Что пишут о войне на Украине (окончание) +21
Часть 2
Строго +21. Слишком много нецензурной лексики
Бойцы 58-й механизированной бригады ВСУ на позициях под Угледаром Andre Alves / Anadolu / ddp / Vida Press
Егор, пехотинец
В лесу патрули какие-то нелепые, охраняли сами себя, непонятно зачем, просто, чтобы люди не шатались без дела. Последнее, что меня возмутило, - подбили нашу технику под Вербовым, она там лежит перевернутая, сгоревшая.
И поступил приказ: «Эту технику надо вытащить и отправить в Житомир для расследования». Выдают тягач, выдают людей. А это самоубийство - ехать туда на тягаче и пытаться вытянуть сгоревшие БТРы. Этих людей посылают на верную смерть: 90 процентов, что в них прилетит. И вот командир этого МТЗ в сердцах высказывал, что это какой-то капец.
И ты понимаешь, что куча ресурсов потрачена, огромный риск для людей - и только чтобы провести какое-то идиотское расследование. Что, следователь не мог приехать посмотреть? Хочется просто прийти к этому следователю и сказать: «Что ты творишь? Может, ты сам съездишь? Или давай мы тебе видео с дрона снимем, если ты такой трусливый?» И это везде! Это система, ты ничего не можешь сделать.
Я, когда в армию шел, думал: ну, это же война, там должно быть по-умному. Но когда в окопах послушаешь истории ребят… Им не оформляют боевые, человек два месяца просидел на передовой, а оказывается, что у него нету ничего, забыли подать. Эта армия как будто из двух частей состоит: одни действительно воюют, а другие на этом пытаются нажиться, хотят, чтобы все это было подольше. Зарплата капает, особо напрягаться не надо. Наш командир, который ни разу на позициях не был, уже и медаль получил, у него выслуга. Говорят, там у командования такие выражения: «А чего это у вас так потерь мало? Вы, наверное, плохо воюете?»
Мой товарищ Митя записался в добровольцы на второй день войны. Но повоевать толком не успел - скоро русские отошли от Киева. Митя сперва был в учебке, потом его вызвали в Киев служить в Минобороны - понадобилась его прежняя специальность. Мы встретились в Киеве, Митя был одет в гражданское.
- Представляешь, профессия, от которой мне уже блевать хотелось, спасла жизнь. Пришла бумага, подписанная начальником Генштаба: явитесь туда-то. Приезжаю - мне полковники честь отдают. А буквально через пару недель у наших начался пиздорез.
Я, когда увидел, как работает министерство, подумал: ну все, нам пиздец. Если они так работают, шансов нет. Я до сих пор не понимаю, почему мы хотя бы вничью держимся, у меня нет рационального объяснения. Две трети задач вообще не соответствуют ничему. ВСУ как организация ужасна - калечит и убивает людей просто из-за плохой организации. Все держится на солдатах на передовой.
Дичайшая бюрократия, все процессы так устроены, что даже умные люди не могут ничего полезного сделать. Между АТО и этой войной у военных были очень низкие зарплаты, капитан, майор получали 12-15 тысяч, и остались самые тупые. Если ты встречаешь офицера, который не увольнялся с 2005-го, это гарантированно ублюдок. Потому что жить на эти деньги и не мутить было нельзя. Там работают сапоги, они сбиты киянкой для одной цели - отправлять солдат на фронт. Ну вот он отправляет, отправляет. Это такое болото!
Люди говорят: «Вот у нас такие результаты контрнаступления - может, что-то в консерватории подправить?» И ничего не обсуждается, что удивительно. Изменений никаких не происходит, разве что под давлением депутатов-популистов: поднять солдатам зарплату, увеличить отпуска. Но каждое такое решение блокируют. На заседания профильного комитета в Раде приходили Залужный, Сырский, Наев и, глядя в пол, говорили: «Нет, зарплату солдатам не надо поднимать, они все деньги пробухают». Ну очевидно, что их об этом просил офис президента, у которого этих денег нет, но что ж ты за п…?
