РОГУЛЬ (А.П.Чехоф)
Мыкола, пятидесятилетний мальчик, утёкший в 2015 году за счастьем к Демократам-полякам в ночь под инаугурацию не ложился спать.
Дождавшись, когда хозяева и подмастерья ужрались и заснули, он достал из просторных шаровар пузырек с валерьянкой, ручку с заржавленным пером и, разложив перед собой измятый лист бумаги, стал писать. Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, покосился на темную ксерокопию Томаса, висящую в Красном углу в загаженной клопами рамочке, по обе стороны которого тянулись полки с вышиванками на все случаи торжеств, и прерывисто вздохнул.
Бумага лежала на скамье, а сам он стоял перед скамьей на коленях.
«Милый Президент, Володимир! - писал он. - И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Козырным Прикупом и желаю тебе всего от господа бога и Евросоюза и НАТЫ.. Нету у меня и не было кроме тебя никогда ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался».
Мыкола перевел глаза на темное окно, в котором мелькало отражение его хитрых,бегающих глазок, и живо вообразил себе своего Президента Володимира, служащего временным смотрящим у господ из-за океана.
Это чернявенький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижной мужичонка лет 40-ка, с вечно смеющимся лицом и пьяно-восторженными глазами.
Днем он спит на пляже или балагурит с кухарками от большой политики, ночью же, окутанный во вселенские думки, ходит по фэйсбуку и стучит в свою колотушку. За ним, опустив головы, шагает Андрей Богдан и кобелек Рябошапка, прозванный так за свою любовь к женскому телу.
Этот Рябошапка необыкновенно почтителен и ласков, одинаково умильно смотрит как на своих, так и на чужих, но кредитом не пользуется. Под его почтительностью и смирением скрывается самое иезуитское ехидство.
Никто лучше его не умеет вовремя подкрасться и цапнуть за ногу, забраться в казну или украсть у честного украинца шмат сала. Ему уж не раз отбивали почки, раза два его вешали, каждую неделю били ногами до полусмерти, но он всегда выживал.
Теперь, наверно, Володимир стоит у ворот, щурит глаза на ярко-красные окна американского Посольства и, притопывая валенками, балагурит с холуями. Большая Мокрая Президентская Печать его подвязана к поясу.
Он всплескивает руками, пожимается от холода и, привычно хихикая, щиплет то одного,то другого за пышные ягодицы. - Коксу нешто нам понюхать? - говорит он, подставляя свите свою табакерку.
Слуги народа нюхают и втыкаются.. Володимир приходит в неописанный восторг, заливается веселым смехом и кричит: - Отдирай, примерзло! Дают понюхать коксу и переобувшимся журналистам.
Гончаренко пускает слюну, крутит мордой и, глубоко вставленный, отходит в сторону.
Гордон же из почтительности слюну не пускает и подобострастно вихляет задом.
А погода великолепная. Воздух тих, прозрачен и свеж. Ночь темна, но видно всю неньку с ее криво нахлобученными крышами и струйками сизого самогонного дыма, идущими из оконных щелей, деревья, посребренные пылью, сугробы агит-листовок и плакатов. Всё небо усыпано весело мигающими звездами, и Путь к Процветанию вырисовывается так ясно, как будто и нет на свете прокляиых моска*ей и попередников-врелителей
Мыкола вздохнул, зачем-то подул на луну и продолжал писать:
"А вчерась мне была зрада. Плантатор выволок меня за волосья на двор и отчесал шпандырем за то, что я собирал евонную клубнику,да одну по-задумчивости в рот-то и занёс. А на неделе хозяйка велела мне почистить её болонку, а я начал с хвоста, а она взяла болонку и ейной задницей начала меня в харю тыкать.
Паны польские надо мной насмехаются, посылают в кабак за водкой и велят красть у соседей огурцы, а хозяин бьет чем попадя. А еды нету никакой. Утром дают хлеба, в обед каши и к вечеру тоже хлеба, а чтоб кофию или круассанов, то хозяева сами трескают. А спать мне велят в канаве, а когда урожаи клубники отменны, я вовсе не сплю, а стою раком.
Милый Президент, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой, на неньку, нету никакой моей возможности... Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, увези меня отсюда, а то помру...»
