники. Выстраивая иерархию разнообразных потребностей, выбирая между «хлебом насущным» и «культурой», они отдавали безусловный приоритет хлебу. «Мы считали, - говорил на обсуждении вариантов программы известный экономист К.В. Островитянов, - что в первую очередь по потребностям должны распределяться предметы первой необходимости. Таким предметом в первую очередь является хлеб». «Высокие духовные потребности рождаются на базе хлеба», - поддержал его председатель комиссии по разработке программы А.А. Жданов. Такой же точки зрения придерживался и председатель Госплана СССР Н.А. Вознесенский.
Потребительская корзина основной массы населения страны также формировалась из предметов первой необходимости. Так, в бюджете семей рабочих расходы на питание составляли в 1940 году 57,4%, в 1947-м - 62,8%, в 1948-м - 52,5 %. Это значит, что большинство рабочих семей до конца 1940-х имели бюджет, равнозначный потребительскому минимуму, а в 1947 году из-за голода и кризиса снабжения он приблизился по своей структуре к бюджету прожиточного минимума.
Несмотря на авторитетные обещания и даже некоторые практические шаги в направлении улучшения условий жизни народа, сколь-нибудь заметных перемен в этой сфере до середины 1950-х так и не произошло.
Среднемесячные денежные доходы населения выросли с 1947 по 1952 год только на 3,3%, а налоги - в два раза. Расходы на социальное обеспечение (включая пособия многодетным и одиноким матерям) увеличились за тот же период на 14,4% (расходы на оборону - на 47,8%). Сократилась доля расходов на социальное обеспечение в государственном бюджете: в 1946 году она составляла 5,9% расходной части бюджета, в 1952 году - 4,5 %. В силу незначительных размеров большинства пенсий и пособий они не играли существенной роли в бюджете семей: например, в структуре денежного дохода семей рабочих промышленности на долю пенсий и стипендий приходилось в 1948 году 5,5%, а основным источником дохода служила заработная плата - 85,9%.
«Дорога к ГУМу»
За первое послевоенное десятилетие практически не изменились структура и уровень потребления населения по сравнению с довоенным периодом. В рационе городских и сельских жителей основными продуктами были хлеб и картофель, причём потребление картофеля, который часто заменял собой отсутствующий хлеб, даже возросло. Такое положение было следствием не только войны, но и довоенной политики сплошной коллективизации. В 1950 году производство ряда продуктов питания - зерна, мяса, молока, овощей - в расчёте на душу населения было ниже уровня 1928 года, т. е. накануне коллективизации.
Потребительская корзина большинства граждан страны была скудной, качество потребления продуктов питания не соответствовало научным нормам. Кроме того, уровень и качество потребления в СССР серьёзно отставали от потребительских стандартов ведущих западных стран.
На базаре. 1950-1960 годы. Ростовская область
Исследование структуры потребления проводилось в 1955 году по поручению Совета министров СССР - факт сам по себе примечательный, как и включение в его программу сравнительных показателей с западными странами, заведомо «неудобных», но отражающих реальность. В течение 1953-1955 годов ЦСУ СССР, также по поручению правительства и ЦК КПСС, подготовило подробные справки о бюджетах рабочих, служащих и колхозников, о заработной плате, балансе доходов и расходов, о состоянии и уровне благоустройства городского жилищного фонда. В конце 1950-х годов в статистических расчётах появляется новое направление - «Основные показатели повышения уровня жизни народа». Эти документы, имевшие гриф «совершенно секретно», не публиковались, но свидетельствовали о том, что власть всерьёз озаботилась поиском путей решения социальных проблем.
В августе 1953 года новый глава правительства Г.М. Маленков в качестве первоочередной задачи обозначил «крутой подъём производства предметов народного потребления». Премьер предлагал изменить соотношение темпов роста промышленного производства группы «А» и группы «Б».
Речь шла о поиске оптимального баланса между потребностями базовых отраслей промышленности и сферой потребления, а в конечном счёте - о социальной переориентации экономики.