Мобилизация в жопе. Если у кого-то в начале войны были иллюзии, то сейчас все понимают, какой там пиздец, и просто бегают от армии. В селах люди закончились, там гребенка самая плотная. Я слышал, что будут проблемы со следующим сельхозсезоном - не осталось трактористов. Не найти мужика, чтобы вскопал тебе огород. Поначалу я ходил в форме, потом перестал. Заметил, что люди стали шарахаться от военных - еще подойдет, повестку вручит.
Раненый украинский военнослужащий из Авдеевки. 20 февраля 2024 года Narciso Contreras / Anadolu / Getty Images
Илья, боец добробата, раненый
У нас банда оказалась вся надежная. Я в бэхе когда горел, мы от наших позиций были в двух километрах. Морпехи: «Не, не поедем туда». А наши пацаны за мной приехали буквально через пять минут, хотя по ним пакет «градов» прилетел. Нас загрузили, вывезли, и я сейчас за каждого полезу в жопу. Брат мой родной со мной воюет, это его кенты, они в детстве толкинистами были, пиздили друг друга клюшками по голове. Им только дай повоевать. Тот подтянул этого, этот того - и подразделение сложилось, там не было случайных людей.
У нас командир умный, чувак с бизнеса, голова работает, и все в роте - его друзья, он всегда с нами. Мы сами все решаем: на эту задачу ты можешь быть гранатометчиком, а на ту - агээсником, мы очень гибкие в этом плане. Сами операцию продумываем. Нам говорят: «Надо завтра!» Мы: «Нет». - «Нет, надо завтра!» Мы: «Нет, будем делать по-своему». Поэтому мы все живы через полтора года. Ты приезжаешь к воякам, договариваешься: так и так, у нас есть средства, хотим поучаствовать. Смотрим местность, поднимаем птиц, смотрим все дороги. У нас свой штаб, своя поддержка, пока можем, наваливаем. Закончилось: «Але, штаб, дайте БК». Командир сидит на телефоне, потом: «О, намутили, воюем!»
Украинские солдаты в укрытии на боевой позиции. Харьковская область, 20 ноября 2023 года. Diego Herrera Carcedo / Anadolu Agency / Getty Image
Но и дисциплина была, командир запрещал алкоголь: «Так, чуваки, мы не бухаем месяц, ждем, пока можно будет». И отдыхали нормально, и обувь у нас нормальная - мы же сами покупали, за свои деньги, и питание, сами скидывались и готовили. И все читали, учились, ютьюбчик каждый день: «Как разобрать пушку на БТР». Причем это русский ютьюб.
Саша, боец добробата
Я ожидал, что будет как в ВСУ - ты заехал и полгода гниешь в окопе, с корнями срастаешься. Что будет стандартная военщина, командир, живущий отдельно от всех и ебущий всем мозги. Он тебе дает приказ, ты не имеешь права отказаться.
А у нас все достаточно лайтово и горизонтально. Командир спит с нами, готовит нам, и отношения достаточно компанейские. И ты можешь вопросы задавать, спорить о чем-то. Мы шутим, что у нас ситуация настолько хорошая, что мы командира на хуй послать можем, а он нас в ответ. В некоторых частях ВСУ ты боишься лишний раз к начальнику подойти. Скажешь: «У меня зуб заболел, надо съездить в Киев полечить» - тебе в ответ: «Вон окоп, иди умирай».
У нас многие вопросы обсуждают коллективно. Ты можешь сказать: «Давай я лучше это буду делать, у меня лучше получается». - «Ну окей, давай». И комбат заезжал к нам в гости, сидел. Он заходит на кухню, мы такие: «Ну шо, давай, мы тебя будем отчитывать за это и это». В документах мы все - солдаты-стрельцы, и наши командиры взводов, рот и батальонов стали ими не потому, что они какую-то академию окончили, а потому что имеют авторитет и доверие коллектива. То есть это не какой-то пришедший извне человек, который нам свою волю навязывает, а наш побратим. Нас командование бережет и на всякие безумные самоубийственные задачи не отправляет. Из Бахмута нас вывели, потому что был сигнал: единственная дорога птурится. Если понятно, что дело пахнет большими проблемами, нам говорят: «Все, снимайтесь». Причем часто вопреки желанию большого командования. Наш штаб решает: ни фига.
