Меня уже несколько лет поражает текст
И будет целебный хлеб
Словно нипочём, словно многоточие.
И напроломное лето моё.
Однофамильное. Одноимённое.
Губы в трубочку, нить - в иголочку.
Не жизнь, а Сорочинская ярмарка!
Заскорузло любили, освинело горевали,
Подбрасывали вверх да горелую искорку,
Раскрашивали домики нетрезвыми красочками,
Назывались груздями, полезали в кузова.
Блуждали по мирам, словно вши по затылкам,
Триумфально кочевали по невымытым стаканам,
По натруженым умам, по испуганным телам,
По отсыревшим потолкам.
Выпадали друг за другом, как молочные зубы,
Испускали дух и крик, пузырились топкой мелочью
В оттопыреных карманах деревянных пиджаков,
Кипучие! Могучие! Никем непобедимые,
Словно обожженые богами горшки.
А за спинами таились лыжи в сенях,
Санки, салазки, сказки, арабески...
На седьмой день ему всё остопиздело,
Пускай всё бурно расцветает кишками наружу!
На север! На запад! На юг! На восток!
Пусть будет внезапно! Пусть будет неслыханно!
Пусть прямо из глотки! Пусть прямо из зеркала
Безобразно рванёт из под кожи древесно-мясные волокна
Моя самовольная вздорная радость,
Чудовищная весна... Чтоб клевать пучеглазое зерно на закате,
Целовать неудержимые ладони на заре.
Топни ногою - и вылетят нахуй
Все стёкла и двери, глаза, вилки, ложки и складные карманные ножички
Ещё одна свирепая история любви,
Грустная сказочка про свинью-копилку,
Развесёлый анекдотец про то,
Как Свидригайлов собирался в Америку.
Везучий, как зеркало отразившее пожар,
Новогодний, как полнолуние, потно зажатое в кулаке.
Долгожданный, словно звонкое змеиное колечко,
Единственный, словно вскользь брошенное словечко
Замечательный, словно сто добровольных лет
Одиночества.