Зарисовка (осторожно - депрессняк)
ВОСК И ПЕПЕЛ.
Покачиваясь из стороны в сторону, Мара смотрела, как в полумраке оплавляется красная свеча. Мара всегда просила принести ей именно красные свечи.
Вот уже вторую неделю ровно в семь вечера она приходила в это кафе, садилась за один и тот же столик, делала один и тот же заказ (коньяк и кусочек вишневого торта, покрытый шоколадной глазурью) и ставила несколько красных свечей перед собой. Девятый вечер подряд она пила здесь коньяк, ела сладкий торт и курила крепкие сигареты. Курить ей запретили врачи, от сладкого и коньяка уже тошнило, но Мара упорно продолжала. Ей нравилось постоянство этих вечеров. Они были абсолютно пусты и бессмысленны, но монотонное повторение изо дня в день одного и того же дарило призрачное спокойствие.
Мара думала, что потеряла смысл. Нет, на самом деле Мара думала, что смысла никогда и не было. Ей почему-то всегда был очень важен этот пресловутый смысл, и раньше она его даже - удивительное дело! - находила. Когда же вдруг стало абсолютно ясно, что никакого смысла нет, Маре захотелось удавиться. Но она была слишком нерешительна для такого поступка.
Свечи плавились, заливая красным воском подставки.
Мара роняла пепел прямо на пальцы, и это ей почему-то очень нравилось.
Красный воск, серый пепел, белые пальцы.
Красиво…
Она всегда подозревала, что жизнь - это течение времени, которое по какой-то нелепой случайности втянуло ее в свой водоворот. Всегда подозревала, но теперь знала это совершенно точно.
Затушить окурок, нечаянно опрокинуть свечу, обжигая руку воском.
Она совсем не почувствовала боли.
Напротив, это было даже приятно.
Застывающий воск на ее коже бледнел, словно умирая.
Раз за разом, после падения в очередную черную яму, Мара выбиралась. Сама. Всегда выбиралась. Если не победительницей, то живой. Теперь же ей казалось, что это конец. Ей и раньше так казалось, но сейчас она не могла сама. Не могла одна. Она просто - не могла.
Не было сил, не было желания, не было цели, не было смысла. Ничего не было. Не было дела, не было любимого, не было друзей. Она уволилась с работы, от которой не получала никакого удовольствия. Плевать. Ее бросил человек, с которым она спала. Тоже плевать. Даже хорошо, что он ушел. Она его не любила. И вообще, он ей надоел, но прогнать его самой почему-то не получалось. Друзья уходили туда, где было проще и удобней. Плевать. Они возвращались тогда, когда им было что-то нужно. Утешение, жилетка, улыбка. Она надевала поношенную жилетку, утешала и улыбалась. Они возвращались, а она хотела кричать. Плевать…
Мара не стала отдирать воск.
Она оставила его на руках и взяла другую свечу.
Прикурила от нее сигарету, выпуская дым в потолок.
От сигарет ее тоже тошнило.
Но струйки дыма, вылетающие изо рта, завораживали.
А рот был красным.
Алым-алым.
Новая помада.
Да, Мара тратила последние сбережения на всякую ерунду. Например, она купила себе несколько красивых платьев и теперь, устраивая по вечерам вылазки в кафе, надевала их по очереди. Платьев было девять. Сегодня она надела последнее платье. Завтра, наверное, придется надеть первое.
Новая помада была вызывающе красной.
Мара знала, что ее рот выглядит вульгарно, но это ее совершенно не беспокоило.
Даже напротив - забавляло.
Ужасно.
Она перевернула свечу и капнула себе на руку воском.
Три капли. Четыре. Пять.
Совсем не больно.
Маре хотелось… На самом деле Маре ничего не хотелось. Она полагала, что от такой пустоты и боли можно рехнуться, но почему-то рассудок упорно не желал ее покидать. Она всегда была слишком разумной. СЛИШКОМ. Вот так, да - прописными буквами. Слишком, потому что не разрешала себе НИЧЕГО. Нет, здесь прописные буквы, пожалуй, лишние. Но все же, Мара всегда держала себя в рамках. Она уже не помнила, откуда взялись эти гребаные рамки, но они всегда были с ней. Даже тогда, когда другим казалось, будто она пустила все на самотек. Даже тогда, когда она выглядела как чокнутая ведьма, которая делает все, что хочет. Знали бы они - те, кто смотрел на нее - знали бы они, что это лишь маленькая часть того, что она позволяла себе выпускать на свободу. Малюсенькая такая часть. Остальное тщательно складывалось в глубокий темный ящик и тухло там.
Ее ладони уже почти все были в воске.
Она принялась отколупывать его от кожи.
Это занятие ей не понравилось и она снова закурила, глядя на свой столик.
Коньяк кончился, торт она не доела.
Одна свеча погасла, четыре еще горели.
Воск на руках и подставках.
Пепел в стеклянной пепельнице и - снова - на пальцах.