Роман, медик и оператор дрона
Украинские военные медики эвакуируют военнослужащего, раненного на фронте. 23 марта 2023 годаAris Messinis / AFP / Scanpix / LETA
Люди не верят в свою смертность, отрицают, это очень на войне чувствуется. Лезут куда не надо, им отрывает руки-ноги. Пошли, например, за трофеями, когда все простреливается и заминировано. У всех притупленное чувство опасности. У меня то же самое: я тебе говорю, как я буду танки жечь, а не о том, как меня вычислят. Потому что при работе с дроном очень сильное радиоизлучение, ты словно прожектором светишь, меня могут по нему найти и начать наебуривать.
Если ты хочешь результат, ты очень резко палишься. А если хочешь войну безопасно просидеть - очень маловероятно, что ты что-то заебашишь или кого-то спасешь. Это всегда дискуссия между тем и тем. Если я эвакуационщик и обзвонил бы всех смежников: «Я буду ездить к вам на любой вызов, в любой пиздак, звоните», - то я бы спас больше людей, но, возможно, умер. У меня знакомый так погиб, француз, очень старался.
И в артиллерии то же самое: хочешь попасть - тебе нужно пристреляться, с десятого раза попасть реальней, чем с первого. Но эти выходы очень видны, это же вспышки, а у русских есть средства контрартиллерийской борьбы, «ланцеты», дроны-суицидники, тебя определяют, и ты - приоритетная цель. Но я это опускаю, отодвигаю мысли о смерти.
Идеально не упарываться, изучать обстановку, не торопиться, петлять, - и тогда ты плюс-минус находишь момент, когда можешь уебать. А если у тебя командир, которому нужно отчитаться за десять снарядов - мы, мол, работали, не хуйней страдали, то он говорит: «Стреляй, сука, огонь, блядь!» А у тебя вообще время не то и цели нету…
О пленных
Украинские военные досматривают связанного российского пленного. 12 января 2023 года Diego Herrera Carcedo / Anadolu Agency / ABACAPRESS / ddp images / Vida Press
В Северодонецке один русский шел с баулом, автомат вообще свесил, заблудился, что ли, - и запрыгнул в окоп к нашим пацанам, к разведчикам. Ну те и взяли его в плен, заставили тащить еще и их вещи.А так если раненый легкий - оказать медпомощь, связать, чтобы не убежал, забрать в плен. Если тяжелый - просто добить. Туда транспорт не доезжал, нужно было тащить. Если он может идти - ну, ему повезло. Или если находился желающий его тащить. Наши как-то не особо хотели их таскать. Мы перегружены оружием, БК и так далее. Плюс мы можем быть элементарно уставшие, плюс холод собачий, ты нереально устаешь от этого. И еще тебе нужно тащить вот это тело, которое хотело тебя убить. И это тащит не один человек, а четыре.
Я не добивал: ну, мучается - его проблемы. Я пришел, посмотрел, что мне надо, - оружие, патроны, может, какой-то трофейный шеврончик, забрал документы, телефон и ушел. Хай себе мучается.
Саша, боец добробата
Бывает, какая-то стрессовая ситуация, кто-то что-то забыл, не сделал, парни наорали друг на друга. Но всегда это кончается тем, что вы подходите друг к другу, жмете руки. Раньше ты бы за какую-то херню обиделся и ходил с этим полгода, хотя бы и понимал, что это херня. А сейчас гораздо проще стало сказать: сорян, я был неправ, давай это забудем.
У меня такое было: парень, с которым я работал, мой второй номер, у него не получается, мы не можем навестись, он начинает кипишевать, истерит, я не выдерживаю, начинаю на него орать: «Да ты заебал истерить, успокойся!» Он орет на меня: «Я тебе в ебало щас дам!» - «Давай!» Минуты две-три поорали, а одновременно переставляем миномет, наводимся, все получается. Через две минуты я подхожу говорю: «Сорян, я был неправ». - «Ты тоже прости, я заистерил трошки, бывает…» В таких условиях все конфликты надо проговаривать, это не то место, где ты можешь обижаться на людей, накапливать недоверие.