Другой советский лидер, Н.С. Хрущёв, хотя и не поддержал идею Маленкова, подрывающую традиционный приоритет тяжёлой индустрии (а позднее упрекнул его в популизме), выступил с аналогичной программой подъёма уровня жизни населения, отчасти конкретизировав её. Хрущёв первым публично заговорил об изменении структуры потребления продуктов питания в соответствии с научно обоснованными нормами.
ГУМ. 1959 год
«Новый курс», частью которого был поворот к социальным программам, заявил о себе и в ряде символичных шагов. 24 декабря 1953 года открылся ГУМ: из здания Верхних торговых рядов в Москве выселили многочисленные конторы и открыли самый большой в СССР универсальный магазин. Сообщение об этом событии было опубликовано в газетах одновременно с другим - о суде над Л.П. Берией, расстрелянным, если верить официальной информации, накануне. Третьей знаковой «новостью дня», хотя и не такой резонансной, как первые две, стала публикация в «Литературной газете» статьи Лидии Чуковской «О чувстве жизненной правды». Было совпадение по времени этих событий намеренным или случайным - судить трудно, но они не прошли незамеченными внутри страны и в мире. Писатель Александр Раскин отозвался на них эпиграммой: «Не день сегодня, а феерия, ликует публика московская - открылся ГУМ, накрылся Берия, и напечатана Чуковская». Журнал «Der Spiegel» называл позднее перемены, происходившие в СССР после смерти Сталина, «дорогой к ГУМу», имея в виду возвращение к «нормальной» жизни и начало реализации потребительских ожиданий населения. По мнению журнала, ГУМ стал символом - «“золотым тельцом“ жаждущих потребительских благ советских людей».
Отдавая должное настроениям нетерпения, на решение задачи обеспечения людей товарами первой необходимости отводили 2-3 года. В первоначальных набросках планов говорилось даже об «изобилии», но верх взял если и не реализм, то осторожность. Правда, это не помешало рассуждениям об изобилии стать одним из расхожих клише в средствах массовой информации.
Изменение реальной ситуации на потребительском рынке, как и покупательной способности населения, происходило гораздо медленнее, чем даже по осторожным прогнозам. Об этом свидетельствовали письма «во власть»: спустя десять лет после окончания войны для многих людей повседневность продолжала оставаться борьбой за выживание. По сравнению с первыми послевоенными годами изменилась только география жалоб, она стала более дифференцированной: сигналы о неблагополучии в середине 1950-х поступали в основном из промышленных регионов, индустриальных городов, периферийных центров, реже - из Москвы и Ленинграда, находившихся на особом положении в сфере ресурсного обеспечения.
Для жителей многих промышленных центров проблема снабжения потребительскими товарами продолжала оставаться острой и в 1955-1957 годах: «В настоящее время рабочие ходят голодными; чтобы купить килограмм хлеба, нужно становиться в очередь в 5 часов утра и то, если останешься живой, то покушаешь, а из продуктов совершенно ничего нет, одна капуста всех сортов да несколько банок консервированных фруктов. Уже три месяца кряду мы не видели сахара, не говоря уже о мясе и колбасах» (Магнитогорск); «В нашей столице Башкирии городе Уфе нет вот уже несколько лет в магазинах сливочного масла, месяцами не бывает сахара, круп, мяса, нет рыбы, колбасных изделий. Люди целыми днями рыщут в буквальном смысле слова по магазинам в надежде купить что-либо» (Башкирия); «У нас нет продуктов питания. Из-за этого люди болеют… Нет ничего, даже суррогата маргарина, круп, вермишели. Если появляется что, то очереди, и уйдёшь с пустыми руками» (Казань)
Очередь в продовольственный магазин в Великом Устюге.
На фоне пустых прилавков, низких доходов и бытового неустройства людей особенно раздражали пропагандистские заявления о «постоянном росте материального благосостояния трудящихся»: «Что, в конце концов, знает о жизни народа наше правительство? Каждый день по радио, на страницах газет “Правда” и других слышишь слова об “изобилии” и в то же время видишь своими глазами это “изобилие” в магазинах, испытываешь эту “прекрасную” жизнь на собственной шкуре» (Башкирия); «По радио передаёте о богатстве, а на факте ничего нет. Магазины сплошь и рядом пусты» (Липецкая область).
.
Окончание следует
Елена Зубкова, доктор исторических наук,
Институт российской истории РАН