Официант интересуется, не надо ли ей чего. Нет, не надо. Ничего. Он уже привык, что она сидит тут, пьет, курит и плавит свечи. Она дает ему хорошие чаевые. Официант был понятливый и молчаливый. Маре он нравился. Она даже думала пофлиртовать с ним, но у нее не получалось.
У нее сейчас вообще ничего не получалось. Наверное, то, что тухло в темном ящике, прорвалось и заполнило все ее существо. Вот она, его великая месть. Совершенно неясно, что с этим делать и как жить дальше. Всё рушилось на глазах, утекало сквозь пальцы, но винить в этом было некого.
Мара задымила пространство вокруг себя и закашлялась. Зря она отпустила официанта, нужно было заказать еще коньяка. Хотя она, кажется, уже пьяна. Или нет?
Полумрак.
Воск, пепел, кожа.
Красное, серое, белое.
Красивое сочетание.
Мара задумалась, и пепел снова упал ей на пальцы.
Она полюбовалась на него, а потом сдула.
Он почему-то никуда не улетел.
А… просто прилип к еще теплому воску.
Маре казалось, что вокруг был только воск и пепел.
Пепел и воск.
Еще немного - и она задохнется под ними.
Станет заживо погребенной.
Нужно срочно оттереть этот мерзкий воск, смахнуть пепел, убрать, очистить, избавиться…
Сейчас. Сейчас она соберется и сделает это. Сама.
Сама. Сама. Сама.
Как обычно.
Она закурила последнюю сигарету, сложила руки на столе и опустила на них голову. Издалека могло показаться, что тоненькая струйка дыма поднималась прямо из ее пальцев.
Воск и пепел.
Дышать совершенно нечем.
Духота и полумрак убивали.
Мара не могла заставить себя подняться и выйти на улицу. И никто не придет за ней, чтобы помочь. Как обычно.
Официант уберет свечи, смахнет пепел. Она расплатится и уйдет, слегка пошатываясь. Нет, она не пьяна. Она никогда не напивается здесь. Только дома. В полном одиночестве. По вторникам и субботам. Мара любит постоянство.
Никто…
Никто.
Никто!
Открылась дверь, сквозняк сдул пепел с ее стола. Прядь волос закрыла глаза. Мара нетерпеливо убрала ее, оглядываясь.
Нет, никого. Просто ветер.
Сигареты кончились, свечи потухли. Пепла почти не было. Мара подковырнула кружок воска ногтем и аккуратно положила его в блюдце.
Покачиваясь из стороны в сторону, Мара смотрела, как в полумраке оплавляется красная свеча. Мара всегда просила принести ей именно красные свечи.
Вот уже вторую неделю ровно в семь вечера она приходила в это кафе, садилась за один и тот же столик, делала один и тот же заказ (коньяк и кусочек вишневого торта, покрытый шоколадной глазурью) и ставила несколько красных свечей перед собой. Девятый вечер подряд она пила здесь коньяк, ела сладкий торт и курила крепкие сигареты. Курить ей запретили врачи, от сладкого и коньяка уже тошнило, но Мара упорно продолжала. Ей нравилось постоянство этих вечеров. Они были абсолютно пусты и бессмысленны, но монотонное повторение изо дня в день одного и того же дарило призрачное спокойствие.
Мара думала, что потеряла смысл. Нет, на самом деле Мара думала, что смысла никогда и не было. Ей почему-то всегда был очень важен этот пресловутый смысл, и раньше она его даже - удивительное дело! - находила. Когда же вдруг стало абсолютно ясно, что никакого смысла нет, Маре захотелось удавиться. Но она была слишком нерешительна для такого поступка.
Свечи плавились, заливая красным воском подставки.
Мара роняла пепел прямо на пальцы, и это ей почему-то очень нравилось.
Красный воск, серый пепел, белые пальцы.
Красиво…
Она всегда подозревала, что жизнь - это течение времени, которое по какой-то нелепой случайности втянуло ее в свой водоворот. Всегда подозревала, но теперь знала это совершенно точно.
Затушить окурок, нечаянно опрокинуть свечу, обжигая руку воском.
Она совсем не почувствовала боли.
Напротив, это было даже приятно.
Застывающий воск на ее коже бледнел, словно умирая.
Раз за разом, после падения в очередную черную яму, Мара выбиралась. Сама. Всегда выбиралась. Если не победительницей, то живой. Теперь же ей казалось, что это конец. Ей и раньше так казалось, но сейчас она не могла сама. Не могла одна. Она просто - не могла.
Не было сил, не было желания, не было цели, не было смысла. Ничего не было. Не было дела, не было любимого, не было друзей. Она уволилась с работы, от которой не получала никакого удовольствия. Плевать. Ее бросил человек, с которым она спала. Тоже плевать. Даже хорошо, что он ушел. Она его не любила. И вообще, он ей надоел, но прогнать его самой почему-то не получалось. Друзья уходили туда, где было проще и удобней. Плевать. Они возвращались тогда, когда им было что-то нужно. Утешение, жилетка, улыбка. Она надевала поношенную жилетку, утешала и улыбалась. Они возвращались, а она хотела кричать. Плевать…
Мара не стала отдирать воск.