Женя, минометчик
В моем взводе три архитектора, один программист, один аудитор, один завхоз (но он в молодости хорошо дрался), рихтовщик машин. Они по большей части не пьют и не употребляют, это островок здравого смысла. А когда ты выходишь за эти пределы… На самом деле ты можешь вести себя как угодно, главное, чтобы ты делал свою работу. Там все друг друга посылают на хуй ежесекундно. Чем дольше вы вместе находитесь в компактном людском коллективе 24/7, тем больше вы друг друга заебываете. Не потому что вы плохие люди, а простотак мир устроен. Вы не братья, не родственники, вы не обязаны друг друга терпеть. И ты не можешь копить эту энергию в себе, ходить и обижаться, у тебя нет времени, ты должен делать работу. Потому что от тебя зависят жизни других людей. Когда вы работаете, вы должны взаимодействовать.
Они нам говорят куда, а мы знаем как. Человек, который передает, должен знать координаты, а человек, который заряжает пороха на мины, должен знать, что значит третий порох, разбираться в спецификации. Ты должен понимать, интересоваться, чувствовать, что происходит рядом, с людьми вокруг. В каком состоянии коллектив - так вы и будете воевать. И если вы все хуесосите друг друга и тебе это неприкольно, то ты долго там не протянешь. А если хуесоите и тебе прикольно… (Смеется.)
Есть люди метеоритного сплава, которые, когда прилеты, сидят как сидели. Это тяжело объяснить, когда ты это видишь. Как говорила моя бабушка: «Нельзя получить учебу из нелюбимых рук». Очень важно, чтобы был такой учитель, который одупляет, что делать. Первое чувство: что делать, что делать?! Потом смотришь на людей вокруг тебя и делаешь как они. Если с тобой находятся люди неопытные, ты тоже делаешь хуйню. Если опытные - ты тоже делаешь все правильно. Посылания на хуй - это все сантименты, а главное результат.
Никита, боевой медик
Пункт оказания медицинской помощи. Терны, Донецкая область, 11 ноября 2022 годаAshley Chan / SOPA Images / LightRocket / Getty Images
Я людей близко не подпускаю, чтобы не стали моими лучшими друзьями. Вернее, не прилагаю к этому никаких усилий, только если это само происходит. Меня на день рождения звали пару раз, а я не звал их, наоборот, уехал, меня отпустили. Мы специально соблюдаем некую дистанцию, чтобы в случае утраты не так тяжело переживать.
Одному чуваку у нас тяжело, пьет. Потому что не понимает - или, наоборот, очень четко понимает, что делать в жизни. Я стараюсь таких особо не подпускать - понимаю, что они могут на меня очень сильно все это вылить и я буду сидеть в этом всем. Для этого есть специальные офицеры - они, правда, херово работают.С одним дядькой, Сашей, я сдружился несмотря на разницу в возрасте, ему 56. Возможно, потому что он марихуану употребляет, мы с ним покуриваем иногда. Но он молодец, делится со мной опытом и юмором, он весь этот армейский долбоебизм знает хорошо: «Солдат без бирки, шо хуй без дырки».
Там оно все то же самое, что здесь, просто более утрированно. Если человек херово себя ведет по отношению к остальным, то он и там будет так. Например, старается так подкрутить, чтобы вместо него туда пошел кто-то другой: «Что-то я ездил пять раз, а он только два раза…» Или проявляет жестокость к гражданским - я не говорю, что надо их целовать и облизывать.
Бывают такие мутные чуваки, стараются намутить ради своей выгоды - там это не уважается. Твоя там только зубная щетка. Или командир мог бы чуть-чуть не выполнить задачу,но сохранить личный состав. А он выполнил - и не потому, что она такая важная, спасла всех остальных, а просто хотел выслужиться. Бывает, надо иди куда-то с тем-то. Думаешь: «Нет, с этим не хочу идти. С другим бы пошел, а с этим нет». Сразу оцениваешь, можно ли на человека положиться.
Если вы не на передке, то можно неформально домой съездить. А если у него там какой-то залет, с алкоголем связанный, то его спалят и вас всех накажут. И ты думаешь: блядь, ты же знал, что всех накажут, что ж ты?