Мыкола покривил рот, потер своим черным кулаком глаза и всхлипнул. «Я буду тебе туфту на форумах тереть, - продолжал он, - томосу молиться, а если что, то секи меня, как москаля какого. А ежели думаешь, должности мне нету, то я Христа ради попрошусь к Коломойскому сапоги чистить, али заместо Аркаши Бабченко за неньку сгину.
Пане Президенте милый, нету никакой возможности, просто смерть одна.
Хотел было пешком на село под Львов бежать, да,говорят,газу нету, морозу боюсь. А если вырасту умный, то за это самое буду тебя восхвалять направо-налево и в обиду никому не дам, и на гиляку кричать буду твоих нетерпителей
.А помрешь, как политик,стану за упокой души молить, всё равно как за тятьку Бандеру.
А Торунь город большой. Дома всё каменные и автомобилей много, а сала нету и водка не злая. Со трезубом тут ребята не ходят и на невмерлу петь никого не пущают, а раз я видал в одной лавке на окне труселя продаются прямо с кружевами и на всякую задницу, очень стоющие, даже такие есть, что Антона Геращенкову трансмиссию удержат.
И видал которые лавки, где кексы всякие на манер венских, так что небось гривен сто кажный...
А в мясных лавках и свинина, и говядина, и баранина, а в котором месте их ромтят, про то сидельцы не сказывают.
Милый Президенте, а когда у господ будет елка с гостинцами, возьми мне бутербродик с тунцом и в бумажечку спрячь. Попроси у барышни Йованович Мэри, скажи, для Мыколы».
Мыкола судорожно вздохнул и опять уставился на окно. Он вспомнил, что за елкой для господ всегда ходили всем селом в лес на неделю и брали с собою горилки и съемочную группу Квартала. Веселое было время! И Мыкола крякал, и мороз крякал,и Володька крякал а глядя на них, и бюджет крякал.
Бывало, прежде чем закинуть станканчик , Володька выкуривает косяк, долго нюхает узкую дорожку, посмеивается над озябшим Мыколой...
Вдруг начинают чудится вокруг елки, окутанные инеем, они нетерпеливо пританцовывают и ждут, которой из них помирать?
Откуда ни возьмись, по сугробам летит стрелой трёхголовый дракон с Путиным на спине...
Володька не может чтоб не крикнуть: - Держи, держи... держи! Ах, куцый дьявол!
Срубившегося Володимира Мыкола тащил в студию, а там принимались убирать его..
Больше всех хлопотала барышня любимая секретарша. Когда секретарше было скучно,она кормила аквариумных рыбок леденцами и от нечего делать выучила старшего продюссера читать, писать, считать до ста и даже танцевать кадриль. Когда же секретарша ушла в декрет, набрали парочку подобных.
«Ратую, милый Президент, - продолжал Мыкола, - героями АТО тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня рогуля несчастного, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, а скука такая, что и сказать нельзя, всё плачу. А намедни хозяин булавой надсмотрищика по голове ударил, так что упал и насилу очухался. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой... А еще кланяюсь святому Епифанию, супружнице Вашей и деткам, и родителю Вашему.
Остаюсь верный громадянин незалежной Мыкола Покосуйко, милый Президент, не подведи приезжай».
Мыкола свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, украденный накануне у лучшего друга.
Подумав немного, он плюнул в томос и написал адрес: "В Украину Президенту. "
Потом почесался, подумал и прибавил: «Володимиру Зеленскому ». Довольный тем, что ему не помешали писать, он надел дежурные тапки и, не набрасывая на себя шараваров, прямо в вышиванке выбежал на улицу...
Сидельцы из мясной лавки, которых он расспрашивал накануне, сказали ему, что письма опускаются в почтовые ящики, а из ящиков развозятся по всей земле почтой. Мыкола добежал до первого почтового ящика и сунул драгоценное письмо в щель... Убаюканный сладкими надеждами, он час спустя крепко спал... Ему снилась Банковская. На Банковской сидит Президент, свесив босые ноги с пианино, и читает письмо своей команде... Около пианино ходит Рябошапка и делает лицом умную задумчивость...
===============================================================================================
Взято из комментариев на ютубе.