Д’АРТАНЬЯН, ГАРДЕМАРИНЫ ВПЕРЕД! "Цветы и волчата" и др. Юрий Ряшенцев-80!
Подивитесь такому таланту! Такой мощи, такой "вечной молодости" с горящим слогом и глазами, такому ритму, такому... необыкновенному чувству Родины, Души, Тела, Любви, Природы, и... дару божьему, который сохранился в этом удивительном человеке. Юрий Ряшенцев, которому сегодня 80 лет, даст фору многим молодым; забьет и циников-менеджеров, и расчетливых бизнесменов, не говоря уже о холуях-партократах. Не той мерой Юрий Ряшенцев к жизни подходит, и удаль молодецкая и в поэзии, и в прозе, и в переводах!
Родился в Ленинграде, живет в Москве. Окончил филфак МГПИ, преподавал в школе для трудных подростков. Связать его с кино и театром помог М. Розовский, когда оба работали в легендарном журнале "Юность". Им написаны песни для спектаклей "Бедная Лиза" и "История лошади" в БДТ. Автор текстов песен любимым фильма: "Д’Артаньян и три мушкетера", "Гардемарины, вперед!", "Веселая хроника опасного путешествия", "Забытая мелодия для флейты", "Остров погибших кораблей" и др. Переводит грузинских, армянских, украинских, бурятских и др.поэтов. Печатается в журналах "Знамя", "Новый мир", "Огонек", "Иерусалимском журнале". Пишет также и прозу, в ближайшее время выйдет сборник. Долгих лет и здоровья!
http://www.youtube.com/watch?v=8XAqbvHNGXc&feature=related
"Разлука" - песня из к/ф "Гардемарины, вперед!", стихи Юрия Ряшенцева
"Потускнели озёра. И солнце к земле охладело.
Но внезапный сквозняк предпокровский чарующ, немыслим!
Для чего же даровано мне это дикое тело?
Для чего - неужели для жалкой бесплодной борьбы с ним?
Эти вечные оргии глаз, эти пиршества слуха
с чередой тишины и мелодий, шуршанья и грома...
Что ж ты смотришь, мой ангел-хранитель, так скучно и сухо:
не махнуть ли крылом на меня как на чадо Содома?
А ведь как ликовал ты, обуховским голосом вторя
той сентябрьской песенке, сложенной мной мимоходом,
и кивал, и внушал, что поэзия - дело святое.
Да неужто не знал ты, откуда та песенка родом?
Что ж ты очи отводишь? Оттуда, оттуда, из ночи
с голубыми гвоздиками неба, с дыханием влаги.
Там и камень до волн, там и волны до камня охочи
и цикады счастливо рыдают в предсмертной отваге.
Что же, щедрость Господню мне счесть провокацией надо?
Ты же видел Его - замолчи, богохульник, отыди...
Подожди, не бросай меня! В рабстве у жадного взгляда
пропаду. Неужели и ангел подвластен обиде?
Оставайся со мной. Не во мне - так хоть рядом. Я знаю:
зоркий глаз мой ослепнет и тонкий мой слух притупится.
Будем жить. Буду слушать рассказ твой про белую стаю,
оскудевшая чёрная птица..."
(Юрий Ряшенцев)
"Я долго был молодым, но и это прошло.
Хотя плеснуло с утра золотое весло.
Хотя признало меня озорное дитя.
Хотя мне снились цветы и волчата. Хотя…
Хотя мне память - не друг, а скорей - прокурор.
И метод её - не допрос, а волшебный террор:
то бор мне Лисицкий покажет, то что-то нажмёт -
и явственно слышится чавканье чуйских болот.
Болотных бешеных роз избегал я не зря.
И это тоже прошло, как закат, как заря.
Я вновь открою окно: мне оттуда видна
земля, гляжу - не земля, страна - не страна,
а марево милых лиц и любимых дорог.
Не стой на этом ветру - и так уж продрог.
Отправишься прямиком на не этот свет,
не зная, что жил в раю и что ада нет..."