Есть ощущение общего опыта с кучей незнакомых людей. Но таких уже сотни тысяч, и опыт у всех разный, а человек любит приврать, рассказать, какой он герой. Не каждый, кто там был, мне брат - потому что я там видел тех, кто трусил, подъебывал, проявлял жестокость, корыстолюбие, выгоду себе искал за счет других.
Вот маршрутчики должны были бесплатно возить участников АТО, ну и всех льготников. А они это не любили, выебывались. И была такая праворадикальная группа в Киеве, самая из них сучистая, которые мать родную за деньги продадут. И они занимались тем, что этих маршрутчиков щемили и на видео это снимали. Я представляю, как после этой войны такой вот нацик решит доебаться к маршрутчику, а тот ему скажет: «Сынок, это не ты в том селе съебался и наш правый фланг оголил? Я ж тебя помню…»
Роман, медик и оператор дрона
Есть люди, которые живут там, ничего не делают, уже очень устали от войны, работатяжелая. Но в целом те, с кем ты встречаешься на передке, обычно очень хорошие люди. И всем интересно попиздеть, люди там достаточно искренне общаются. Если вы приехали на позиции, всегда можете зайти чаю попить, угоститься. Или если вы случайно пересеклись с другой группой, которая так же ездит, выбирает позицию. Раз-раз, слово за слово, понимаем, что мы похожие вайбы разделяем, хотим что-то сделать. И, допустим, мне нужна какая-нибудь запчасть по дрону, я у них узнаю, они узнают у своих - и кто-то что-то найдет. У всех в цене обмен вещами, это прямо хорошо считается. И мне предлагают, и я предлагаю.
Если видишь, что человек очень эгоистично настроен, или юмор не понимает, или жесткий собственник - такие люди, как правило, не сильно воевали. Потому что ты поругался с человеком, а сейчас лежишь с ним в блиндаже, в любом случае вы будете общаться. Или ты поругался, а он единственный медик на всю линию. И у них свой эвак, и они вызовут к тебе и довезут тебя все равно. Ну и будешь ты там правым.
Данила, штурмовик
После Бахмута я приехал домой и решил для себя, что все, хватит. Но побыл дома около месяца, и такое начало лезть: как они там без меня. А еще когда тебе твои люди говорят: «Данила, мы без тебя никто». Никто этого не стесняется, парни говорят, что нам друг с другом повезло. Раньше я не понимал людей, которые жестко получили пиздячек и начинают снова рваться в эту жопу, а теперь я понимаю. Потому что в этой жопе твои люди, невозможно это спокойно переносить.
Леша, доброволец
- Поначалу тяжко было, воды привозили бутылку на сутки. Лето, жара, раз в неделю пятилитровую баклажку на человека. Ну такая была ситуация в то время, мы к этому относились нормально. Понимали, куда шли, куда попали. Я морально был готов, это война, она вот такая. Готовились к худшему.
- И что ты думал?
- Да ничего не думал. Я вообще не думал, что так долго жить буду. Слава богу, что уже пятнадцатый месяц тут на Донбассе, без вывода, без ротации. Нас из той роты первой, что зашли, осталось тридцать человек. Я считаю, это божья благодать, что живой, с руками, с ногами.
- Сейчас все тяжелее: люди заходят на русские позиции, с нуля все надо окапывать, под плотным обстрелом, это очень тяжко, очень большие потери, очень большие. То, что рассказывают по телевизору, это, конечно, классно, но дела хреновато.
У меня товарищ прошел очень много, с таких ситуаций вылазил, что капец-капец, и все было нормально. А потом в один прекрасный момент психика не выдержала, просто пошел в СОЧ. Не знаю, чем это для него закончится. Дома, устроился на работу. Я звонил ему, говорил, чтобы он вернулся. Он сказал: я не вернусь, просто боюсь уже. Выгорел человек. Обидно будет, когда начнут заниматься сочниками. Есть люди, которые не хотят ничего делать, приезжают и сразу идут в СОЧ. А есть хлопцы, которые реально воевали. Человек дал по максимуму этой войне, просто у него сдала психика - его будут судить так же, как того, кто побыл один день.
