"Их воскресила любовь". По роману Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"
Михаил Михайлович Дунаев - профессор Московской Духовной Академии, доктор богословия, доктор филологических наук рассуждает о духовной сути романа Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание". Михаил Дунаев (1945-2008) - автор более 200 книг и статей. Он внёс большой вклад в исследование творчества и биографии многих классиков русской литературы.
В своих лекциях, выступлениях, интервью, статьях, книгах профессор Дунаев говорил, что без чтения нашей литературы будет куда труднее понять и святоотеческое предание. В своём цикле лекций о христианстве в русской литературе профессор Дунаев рассказывал о великих русских писателях: Пушкине, Лермонтове, Гоголе, Льве Толстом, Достоевском, Лескове, Чехове, а также о русской литературе XIX века в целом.
Говоря о Достоевском, Михаил Михайлович рассказывал о его отношении к христианству, о том, как оно повлияло на произведения и судьбу писателя, об авторских системах образов, новаторских приёмах, литературных подходах и многом другом.
You can watch this video on www.livejournal.com
В фильме «Их воскресила любовь» Михаил Михайлович подчеркивал, что отрывок из Евангелия о воскрешении Лазаря, помещённый Ф. М. Достоевским в роман «Преступление и наказание», несёт в себе основную идейную нагрузку: «...ради этого отрывка роман написан! ...Соня читает Раскольникову о последнем чуде Христа, которое тот совершил перед арестом и Страстной неделей. Великое чудо! Лазарь умер четыре дня назад, тело его начало уже разлагаться. И тем не менее Христос воскрешает Лазаря, говоря: для человека невозможно - для Бога всё возможно!
Раскольников ведь и есть умерший Лазарь. Он не старуху убил, себя убил. Он мёртв духовно.
Если этот отрывок из Евангелия не заметить, как объяснить, что способно Раскольникова воскресить? Достоевский прекрасно понимал, что воскрешение человека, народа - процесс долгий. Своими силами ни человек, ни общество не воскреснут...».
Очень актуально для нашего времени, для нашей страны - не так ли? Ведь и теперь, после роковых 1990-х, гражданам России, в первую очередь молодёжи, в среде которой есть, увы, те, кто принимает наркотики, совершает тяжкие преступления, так трудно найти себя в жизни, реализовать свои способности.
«Любимый и почитаемый Достоевским святитель Тихон Задонский, писал: «Христос есть красота для человека». С таким пониманием Достоевский не расходился никогда. «Христос - 1) красота, 2) нет лучше, 3) если так, то чудо, вот и вся вера…» - читаем в Записных тетрадях 1876-1877 годов, десятью годами позднее работы над «Идиотом». В убеждении этом писатель оставался постоянен. Поэтому, когда в романе появился тезис «мир спасёт красота», - он был равнозначен повторению истины «Христос есть Спаситель мира», - отмечал профессор Дунаев,.
Основной труд профессора Дунаева - 6-томное издание «Православие и русская литература».
Обратимся к главе X - Фёдор Михайлович Достоевский (1821-1881).
С самого начала этой главы Михаил Михайлович обращал наше внимание на главное в творчестве Достоевского:
«Не как мальчик же я верую во Христа и Его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла...» - такое признание можно прочитать в последней записной тетради Ф.М.Достоевского.
Не в этих ли словах его - ключ к пониманию всего наследия писателя? Здесь ясное указание и на путь, и на итог пути, каким он прошёл в жизни. Проблема веры и вообще для всякого человека - важнейшая: каждому нужно верить хоть во что-то, иначе пустота. Когда же твёрдость веры соединится с полнотою Христовой истины, нет человека богаче духовно. Вне Православия Достоевский постигнут быть не может, всякая попытка объяснить его с позиции не вполне внятных общечеловеческих ценностей малоосмысленна. Конечно, некоторые истины можно извлечь из творческого наследия писателя и вне связи с его подлинною религиозною жизнью - Достоевский для того слишком многоуровневый писатель, - но: без скрепляющей всё основы всякое осмысление любой проблемы останется и неполным, и шатким, ненадёжным.
