27 февраля 1598 года - По решению Земского собора избран на царство Борис Годунов
Борис Годунов
В 1584 году скончался Иван Грозный. На престол вступил его сын Фёдор Иванович, который по ряду связанных со здоровьем причин не был способен держать бразды правления страной целиком и полностью в своих руках. Тогда и решено было создать регентский совет, в который вошли, как полагает ряд историков, Богдан Бельский, Никита Юрьев (Романов), Иван Мстиславский и Иван Шуйский. Они стали советниками Фёдора.
Путь к трону для Годунова был нелегким. В удельном городе Угличе подрастал наследник престола Дмитрий, сын седьмой жены Ивана Грозного. Но в мае 1591 года царевич при невыясненных обстоятельствах погиб. Летопись обвиняет в убийстве Бориса Годунова, ведь Дмитрий был прямым наследником престола и мешал Борису в продвижении к нему.
На протяжении всего правления между боярами-регентами шла постоянная борьба.
6 января 1598 года Федор Иоаннович умер, и мужская линия Московской ветви династии Рюриковичей пресеклась.
Фёдор Иванович не оставив указаний о наследнике. Фактически, устранив соперников, еще при жизни покойного, правителем страны стал Борис Годунов, на сестре которого Ирине был женат последний правитель из прервавшейся династии Рюриковичей. На пирах даже здравицы царю Фёдору совмещали со здравицами Борису, что по тогдашним представлениям было делом немыслимым. Сама английская королева обращалась к Годунову, называя его «лорд-протектор», да и с европейскими дворами переписка велась от имени реального правителя. Наследника у Федора не было, единственным их с Ириной ребенком была девочка, но она умерла в младенчестве.
Царь Феодор Иоаннович не оставил после себя завещания. Возникли различные версии насчет его последней воли. Носились слухи, будто Феодор назвал в качестве преемника Романова, одного из своих братьев по матери Анастасии.
Официальная версия, исходившая от Годуновых, была иной. Как значилось в утвержденной грамоте ранней редакции, Феодор «учинил» после себя на троне жену Ирину, а шурину Борису «приказал» царство и свою душу в придачу. Окончательная редакция той же грамоты гласила, что царь оставил «на государствах» супругу, а патриарха Иова и Бориса Годунова назначил своими душеприказчиками. Наиболее достоверные источники повествуют, что патриарх тщетно напоминал Феодору о необходимости назвать имя преемника. Царь по обыкновению отмалчивался и ссылался на волю Божью. Будущее жены его тревожило больше, чем будущее трона. По словам очевидцев, Феодор наказал Ирине «принять иноческий образ» и закончить жизнь в монастыре. Как видно, Феодор действовал в полном, соответствии с церковными предписаниями и стариной.
Борис отказался исполнить волю Царя относительно пострижения вдовы-Царицы (своей сестры) и пытался закрепить за ней трон . Преданный Борису Патриарх Иов разослал по всем епархиям приказ целовать крест Царице. Обнародованный в церквах пространный текст присяги вызвал общее недоумение. Подданных заставили принести клятву на верность Патриарху Иову и православной вере, Царице Ирине, правителю Борису и его детям. Под видом присяги Церкви и Царице правитель фактически потребовал присяги себе и своему наследнику. Но мало кто из знатных лиц на это соглашался, а народ выражал недовольство шайкой Годуновых».
В обстановке междуцарствия руководство Боярской думы и столичные чины взяли на себя почин созыва избирательного Земского собора. После кончины Феодора, записал московский летописец, «града Москвы бояре и все воинство и всего царства Московского всякие люди от всех градов и весей збираху людей и посылаху к Москве на избрание царское»... Но этот приказ не был выполнен из-за противодействия правителя. На воеводских должностях в провинции сидели многие известные недоброжелатели Бориса, и он не желал допустить их к участию в Соборе. Годунов приказал перекрыть дороги в столицу и задержать всех лиц, ранее получивших приглашение прибыть в Москву.
Годунов имел основания для безпокойства. Самостоятельное правление Царицы Ирины не ладилось с первых дней. Через неделю после кончины мужа она объявила о решении уйти в монастырь (согласно воле почившего мужа). В день ее отречения в Кремле собралось множество народа. Официальные источники впоследствии изобразили дело так, будто толпа, переполненная верноподданническими чувствами, слезно просила вдову остаться на царстве. На самом деле отречение Ирины Годуновой носило вынужденный характер, свидетельствовал очевидец. «Простой народ, всегда в этой стране готовый к волнению, во множестве столпился около Кремля, шумел и вызывал Царицу». «Дабы избежать великого несчастья и возмущения», Ирина вышла на Красное крыльцо и объявила о намерении постричься.
