Старец Ефрем Филофейский
Глава девятая. Борьба с помыслами
В начале моей жизни у Старца меня стали донимать помыслы, тысячи помыслов. «Ох, как трудно, как трудно! Как ты здесь выдержишь? Зачем ты сюда пришел? Возвращайся назад!» Приходили воспоминания о доме, о том, что мой духовник хотел вместе со мной устраивать монастырь, воспоминания о том, о другом. Я боролся и сопротивлялся этим помыслам.
Старец мне говорил:
- Все в порядке, все хорошо, не оставляй своих обязанностей, бдения и молитвы - тогда демон бегства не сможет возобладать в твоей душе.
Я прилежно исполнял свои обязанности, и наступил момент, когда все помыслы ушли и я увидел, сколь прекрасна пустыня. До этого бес мне представлял ее мрачной и черной, потому что мой ум часто обращался к миру. Но благодать Божия помогла и отбросила всех бесов, и воля Божия возобладала.
Иногда я ходил и к отцу Арсению. Тот мне говорил:
- Не расстраивайся. И со мной воевали помыслы, и со Старцем воевали.
Он тоже меня поддерживал своими простыми словами.
Таким образом, когда я пришел туда, у нас было два Старца. Первым был Старец Иосиф. Ему первому мы клали поклон, а затем - отцу Арсению. При этом отец Арсений говорил нам: «Вы уже положили поклон Старцу, этого достаточно». Но и отец Арсений нам очень помогал. И если я не мог поговорить со Старцем, я говорил с отцом Арсением. Мы с ним трудились вместе.
Конечно, иногда помысл гордости, иногда - нерадения или еще чего-нибудь сильно меня донимал. Но Старец нам говорил, чтобы мы противостояли помыслам с совершенным презрением и безразличием:
- Храни Иисусову молитву! Это пройдет. Это - буря, нападение. Все отступит. Если ты будешь этому противостоять, крепко держать фронт, если не потеряешь отваги, это отступит. Такова тактика диавола: нападать, чтобы прорвать фронт, разрушить стену, стремительно, как водный поток, ринуться в пролом и затопить, обрушить все, что стоит. Крепко держи стену - и он отступит.
И помыслы, конечно, отступали.
* * *
Старцу я открывал все. Искренне и чисто исповедуясь ему, я ни¬чего не утаивал от него, ибо знал, что иначе буду оставлять гнилое в душе. Но всякая гнилая вещь имеет свой запах, свое зловоние, которое могло пропитать мою душу, а тогда я не смог бы чувствовать себя хорошо. Приходил какой-нибудь помысл - и в душе все переворачивалось вверх дном. «Постой-ка, - говорил я себе, - если я так это дело оставлю и приму этот помысл, что тогда будет?»
Например, пришел ко мне как-то плохой помысл о Старце. Старец был болезненным человеком и не мог на своем правиле осенять себя широким крестным знамением. Поэтому он крестился мелко. А из-за опухших от водянки ног он не мог полагать полных земных поклонов. Что же он делал? Он подходил к валуну и делал поклоны, опираясь на него. В старости он понуждал себя так же, как и в дни своей юности. Он, по всей видимости, думал: «Богу известно, что я могу только так».
И я и Старец совершали правило во дворе. Он - возле своей каливы, а я - немного поодаль. Когда бывала ясная ночь и све¬тила луна, мне был виден Старец, а Старец видел меня. Я видел, что он кладет мелкие кресты, и помысл мне говорил: «Разве это крестное знамение? Почему Старец не кладет его правильно?
Как на балалайке играет!» Поскольку я старался всегда быть честным пред Богом и Старцем, я вознегодовал, восстал на само¬го себя. Ведь я мог совершить ошибку и поверить лжи, вопреки моей прежней вере в этого человека. Ведь я знал, что достаточно было поверить одному лукавому помыслу, чтобы разорвался духовный союз и я разлучился со Старцем. Ибо если поколеблется вера в духовного наставника, то затем теряется и доверие, затем разрушается и любовь, а после этого - попробуй-ка оказывать послушание! Поэтому я говорил себе: «Щенок слепой, за собой смотри! Старец - больной человек. Этот маленький крест Старца равносилен твоим десяти, потому что ты молод, а он старик. Разве ты совершил то, что совершал Старец, когда был моложе? Ты даже мизинца его не стоишь. Так что когда ты доживешь до его лет, ты вообще будешь тряпкой, не сможешь сделать ни большо¬го, ни малого крестного знамения». А если я замечал, что помысл упрямится, я брался и за палку: «Получай и это, чтобы усвоить урок! Вот тебе, вот тебе, вот тебе!» Так, браня себя, я отсекал по¬мысл. Я успокаивался. Но через какое-то время помысл начинал нападать на меня снова. Помысл был сильнее меня, хотя мне и удалось на время его отогнать.