Состояние утверждённости в вере не обретается человеком с рождением, ради того требуется потрудиться сердцем и разумом. То есть в глубинах сердца вера, быть может, и укоренена бессознательно, но сознание предъявляет и свои права: сомневается, ищет, отвергает даже несомненное - и мучит, мучит и себя и сердце своего обладателя, и выплёскивает личную муку в окружающий мир. Вера и безверие - их тяжкий, смертоносный порою поединок в душе человека - есть вообще преимущественная тема русской литературы, у Достоевского же все противоречия доведены до крайности, он исследует безверие в безднах отчаяния, он ищет и обретает веру в соприкосновении с Горними истинами.
У всякого художника его жизненный поиск сопряжён с творческим - общеизвестно. Духовный опыт, способный обогатить каждого в его смятенном искании, - что может быть ценнее при соприкосновении с творчеством великого художника? Не принимая его, этот опыт, полностью в себя, - это и невозможно: он всегда индивидуален - каждый в силах с благодарностью извлечь из него соответствующее собственным потребностям.
Творчество искусительно. Оно - величайший дар Божий человеку - способно увлечь в бездны гордыни, в сатанинскую мысль о равенстве всякого творца с Творцом-Зиждителем мира. В такой соблазн срывались многие художники. Достоевскому это хорошо было известно, и не по стороннему опыту. Кому как не ему, с его-то страстностью внутреннею, не знать было прельстительных крайностей, от каких трудно уберечься художнику. Следы такого знания приметны на всём его писательском пути. Ценность опыта Достоевского - в преодолении искушения сбиться с пути соработничества Творцу, создавая измышленный образный мир, безблагодатный в основе своей.
«...Особое значение имеет то, что Достоевский с такой силой поставил проблему культуры внутри самого религиозного сознания. То пророческое ожидание «православной культуры», которое зародилось впервые у Гоголя и которое намечало действительно новые пути исторического действования, впервые у Достоевского становится центральной темой исканий и построений». Эта проблема теснейше связана со стремлением Достоевского к воцерковлённости всей русской жизни, чему посвящён основной пафос его творчества <…>», - писал протоиерей В.В. Зеньковский.
По словам профессора Михаила Дунаева, «высшее проявление русского начала Достоевский видел в Пушкине - всегда сознавая в нём идеал русского миропонимания».
«В «Дневнике» за 1877 год (в феврале), - отмечал в этой главе Михаил Михайлович, - Достоевский писал:
«По-моему, Пушкина мы ещё не начинали узнавать: это гений, опередивший русское сознание ещё слишком надолго. Это был уже русский, настоящий русский, сам, силою своего гения, переделавшийся в русского».
Мысль о Пушкине формировалась в сознании писателя настойчиво. В июле того же года он утверждает:
«В Пушкине две главные мысли - и обе заключают в себе прообраз всего будущего назначения и всей будущей цели России, а стало быть, и всей будущей судьбы нашей. Первая мысль - всемирность России, её отзывчивость и действительное, бесспорное и глубочайшее родство её гения с гениями всех времён и народов мира. <...> Другая мысль Пушкина - это поворот его к народу и упование единственно на силу его, завет того, что лишь в народе и в одном только народе обретём мы всецело весь наш русский гений и сознание назначения его. И это, опять - таки, Пушкин не только указал, но и совершил первый на деле».
Тогда же в Записной тетради Достоевский отметил для себя:
«Пушкин был первый русский человек. Он первый догадался и сказал нам, что русский человек никогда не был рабом. И хотя столетия был в рабстве, но рабом не сделался».
В Пушкинской речи, произнесённой на торжествах при открытии памятника поэту летом 1880 года, Достоевский не просто выразил своё понимание пушкинского творчества, но указал на заложенную в нём основу всечеловеческого единения.
«Я просто только говорю, что русская душа, что гений народа русского, может быть, наиболее способны, из всех народов, вместить в себе идею всечеловеческого единения, братской любви, трезвого взгляда, прощающего враждебное, различающего и извиняющего несходное, снимающего противоречия. Это не экономическая черта и не какая другая, это лишь нравственная черта, и может ли кто отрицать и оспорить, что её нет в народе русском?».
По материалам Русской линии