Apr 03, 2011 20:36
... просторный двор, но при этом почему-то думаю о судьбе старых европейских деревьев, которым опоздавшая весна не позволяет еще зазеленеть,- черных многовековых деревьев, вечно преследующих меня по дорогам Брабанта, Фландрии, Уэльса, Нормандии, Пьемонта, Ломбардии?.. Одни из них бегут за мной и не могут догнать; другие убегают от меня за горизонт, и я не могу их догнать. Но все они кажутся мне лишь черными скелетами, хотя я и знаю, что в них надежно теплится зеленая жизнь, никогда их не покидающая; летом она бушует, осенью начинает осторожно прятаться, зимой таинственно спит, прикидываясь мертвой, в корневых сосудах, в капиллярах, среди возрастных колец сердцевины, но никогда не умирает, вечно живет.
Лето умирает. Осень умирает. Зима - сама смерть. А весна постоянна. Она живет бесконечно в недрах вечно изменяющейся материи, только меняет свои формы.
Самая волнующая форма - это миг, предшествующий появлению первой зелени на черноте якобы мертвых древесных развилок. Может быть, это март в Александровском парке, где мама, вся черная, как и деревья вокруг нас, стояла возле мертвого розариума, и черный ветер с моря нес над трепещущим орлиным пером ее шляпы грузные дождевые облака, и все в мире казалось мертвым, между тем как весна незримо, как жизнь моего еще не родившегося братишки, уже где-то трепетала, и билось маленькое сердечко.
В.Катаев "Алмазный мой венец".
Когда-то, примерно в 16 лет, прочитав эти строки, я была отравлена навсегда этим катаевским ощущением "вечной весны". С тех самых пор вот это самое время, когда деревья стоят еще совершенно черные, как скелеты, но в них уже невидимо бродят соки зарождающейся жизни, и еще неделя - другая, и они прорвутся наружу, - мое самое любимое. Вот именно этот маленький короткий отрезок - предощущения, предчувствия, надежды.