Годунова отказалась от власти в пользу Боярской думы. «У вас есть князья и бояре, - заявила она народу, - пусть они начальствуют и правят вами». Слова Царицы отвечали политическим видам бояр, и она произнесла их, вероятно, по настоянию именно бояр.
Однако после пострижения бывшая Царица не только не простилась с мiрской жизнью, но пыталась править страной из монастыря: подписывала именные указы, рассылала их по городам. За спиной Царицы-инокини стоял ее брат Борис. Хотя ему не удалось предотвратить пострижение Ирины, он не собирался сдавать позиции. В тот памятный день, когда народ вызвал на площадь Царицу, Годунов вышел на Красное крыльцо вместе с ней и постарался убедить всех, что в Московском государстве все останется как было. Взяв слово после сестры, Борис заявил, что берет на себя управление государством, а князья и бояре будут ему помощниками.
Годунов не имел никаких формальных прав на трон, так как не состоял в кровном родстве с Царской фамилией. Аристократия и слышать не желала о передаче короны Годунову: на троне может сидеть лишь тот, кто происходит от «царского корены». Ближайшими родственниками царской династии были князья-рюриковичи, среди которых первенствовали Шуйские, ведшие свой род от младшего брата Ивана Калиты - Андрея. Шуйские надеялись завладеть опустевшим троном и настойчиво интриговали против Годунова. Однако главными его противниками выступали не Шуйские, а Романовы, родственники Царицы Анастасии - матери почившего Царя Феодора.
При жизни Федора Годунов умел добиться повиновения от высшей знати. После смерти царя бояре перестали скрывать свою вражду к временщику. Аристократия и слышать не желала о передаче ему короны. Ее упрямство подкреплялось вековыми традициями. В феодальные головы плохо укладывалась мысль об избрании в цари не слишком знатного дворянина. Никто не сомневался в том, что на троне может сидеть лишь тот, кто происходит от «царского корени». Ближайшими родственниками Московского дома были князья-рюриковичи, среди которых первенствовали «принцы крови» Шуйские. Калита вел род от Александра Невского, Шуйские - от его старшего брата. Знать помнила это даже при Грозном. По некоторым известиям, князья Шуйские надеялись завладеть опустевшим троном и настойчиво интриговали против Бориса. После смерти Федора, утверждал «Новый летописец», патриарх и власти, «со всей землею советовав», решили посадить на царство Бориса, «князи же Шуйские едины ево не хотяху на царство» (ПСРЛ, т. XIV, с. 50). «Новый летописец» возник в окружении Филарета Романова, и, по меткому замечанию С. Ф. Платонова, имя Шуйского было вставлено в эту летопись лишь для отвода глаз. В действительности главными противниками Годунова выступали не Шуйские, а Романовы. Княжеская знать принуждена была склонить голову под тяжестью опричного террора. Гонения Годунова довершили дело. Шуйские не осмелились выступить с открытыми притязаниями на корону и предпочли выждать.
Борьба за власть расколола Боярскую думу. В феврале за рубеж поступила информация о том, что московские бояре «никак не могут помириться, между ними великое разногласие и озлобление». Романовы считали свои позиции столь прочными, что выступили с резкими нападками на правителя. Из-за их вражды Годунов перестал ездить в Боярскую думу и укрылся на своем подворье. На первых порах он не отказался от попыток вершить дела, не выходя из стен дома. Свояк, боярин Шуйский, пытался помочь ему. По данным литовской разведки, Шуйский убеждал бояр ничего не предпринимать без ведома правителя. Но его посредничество не привело к успеху. Раздор в думе достиг такой остроты, что Борису пришлось покинуть свое кремлевское подворье и выехать за город. Он укрылся в хорошо укрепленном Новодевичьем монастыре.
Покидая Кремль, Годунов оставил там в качестве доверенного лица Иова. Хлопоты патриарха в пользу правителя имели важное значение, но они не могли предопределить исход выборов. Ставленник Бориса не обладал ни сильным характером, ни достаточным авторитетом. Бесцеремонное вмешательство в политическую борьбу навлекло на патриарха негодование знати. Впоследствии Иов не мог без горечи говорить о времени, предшествовавшем избранию Годунова.
Факты обнажают несостоятельность официальных заверений, будто Борис выехал за город по своей доброй воле. На самом деле бегство из Кремля свидетельствовало о его поражении на первом этапе избирательной борьбы. Поражение могло привести к отставке Годунова с поста правителя.