Ломаются люди психически, неуравновешенность, агрессия у людей появляется. Мы, в принципе, все с проблемами, я периодически пью антидепрессанты. Когда вижу по себе, что уже подходит, что меня все раздражает, - просто иду в аптеку, покупаю, пропиваю таблетки, доктор когда-то назначил. А у некоторых такое отношение: я ж не дебил, я нормальный, я таблеток пить не буду. И порой доходит до того, что ему кажется, кругом все враги. Оно же накапливается, накапливается, накапливается. Были случаи, что кидались на своих, за автомат хватались - слава богу, без последствий. Человек все уже, шиза, как в тумане. Но это война, тут нельзя никого судить, что кто-то плохой, начал бухать и наркоманить. Ты ж не видел того, что он видел.
Психолог - ну, приезжает периодически. Я не знаю, какие уж они там психологи. Их, во-первых, мало, на весь этот округ всего трое или пятеро. А во-вторых, ну приехали они раз в два месяца, собрали всех: «Есть у кого какие проблемы?» - «Та нема никаких проблем». Кому реально нужна помощь, редко сам идет на контакт. «Вы поделайте вот такие упражнения, вам будет легче…» Да ты выйди туда, блядь, и поделай! Некоторые хлопцы к ним даже агрессивно относятся: «Ты там был?» - «Да я же психолог…» - «Так шо ты мне можешь рассказать?» - и на этом заканчивается разговор. С такими людьми тяжело, с ними надо налаживать контакт. Этим надо заниматься, искать подход. С ними потом будет очень сложно, их будет очень много! Когда их будет полмиллиона, с этим справиться будет невозможно.
Евгений, капеллан, баптист
Капеллан ПЦУ читает молитву. Угледар, 15 декабря 2023 годаValentyn Kuzan / AP / Scanpix / LETA
Обычно солдаты не интересуются конфессиональной принадлежностью капелланов: православный, католик, баптист - не важно. У капеллана нет оружия, и это способствует какому-то доверию. Ты там переходишь определенную черту, точку невозврата.
До этого ты жил, зная, что никого не убил, а теперь живешь, понимая, что ты убил. Люди проходят через такие вещи, о которых мы можем только догадываться. Ты прощаешься с жизнью, понимаешь: в эту секунду, в следующую, в течение минут все. Человек запрыгивает в окоп, а там разлагающиеся трупы лежат.
Он не может оттуда выйти, все простреливается. Он по ним ходит, наступает на них.Ну, он старается не наступать, но там, куда ногу ни поставь, все время на кого-то наступаешь или на часть кого-то. А капеллан - он один из нас, но не переступил черту. Для солдат важно понимать, что у них есть тыл. У них свое отношение к тем, кто уехал из страны, особенно сбежал незаконными способами. Он мне говорит:
«Я боюсь сорваться, боюсь встретить кого-нибудь, кто не рожден для войны, боюсь увидеть машину, припаркованную на инвалидском месте. Я не ищу этот повод, но боюсь, что это может произойти…»
Егор
Блокпост на дороге, ведущей в Киев. 5 марта 2022 года Emilio Morenatti / AP / Scanpix / LETA
Егор записался в тероборону в первые дни войны, хотя ему было уже 53 года, человек он неспортивный и максимально мирный. Я тогда спросил, что его заставило это сделать.
Одниа из мотивов Егора было нежелание отпускать на фронт сына, он решил: уж лучше я. Сперва он дежурил на блокпосту в Киеве. Потом желающим предложили записаться в армию. Егор, как и все люди в его отделении, записался. Это были совершенно случайные люди, которые вдруг стали его друзьями.
- У нас на блокпосту были сварщик, финдиректор компании и учитель физики. Интеллигентнейший человек, добрячок, с детьми всегда так спокойно, вежливо. И он говорит: «Ну-у, на Москву хорошо бы ядерную. Украине хорошо бы ядерное оружие иметь, мы слишком мягкотелые, надо жестче, надо теракты». - «Вячеслав Михайлович, да вы что, дорогой, помилуйте? Мы же не такие, мы же на стороне добра». Разные там люди были, но неважно, какая траектория была перед этим, просто вы вдруг оказались в одной лодке, совершили один и тот же выбор.