Тогда я открыл его Старцу:
- Старче, такие дела.
И этот многоопытный, удивительный человек сказал мне:
- Все это чепуха, не бойся. Ты как тот брат из патерика, кото¬рый запутался и говорит: «Старче, столько помыслов, столько страстей! Как я смогу их вырвать? Ради Господа Бога, помоги, Старче, я запутался!» И опытный авва ему ответил: «Дитя мое! Помыслы не наваливаются все вместе, страсти не восстают все разом, чтобы тебя задушить». Вот на тебя напал плотской помысл - бей его! Отсеки представление, то лицо, которое тебя соблазняет, прогони его, сотри его, как ты стираешь беса из своего представления, как ты стираешь какого-нибудь разбойника, который приходит к тебе в твоем воображении. Ты стирай это так, как стирают что-нибудь губкой с доски. Сотри образ и держи Иисусову молитву. И дело кончено. Ты разделался с помыслом. Его больше нет. Если он придет опять - снова с ним разделайся. Так приходит к тебе помысл нерадения и говорит тебе: «Спи!» Ты же ему: «Нет, зачем я буду спать?» Помысл тебе говорит: «Скажи такое-то слово». А ты ему: «Не скажу!» Вот, пожалуйста, так это делается.
* * *
Иногда у Старца случалась обычная икота. Воспользовавшись этим, диавол нашел ко мне еще одну лазейку, поскольку у меня было и есть много гордости и я много думал о себе. Ведь в миру мы старались жить по-христиански, из-за этого нас превозносили до небес и в итоге раздули мое мнение о себе и мою гордость. Конечно, когда я пришел к Старцу и прошел через печь его воспитания, тогда увидел, что я - дырявое сито.
Так вот. Из-за икоты Старца помысл начал мне говорить: «Вот, у Старца это оттого, что в нем бес. Это бес заставляет его икать». О-о-о! Какую горечь, какой яд ощутил я в своей душе! «Ты только посмотри, что говорит этот помысл!» - сказал я себе. У меня до тех пор таких не было. Лишь только он пришел, я возмутился, восстал на него. Нет, невозможно принять такой помысл о Старце! «Убью тебя!» - сказал я ему и начал войну, стал ему противоречить.
Когда я рассказал об этом Старцу, он улыбнулся: для него это было как семечки щелкать.
- Не расстраивайся, дитя мое, пусть он говорит что хочет. Не придавай этому никакого значения. Произноси Иисусову моли товку, дитя мое. А он пусть себе болтает. Он тебе еще много чего скажет. В одно ухо вошло, из другого вышло. Рвота ада бесконечна. Никто не может легко справиться с диаволом. Не начинай с ним спорить, ибо ты еще мал. Вошло - вышло. Ты только презирай эти помыслы, твори Иисусову молитву, и они сами уйдут.
Я не знал этой науки и поэтому ответил:
- Старче, я стану бороться с этим помыслом. Я не позволю ему, чтобы он мне говорил что-нибудь против вас, Старче.
- Гм! - улыбнулся он. Наверное, он говорил себе: «Этот малый не знает, что с ним происходит».
Я вел жестокую борьбу, но диавол был искусным мастером свое¬го дела. Что же он мне устроил? Лишь только я поднимался на бдение, лишь только я открывал глаза - щелк! - он мне внушал по- мысл: «Ага, Старец-то вот какой». И с этим словно вливался в мое сердце поток яда, которым диавол изощрялся отравить мне бдение.
Такими мыслями он подрывал все мои силы, чтобы бдение было испорчено. Подступало некое бесовское ощущение: «А ведь Старец не таков, как ты думаешь. Это одержимый бесом человек».
Но и я, со своей стороны, не отступал ни на шаг. Поднявшись, я сразу рубил этот помысл:
- Нет, Старец - мой военачальник, он понуждает меня к спасению, в нем нет беса, он святой, это ангел Божий. Эта икота у него - естественное явление.
- Нет, - не отступал помысл, - а как же то, другое, третье?
- Нет, - не соглашался я.