17 февраля истекло время траура по Федору, и Москва тотчас же приступила к выборам нового царя. Патриарх созвал на своем подворье совещание, принявшее решение об избрании на трон Бориса. Обе редакции утвержденной грамоты подчеркивают, что в совещании участвовали духовенство, бояре, дворяне, дети боярские, приказные люди и всех чинов люди из Москвы и всей Русской земли. Но и в том и в другом варианте рассказа можно заметить следы редакционной работы. В апрельской грамоте сказано, что он впервые упомянул столичных купцов-гостей, а кроме того, впервые внес в текст самый термин «собор».
Нет возможности составить более точное представление о реальном составе раннего Земского собора. Без всякого сомнения, на нем присутствовали бояре Годуновы, их родня Сабуровы и Вельяминовы, а также некоторые младшие чины думы, предположительно боярин князь Хворостинин, окольничий князь Гагин, думные дворяне князь Буйносов и Татищев. Никто из противников правителя на собор, естественно, не попал.
Как следует из утвержденной грамоты, «некие бояре», участвовавшие в соборе, выступили с письменным свидетельством в пользу Бориса. Эта подробность подтверждается показанием дьяка Ивана Тимофеева, непосредственного участника избрания Бориса. Тимофеев не принадлежал к числу безусловных приверженцев правителя, и его мемуары можно использовать для проверки официозных источников. Как писал осведомленный дьяк, самые красноречивые почитатели Годунова не поленились встать на солнечном восходе и пришли к патриарху с писаной «хартией» (Осведомленный дьяк описал совещание у патриарха следующим образом: «...На утрие, токмо еще начинающи дневи, солнцу же своя простирати лучи на вселенную, собрашася необленно вкупе сильнословесныя рачители его (Бориса.-Р. С.) вся... и хартию писаньми тщанно соплетше... ускориша они самого архиерея (Иова.- Р. С.) во двор и подьяша» и пр. (Временник Ивана Тимофеева, с. 52-53)). Замечательно, что сторонники Бориса столь высоко оценивали значение «хартии», что включили ее, по-видимому, без всяких изменений в апрельскую утвержденную грамоту.
Созданный в разгар избирательной борьбы, этот документ может служить ярчайшим образцом предвыборной литературы. В нем биография кандидата расписана самыми яркими красками, не упущена ни одна деталь, которая могла бы подкрепить его претензии на трон. Авторы «свидетельства» подчеркивали, что Борис с детства был «питаем» от царского стола, что царь Иван посетил его больного на дому и на пальцах показал, что Федор, Ирина и Борис равны для него, как три перста, что Грозный «приказал» Годунову сына Федора и все царство, что такое же благословение Борис получил и от Федора.
Некоторые детали повествования выдают авторов приговора. Упомянув о посещении годуновского двора Грозным, составители документа добавляют: «А с ним (царем.- Р. С.) мы, холопи его, были». Визит носил неофициальный характер, и Ивана сопровождали лишь самые близкие ему люди. Большинство из этих людей к 1598 г. либо сошли со сцены, либо оказались в числе противников Бориса. Исключением был Дмитрий Годунов - старый постельничий царя Ивана. Видимо, он и стал одним из главных инициаторов выступления в пользу Бориса. Дядя не скупился на ложь, чтобы обосновать претензии племянника на трон. Большинство его аргументов производили анекдотическое впечатление. Но все это нисколько не смущало Иова и его окружение.
Патриарх благосклонно выслушал «болярскую премудрую речь» и вместе с другими участниками собора «приговорил» на другой день собраться в Успенском соборе, а затем организовать шествие в Новодевичий монастырь. Участники Земского собора приняли «крепкое уложение», определившее порядок шествия. В соответствии с разработанным сценарием дворянам следовало стать у кельи царицы Ирины, «всенародному множеству» - «на монастыре - за монастырем» в поле и «всем единогласно с великим воплем и неутешным плачем» просить Бориса на царство.
Официальные документы нарисовали идиллическую картину единодушного избрания Годунова. Жизнь же была весьма далека от идиллии. Описав то, что произошло на патриаршем дворе, составители утвержденной грамоты промолчали о более важных событиях, развернувшихся в Кремлевском дворце - резиденции Боярской думы. Показания Михаила Шиля позволяют восполнить этот пробел в официозных источниках.
Едва истекло время траура, повествует Шиль, как бояре собрались во дворце и после длительных прений обратились к народу с особым воззванием: они дважды выходили на Красное крыльцо и увещевали народ принести присягу думе. Лучший оратор думы канцлер Василий Щелкалов настойчиво убеждал толпу в том, что присяга постриженной царице утратила силу и теперь единственный выход - целовать крест боярам (Донесение М. Шиля о поездке в Москву (1598 г.), с. 12-13).