Когда российские войска отошли от Киева, Егора с товарищами отправили на границу с Беларусью, снова на блокпост. Егор говорил, что это очень скучно, но мы были рады, что он не на фронте. В тот момент казалось, что война вот-вот закончится и Егор пересидит ее на берегу озера в Полесье. Но весной, перед началом украинского наступления, их все-таки отправили на восток. Когда недавно я созванивался с Егором, голос у него был грустным. Как и у других моих знакомых на фронте, в нем сквозила смертельная усталость, которую нельзя показывать: «Да ничего, держимся…»
- У нас тут весело, с огоньком… Новая позиция - там, конечно, такое, грустно. Сидим в кацапских окопах, крысы, полуразрушенные блиндажи эти. А они знают все свои блиндажи и просто методично стреляют-стреляют - один блиндаж разрушили, второй начали. И они нас видят, даже дрона не надо. Конечно, страшновато, когда раз прилетело, потом слышишь, летит - ближе прилетело, и опять - и вообще рядом. И думаешь: ну, сейчас, наверное, все. Такое чувство, конечно, незабываемое. Один раз самолет бомбил - такой удар, как будто огромный великан бьет кулаком по земле.
Бои за каждую посадочку. А посадка - это остовы от деревьев, все посеченные, порубленные. Вот прямо передо мной посадка, метров триста, ее штурмуют. Бесконечные бои, то мы отобьем, то они, это безумие, безумие чистой воды!
У нас погибли ребята хорошие. Их повели на штурм, а мы же ТРО, старички, люди невоенные. Десять человек отобрали, вызвались - наш командир, такой хороший парень Саша - неделю пообучали: тактика, БТРы, учили заскакивать, соскакивать, в цепь разворачиваться. И пошли, захватили окопы вражеские, всех поубивали - и по ним начали стрелять, обстреливать, и так плотно. Два двухсотых, три трехсотых, прямо мина прилетела в окоп, где они были. И еще один, Леша, очень хороший парень, потом в госпитале умер. И ты понимаешь, что это такая лотерея безумная.
Какие-то незнакомые люди хотят убить тебя, ты хочешь убить других людей - при этом ты не испытываешь к ним никакой личной неприязни. А просто ради того, чтобы выжить, ты должен кого-то убить. И ты понимаешь, какие ресурсы тратятся просто в никуда: кто-то подвозит этот БК, эту еду, обмундирование, везде эти склады, кучи народу. И с той, и с той стороны, понимаешь? Бессмыслица это, короче! В общем я не вижу конца войны, она очень выгодна всем, с обеих сторон. Мы воюем, а какие-то люди все это списывают, зарабатывают деньги. И скорее всего, очень надолго, потому что смены нету никакой, неукомплектация, говорят «будете зимовать».
Там, конечно, тяжело физически, один несет комплекс РЭБ, он тяжелый такой, а второй несет его автомат, какую-то воду на двое суток, консервы, БК. Идти три километра, по открытому полю. Ночью есть дроны с ночным виденьем, а на рассвете и на закате есть такое окно, час буквально, когда они не видят. Тогда спрыгиваешь с БТРа, все в руки и бежишь по полям. Проблема, что там все заминировано, только узкая дорожка, и нужно, чтобы было хоть что-то видно. Потом по этим окопам пробираться, они все полуразваленные. Ну а все равно работу-то делать надо, мы прикрываем эвакуацию, хоть какое-то минимально полезное дело.
Егор прислал мне маленькое видео из окопа. Морозный туман, искореженная земля, обглоданные кочерыжки деревьев, оторванная взрывом башня танка, вздувшийся труп русского солдата. Теперь это его повседневность, он там живет. Мерзлые, обвалившиеся окопы, свеча, над которой можно погреть руки, ежесекундная угроза погибнуть. Пятьдесят килограммов железа, которые надо каждый день таскать под обстрелом. Дроны-самоубийцы, которые пытаются его убить. Люди в окопах напротив, которые, глядя в планшеты, их наводят. Филип Дик и Джордж Оруэлл, ближайшее будущее.
Источник AHAPX