И это был даже не бокс, а нечто худшее, продолжавшееся целы¬ми часами. Он говорил мне, я - ему, он - мне, я - ему. Я вел бес¬конечную полемику, не понимая, что со мной происходит, потому что я вообще многого не знал. Меня просто отличала природная отвага, и я ее проявлял, хотя и сам я, и мои знания были малы. Я пытался доказывать противоположное, а это было делом зрелых людей. Мне следовало бы избегать этой войны с помощью презрения к помыслам, чтобы быстро от них избавиться.
Эта битва продолжалась многие дни. Лукавый крепко бил в одну точку и усугублял положение. Он воровал у меня часы, предназначенные для бдения, заставляя меня биться с ним. Поэтому я прибег к интенсивной терапии. Необходима спецоперация, говорю, иначе не получается. Имелась у меня палка.
- Так что ты сказал про Старца?
Бац! И подпрыгиваю от боли.
- Нет, нет, Старец не таков!
- Ага, значит, теперь не таков?
И когда я так поступил - чик! - как бритвой отрезалась нитка. Так прекратилась эта война. Я больше никогда ее не знал, и хотя у Старца иногда случалась его естественная икота, я даже и не вспоминал, что когда-то из-за этого испытывал брань. Помысл и война с ним исчезли, словно их никогда и не было. Даже память об этой войне ушла - благодаря тому, что я отверг нападение с отвагой, с самоотречением. А в противном случае душа постепенно заполняется всяким мусором и воняет. Каждый помысл наносит ей ранку, и если его не прогнать, то ранка превращается в язву, гниет и издает зловоние.
И я сказал себе: «Смотри, что делается! Если бы я принял тот помысл, со мной было бы кончено. Он увел бы меня от Старца - и тут уже бесноватым стал бы я сам. Вместо Старца, на которого он наговаривал, он вошел бы в меня и начал меня мучить. Вот какова эта война!»
* * *
В то время нашим рукоделием была резьба по дереву. Мы делали крестики. Потом отец Афанасий относил их в монастыри и приносил оттуда продукты и нужные вещи. Однажды он, вернувшись, выгрузил на пристани сухари, помидоры и виноград. Это было на праздник Пятидесятницы.
- Торбы на спину - и вперед. Иначе все это съедят мыши, - сказал Старец.
Помыслы набежали, как муравьи: «Такой день провести в беготне?! Мне следовало бы сегодня быть в покое, читать, тянуть чет ку». Я ответил этому помыслу: «Узок и скорбен путь. Послушание превыше всего. Аз приидох, не да творю волю Мою, но волю пославшаго Мя Отца (Ин. 6, 38) ». Груз помыслов был тяжелее груза на спине. Они мне досаждали - я им отвечал. «Лишь только придем к Старцу, я про вас расскажу!» - думал я.
Только я вошел в дверь - пропали помыслы, все ушли! Старец сказал нам:
- Садитесь, хлопцы.
Но наши подрясники можно было выжимать от пота.
- Переоденьтесь, поешьте хлеба и поспите. Завтра - День Святого Духа, у нас будет литургия.
Мы отдышались немного, поели хлебушка. «Искушение, я тебя накажу!» - подумал я. Я не успел повидать Старца наедине, потому что он сказал нам идти отдыхать. Я собрал мешок камней и сказал: «Вот тебе наказание за то, что ты не хотел таскать груз в такой день!» - и улегся на нем спать. «Христос на Кресте терпел гораздо большую муку», - говорил я себе. Конечно, это было не ахти какое дело, но за мое произволение Бог мне дал награду.
Уснув, я увидел некую равнину. Справа от меня был отец Иосиф Младший, а слева - отец Арсений. Еще слева был прекрасный, весь покрытый зеленью холмик, на вершине которого стоял Старец. Он сказал:
- Сейчас проедет Константин Великий. Поклонитесь, чтобы взять у него благословение.
Я ответил ему жестом «буди благословенно». Когда проезжал святой Константин, я, не посмев взглянуть на него, положил поклон. Не знаю, что сделал брат. Когда же я поднимался, то вместо Константина Великого увидел Христа-Младенца. Он наклонился, улыбнулся мне, обнял меня и убежал. Какая радость охватила меня!
С этой радостью в душе я и проснулся. Я пошел к Старцу и рассказал о том, что видел. Он меня спросил, какие помыслы у меня были днем. Я рассказал ему о своих помыслах, как я их отражал и что вышло в итоге.
Страницы: 1
2