60-70ые
КУХОННОЕ РАДИО
Опять мне снится сон, один и тот же сон.
Он вертится в моем сознаньи словно колесо…
Негромко напевает кухонное радио голосом Осина.
Песня и дух жареной говядины с луком запускают причудливую вереницу ассоциаций-воспоминаний.
Сельская широкая улица, палисадники в цветущей акации, летние сумерки.
Окно открыто и за акациями вращает катушками невидимый мафон:
…Остался у меня,
На память от тебя,
Портрет твой, портрет
Работы Пабло Пикассо...
Песню крутит приехавший домой дембель, с магнитофоном и набором модных катушек с записями. Понятное дело, Осин в то время едва родился, а поёт под незамысловатый аккомпанемент с сильным эхом некий одессит:
Не будет у меня с тобой, наверно, встреч.
И не увижу я твоих печальных больше плеч.
Хранишь ты или нет колечко с бирюзой,
Которое тебе одной я подарил весной.
Была в деревне традиция, когда забивали скотину, устраивали «жиранину», до сих пор не знаю как правильно оно пишется, поисковики этого слова не знают.
Скорей всего термин сугубо локальный. Жиранина - это что-то вроде праздника мясоедения, приглашаются родня и соседи, жарится и парится мясо, потроха, делается кровяная колбаса, конечно, достается заветный штоф и т.д.
Про холестерины в то время никто не думал и знать не знал, домашние меню тогда были обычно постно-скромными и любому мясному были рады. Да, рыбы было в изобилии, но то иное.
Пригласили однажды соседи, по каким причинам корову пустили на мясо, каким уже не помню, скорее всего с кормами было неважно.
Дух в доме стоял сытный. За большим столом сидели взрослые и чокались старомодными 50-граммовыми лафитничками. Нас, детвору, усадили на кухне, заметно поддавшая Акулина Михална и пацанам плеснула чутка Московской, правда выпить решился
только старший соседский Серёга, нам с братом запах водки показался невкусным. Кровяная колбаса была роскошной, с крупинками манки и луком, просто таяла во рту. Мясо с картошкой уже ели не так охотно.
В комнате за столом вскоре запели Священный Байкал, тогда часто пели в застолье, а телевизоров в деревне еще не было. Сидеть со взрослыми было скучно и слегка осоловевшие от еды отправились на горку. На дворе был уже декабрь и снежно, застывшая еще нетолстым льдом лужа выдерживала санки с парой мелких седоков, а развеселившийся Серёга, здоровый бугай, крутил санки вокруг себя, роняя нас в снег.
Потом был сельский клуб и черно-белое кино «Летные дни» с Миг-21 и суровыми советскими пилотами.
Потом было много разных других лет.
Давно нет и родителей и многих тогдашних соседей в округе. Серёге отняли простреленную в армии ногу, смонтировали деревянный протез, за что едкие на слово хужирские рыбаки немедленно нарекли его Джоном Сильвером. Он и впрямь с годами стал похож на пирата, кряжистый, суровый и с хитрецой во взгляде. Весной 12 года его сердце остановилось навсегда. Ушло то время, уходят люди, наверное с ними уходит и частица меня…
Прошло все, прошло...
Остался только этот сон.
Опять мне снится сон, один и тот же сон.
Он вертится в моем сознаньи словно колесо…
Негромко напевает кухонное радио голосом Осина.
Песня и дух жареной говядины с луком запускают причудливую вереницу ассоциаций-воспоминаний.
Сельская широкая улица, палисадники в цветущей акации, летние сумерки.
Окно открыто и за акациями вращает катушками невидимый мафон:
…Остался у меня,
На память от тебя,
Портрет твой, портрет
Работы Пабло Пикассо...
Песню крутит приехавший домой дембель, с магнитофоном и набором модных катушек с записями. Понятное дело, Осин в то время едва родился, а поёт под незамысловатый аккомпанемент с сильным эхом некий одессит:
Не будет у меня с тобой, наверно, встреч.
И не увижу я твоих печальных больше плеч.
Хранишь ты или нет колечко с бирюзой,
Которое тебе одной я подарил весной.
Была в деревне традиция, когда забивали скотину, устраивали «жиранину», до сих пор не знаю как правильно оно пишется, поисковики этого слова не знают.
Скорей всего термин сугубо локальный. Жиранина - это что-то вроде праздника мясоедения, приглашаются родня и соседи, жарится и парится мясо, потроха, делается кровяная колбаса, конечно, достается заветный штоф и т.д.
Про холестерины в то время никто не думал и знать не знал, домашние меню тогда были обычно постно-скромными и любому мясному были рады. Да, рыбы было в изобилии, но то иное.
Пригласили однажды соседи, по каким причинам корову пустили на мясо, каким уже не помню, скорее всего с кормами было неважно.
Дух в доме стоял сытный. За большим столом сидели взрослые и чокались старомодными 50-граммовыми лафитничками. Нас, детвору, усадили на кухне, заметно поддавшая Акулина Михална и пацанам плеснула чутка Московской, правда выпить решился
только старший соседский Серёга, нам с братом запах водки показался невкусным. Кровяная колбаса была роскошной, с крупинками манки и луком, просто таяла во рту. Мясо с картошкой уже ели не так охотно.
В комнате за столом вскоре запели Священный Байкал, тогда часто пели в застолье, а телевизоров в деревне еще не было. Сидеть со взрослыми было скучно и слегка осоловевшие от еды отправились на горку. На дворе был уже декабрь и снежно, застывшая еще нетолстым льдом лужа выдерживала санки с парой мелких седоков, а развеселившийся Серёга, здоровый бугай, крутил санки вокруг себя, роняя нас в снег.
Потом был сельский клуб и черно-белое кино «Летные дни» с Миг-21 и суровыми советскими пилотами.
Потом было много разных других лет.
Давно нет и родителей и многих тогдашних соседей в округе. Серёге отняли простреленную в армии ногу, смонтировали деревянный протез, за что едкие на слово хужирские рыбаки немедленно нарекли его Джоном Сильвером. Он и впрямь с годами стал похож на пирата, кряжистый, суровый и с хитрецой во взгляде. Весной 12 года его сердце остановилось навсегда. Ушло то время, уходят люди, наверное с ними уходит и частица меня…
Прошло все, прошло...
Остался только этот сон.