Алла Демидова об Ахматовой.
Приходи на меня посмотреть.
Приходи. Я живая. Мне больно.
Этих рук никому не согреть,
Эти губы сказали: Довольно!
Эти строчки из стихотворения Анны Ахматовой лучше всего характеризуют её натуру.
Родилась Ахматова 11 июня - но это по старому стилю. В XIX веке к старому стилю, чтобы получить новый, прибавили 12 дней, а в XX - ещё один. Поэтому сама Ахматова говорила, что она родилась в ночь с 23 на 24 июня - в таинственную, колдовскую ночь на Ивана Купалу.
В её жизни нашлось место всему, включая загадки, какие-то мистические совпадения, знаки. Мне очень нравятся в биографии Ахматовой так называемые круги судьбы. Например, какой-то странной нитью через её жизнь и смерть прошёл герб с надписью по-латыни «Бог сохраняет всё». Эта надпись украшала Фонтанный дом в Ленинграде, где Ахматова прожила более 35 лет. Герб с этой же надписью был на клинике Склифосовского, где проходила московская панихида по ней. Этот же герб венчал отделение Союза писателей в Ленинграде, куда из московского Склифа доставили тело Ахматовой. А надпись с этого герба стала эпиграфом к «Поэме без героя», которую Анна Андреевна писала в течение 15 лет и продолжила бы сочинять и дальше, если бы не уход из жизни.
Подобных удивительных совпадений в её жизни было много. Скажем, в детстве в Царском Селе Ахматова жила на улице Широкая, которую после революции переименовали в улицу Ленина. А последняя ленинградская прописка Анны Андреевны была на улице Ленина, которая раньше именовалась... Широкой. Согласитесь, странно. Бог сохраняет всё…
При жизни многие считали Ахматову ясновидящей. Мандельштам, например, называл ее Кассандрой. Сама же она писала так: «Будущее бросает свою тень задолго до того, как войти». Некоторые вещи, которые приходили ей свыше, она просто боялась записывать, поскольку слова материальны, слово - это действие. В одном из стихотворений Ахматовой есть такие строки: «Я гибель накликала милым, И гибли один за другим. О, горе мне! Эти могилы Предсказаны словом моим».
Ахматова почти не имела черновиков. Лёжа и закрыв глаза, она что-то невнятно бормотала - «гудела», «жужжала» иногда даже во сне, а потом, поднявшись, записывала то, что ей услышалось, - сразу, набело. Возникали стихи, к которым, по её словам, она как бы вроде бы и не причастна. Есть рассказ самой Ахматовой, как она ехала в поезде в 1921 году, захотела курить, но не было спичек. Вышла в тамбур, там ехали молодые солдаты, которые тоже хотели курить, но спичек не было и у них. В щель тамбура залетали искры от паровоза, и Ахматова исхитрилась прикурить от такой искры. «Эта не пропадёт», - сказали солдаты. А она вернулась в вагон и записала оказавшееся провидческим стихотворение «Не бывать тебе в живых». Через несколько дней был расстрелян Николай Гумилёв.
Женой Гумилёва Ахматова стала в апреле 1910 года, хотя на протяжении многих лет она отвергала его неоднократные предложения руки и сердца. В «Записных книжках» Анна Андреевна позже записала: «Бесконечное жениховство Николая Степановича и мои столь же бесконечные отказы наконец утомили даже мою кроткую маму, и она сказала мне с упрёком: «Невеста неневестная», что показалось мне кощунством». Гумилёв так извёлся, что хотел покончить жизнь самоубийством. Его еле-еле спасли. Может быть, это известие и подтолкнуло её дать согласие на брак. Несколько раз она брала своё согласие обратно. О чём это говорит: о своеволии характера? О самостоятельности? О нелюбви?.. Во всяком случае, предание гласит, что, когда Гумилёв спросил её, любит ли она его, она ответила: «Не люблю, но считаю вас выдающимся человеком». Гумилёв улыбнулся и спросил: «Как Будда или как Магомет?»
На венчание в Киеве никто из родственников невесты не пришёл, потому что все считали этот брак заведомо обречённым на неудачу. За два месяца до свадьбы Ахматова пишет подруге: «Птица моя - сейчас еду в Киев. Молитесь обо мне. Хуже не бывает. Смерти хочу... Если бы я умела плакать».
Незадолго до замужества, прощаясь со старой жизнью, Ахматова сожгла свои детские стихи и письма. Это было первое сожжение собственного творчества. Потом в разное время и по разным причинам сожжённых стихов, дневников и переписки будет много.
Ахматова не любила август - последний месяц лета для неё неизменно был связан с расставаниями, прощаниями, поминаниями. «Август у меня всегда страшный месяц», - сказала как-то Ахматова одной из своих собеседниц. «Тот август, как жёлтое пламя, Пробившееся сквозь дым, Тот август поднялся над нами, Как огненный серафим», - писала она.
Мне рассказывал приятель, как после моего чтения «Поэмы без героя» в Новой опере в 2000 г. публика спускалась по лестнице в гардероб, и две девицы типа манекенщиц говорили одна другой: «Клёво!» - «Да, клёво. А что, стихи сама Демидова сочинила?»
Вообще это свойство ахматовской поэзии - перекликаться с сегодняшним днём - я наблюдала очень часто. Когда после землетрясения я вместе с «Виртуозами Москвы» приехала в Спитак и читала со сцены ахматовский «Реквием», удивительно было наблюдать, что зал воспринимает эти стихи как посвящение именно их трагедии.