Достоверность австрийской информации подтверждается письмом неизвестного лица из Польши, датированным июлем 1598 г. Ссылаясь на донесение польского гонца из Москвы, автор письма сообщал, что «супруга покойного великого князя (в Москве.- Р. С.) поставила на управление княжеством своего брата Бориса до тех пор, пока не будет поставлен настоящий князь. Канцлер, напротив того, перед сословиями провозгласил, что Борис еще не утвержден в качестве великого князя, и знатные московиты ему противятся и даже некоторые утверждают, что Бориса следует убить» (Elemenla ad fontium editiones, t. IV. Romae, 1961, p. 217).
Самая большая трудность для думы состояла в том, что «великие» бояре, решительно отказавшиеся признать права Бориса на трон, никак не могли преодолеть собственные разногласия. Братья Романовы унаследовали от отца популярность имени. Но они не обладали достаточной изворотливостью и опытом, чтобы сплотить всех противников правителя. По знатности Романовы далеко превосходили Годуновых. Но и они были в родстве с царской семьей лишь по женской линии. «Принцы крови» и «великие» бояре не желали уступать им своих прав на трон.
Решение Боярской думы свидетельствовало о том, что ни Романовы, ни Мстиславские не собрали в думе большинства голосов. Отклонение популярных кандидатов и разногласия обессилили думу.
В ходе избирательной борьбы наступил критический момент. Решение Земского собора в пользу Бориса Годунова не могло считаться законным, поскольку высший государственный орган - Боярская дума - решительно отклонил его кандидатуру. Но и предложение думы присягнуть боярам и учредить в стране боярское правление также не прошло. Раскол в верхах привел к тому, что вопрос о престолонаследии был перенесен из думных и патриарших палат на площадь. Противоборствующие партии пускали в ход всевозможные средства - от агитации до подкупа.
Земский собор оказался более расторопным. 20 февраля ему удалось организовать шествие в Новодевичий монастырь. Борис благосклонно выслушал речи соборных чинов, но на все их «моления» отвечал отказом. Выйдя к толпе, правитель со слезами на глазах клялся, что и не мыслил посягнуть на «превысочайший царский чин». Мотивы отказа Годунова от короны нетрудно понять. Как видно, его смущала малочисленность толпы. А кроме того, он хотел покончить с клеветой насчет цареубийства. Чтобы вернее достичь этой цели, Борис распустил слух о своем скором пострижении в монахи. Под влиянием умелой агитации настроение в столице стало меняться.
Патриарх и члены собора постарались использовать наметившийся успех и с удвоенной энергией взялись за подготовку новой манифестации. Церковь пустила в ход весь свой авторитет. По распоряжению патриарха столичные церкви открыли двери перед прихожанами с вечера 20 февраля до утра следующего дня. Расчет оказался правильным. Ночное богослужение привлекло множество народа. Наутро духовенство вынесло из храмов самые почитаемые иконы и со всей «святостью» двинулось крестным ходом в Новодевичий. Таким способом руководителям Земского собора удалось увлечь за собой внушительную толпу.
От имени народа переговоры с царицей Ириной и ее братом вели высшие чины собора. Убеждая Бориса принять корону, церковники пригрозили, что затворят церкви и положат свои посохи, если их ходатайство будет отклонено. За ними выступили бояре, сказавшие: «А мы называться боярами не станем» (не будут управлять государством, если Борис не примет корону). Последними, как и полагалось по чину, высказались дворяне.
Выступление дворянства, бесспорно, должно было оказать заметное влияние на исход избирательной борьбы в Москве. Многие признаки указывали на то, что дворяне занимали позицию, благоприятную для Бориса.
Манифестация 21 февраля сыграла важную роль в ходе избирательной борьбы. Опасность введения в стране боярского правления уменьшилась, тогда как позиции приверженцев Годунова окрепли. Чтобы сломить сопротивление знати, правитель должен был искать непосредственную поддержку у столичного посадского населения. Но вся структура тогдашней государственной власти была такова, что народное избрание Бориса на трон не могло иметь силу без санкции со стороны высшего органа государства - Боярской думы.
После избрания ничто не мешало правителю вернуться в столицу и надеть на себя корону. Но он медлил и в течение пяти дней продолжал жить в келье Новодевичьего монастыря. Причину его странной бездеятельности нетрудно угадать. Он ждал санкции Боярской думы. Но таковой, судя по всему, не последовало.