Она оставила его на руках и взяла другую свечу.
Прикурила от нее сигарету, выпуская дым в потолок.
От сигарет ее тоже тошнило.
Но струйки дыма, вылетающие изо рта, завораживали.
А рот был красным.
Алым-алым.
Новая помада.
Да, Мара тратила последние сбережения на всякую ерунду. Например, она купила себе несколько красивых платьев и теперь, устраивая по вечерам вылазки в кафе, надевала их по очереди. Платьев было девять. Сегодня она надела последнее платье. Завтра, наверное, придется надеть первое.
Новая помада была вызывающе красной.
Мара знала, что ее рот выглядит вульгарно, но это ее совершенно не беспокоило.
Даже напротив - забавляло.
Ужасно.
Она перевернула свечу и капнула себе на руку воском.
Три капли. Четыре. Пять.
Совсем не больно.
Маре хотелось… На самом деле Маре ничего не хотелось. Она полагала, что от такой пустоты и боли можно рехнуться, но почему-то рассудок упорно не желал ее покидать. Она всегда была слишком разумной. СЛИШКОМ. Вот так, да - прописными буквами. Слишком, потому что не разрешала себе НИЧЕГО. Нет, здесь прописные буквы, пожалуй, лишние. Но все же, Мара всегда держала себя в рамках. Она уже не помнила, откуда взялись эти гребаные рамки, но они всегда были с ней. Даже тогда, когда другим казалось, будто она пустила все на самотек. Даже тогда, когда она выглядела как чокнутая ведьма, которая делает все, что хочет. Знали бы они - те, кто смотрел на нее - знали бы они, что это лишь маленькая часть того, что она позволяла себе выпускать на свободу. Малюсенькая такая часть. Остальное тщательно складывалось в глубокий темный ящик и тухло там.
Ее ладони уже почти все были в воске.
Она принялась отколупывать его от кожи.
Это занятие ей не понравилось и она снова закурила, глядя на свой столик.
Коньяк кончился, торт она не доела.
Одна свеча погасла, четыре еще горели.
Воск на руках и подставках.
Пепел в стеклянной пепельнице и - снова - на пальцах.
Официант интересуется, не надо ли ей чего. Нет, не надо. Ничего. Он уже привык, что она сидит тут, пьет, курит и плавит свечи. Она дает ему хорошие чаевые. Официант был понятливый и молчаливый. Маре он нравился. Она даже думала пофлиртовать с ним, но у нее не получалось.
У нее сейчас вообще ничего не получалось. Наверное, то, что тухло в темном ящике, прорвалось и заполнило все ее существо. Вот она, его великая месть. Совершенно неясно, что с этим делать и как жить дальше. Всё рушилось на глазах, утекало сквозь пальцы, но винить в этом было некого.
Мара задымила пространство вокруг себя и закашлялась. Зря она отпустила официанта, нужно было заказать еще коньяка. Хотя она, кажется, уже пьяна. Или нет?
Полумрак.
Воск, пепел, кожа.
Красное, серое, белое.
Красивое сочетание.
Мара задумалась, и пепел снова упал ей на пальцы.
Она полюбовалась на него, а потом сдула.
Он почему-то никуда не улетел.
А… просто прилип к еще теплому воску.
Маре казалось, что вокруг был только воск и пепел.
Пепел и воск.
Еще немного - и она задохнется под ними.
Станет заживо погребенной.
Нужно срочно оттереть этот мерзкий воск, смахнуть пепел, убрать, очистить, избавиться…
Сейчас. Сейчас она соберется и сделает это. Сама.
Сама. Сама. Сама.
Как обычно.
Она закурила последнюю сигарету, сложила руки на столе и опустила на них голову. Издалека могло показаться, что тоненькая струйка дыма поднималась прямо из ее пальцев.
Воск и пепел.
Дышать совершенно нечем.
Духота и полумрак убивали.
Мара не могла заставить себя подняться и выйти на улицу. И никто не придет за ней, чтобы помочь. Как обычно.
Официант уберет свечи, смахнет пепел. Она расплатится и уйдет, слегка пошатываясь. Нет, она не пьяна. Она никогда не напивается здесь. Только дома. В полном одиночестве. По вторникам и субботам. Мара любит постоянство.
Никто…
Никто.
Никто!
Открылась дверь, сквозняк сдул пепел с ее стола. Прядь волос закрыла глаза. Мара нетерпеливо убрала ее, оглядываясь.
Нет, никого. Просто ветер.
Сигареты кончились, свечи потухли. Пепла почти не было. Мара подковырнула кружок воска ногтем и аккуратно положила его в блюдце.