(Юрий Ряшенцев, из цикла "ЦВЕТЫ И ВОЛЧАТА")
"На ленивом пару, на горячих камнях, раскалённей, чем в бане парная,
этот город гулял, как расстрига-монах, ни забот, ни печали не зная.
На кривых перекрёстках не в такт и не в лад дребезжали фокстроты и румбы.
И стоял над танцорами дымный закат всех тонов не сиены, так умбры.
Это небо, вобравшее цвет земляной на последних минутах заката,
поменяло всю жизнь мою в сутки длиной на когда-нибудь или когда-то.
Видишь, вольный ездок, золотой лепесток? Как он дышит и жарко, и влажно.
Что за город? Венеция? Владивосток? Я забыл. Я не помню. Неважно.
Важно то, что с вечерних фасадов гербы на веселье глядят даровое.
Важно то, что ведь вот же нашлось у судьбы, чем слепца зацепить за живое.
Этот - марш? пасодобль? всё быстрей и пестрей. И уже мне невнятны детали,
как мелькали колени в лучах фонарей, как короткие платья летали.
Важно то, что дышала ночная вода то свежо, то застойно и гнило.
Важно то, что - не помню теперь уж, когда - это было со мной, это было.
Эти сутки с мгновеньями наперевес растворились, исчезли, немея,
будто были кому-то нужны позарез, позарез, неотложно, немедля..."
(Юрий Ряшенцев)
"...Я в себе обнаружил, дурак, пролетарскую злость.
Это плохо. Рефлекс голодранца. Откуда взялось?
Все со всеми в конфликте. Повальный сплошной газават.
Если едешь в машине, всегда пешеход виноват.
Если ходишь пешком, то мерзавец, известно, в авто.
И никто никого ни за что не прощает. Никто.
Пой, певец, хочешь, рэп, хочешь, блюз, наши вкусы просты.
Вон и “Моцарт” достал из кармана большие “хрусты”.
Ты в порядке ещё. Ты живой. Ты ещё на коне.
Не проходит любовь к искусству в твоей стране."
(Юрий Ряшенцев)
"Луна светила так, как будто
ей предстояла казнь под утро,
а так хотелось весь свой свет
плеснуть из таза ясной меди
на землю накануне смерти,
плеснуть на землю и - привет!
Но без луны нельзя, наверно.
В глухую ночь куда как скверно
шататься с милой под дождем,
ее причудам потакая,
и промокая, промокая
под романтичным, словно триллер,
и столь же тягостным дождем.
Но нынче-то луна светила.
Да как! Подвыпивший кутила
желал с ней пить на брудершафт...
.................................
Непонятый и одинокий,
пророк шатался одноногий
в распадке уличных кружал.
.................................
Никто не спал в ночной столице.
Вид белоснежной кобылицы
Проплыл, как некий общий сон.
И голос юной тунеядки,
просившей на прокорм лошадки,
положенный на мерный цокот,
был наглой силой напоен.
Как быть? Как разойтись сегодня?
Чья это ночь: твоя? Господня?
Пойми, я больше не могу
дышать полночным этим ядом,
когда - луна, когда ты рядом,
когда вся жизнь - беспечный спринтер,
сорвавший ленту на бегу.
Вина! Еще вина! И лета!
И лунного, с безумством, света.
И снега свежего. И льда.
И меж сомнением и верой
прожить всю ночь с набухшей веной.
И никогда... И никогда...
(Юрий Ряшенцев)
Родился в Ленинграде, живет в Москве. Окончил филфак МГПИ, преподавал в школе для трудных подростков. Связать его с кино и театром помог М. Розовский, когда оба работали в легендарном журнале "Юность". Им написаны песни для спектаклей "Бедная Лиза" и "История лошади" в БДТ. Автор текстов песен любимым фильма: "Д’Артаньян и три мушкетера", "Гардемарины, вперед!", "Веселая хроника опасного путешествия", "Забытая мелодия для флейты", "Остров погибших кораблей" и др. Переводит грузинских, армянских, украинских, бурятских и др.поэтов. Печатается в журналах "Знамя", "Новый мир", "Огонек", "Иерусалимском журнале". Пишет также и прозу, в ближайшее время выйдет сборник. Долгих лет и здоровья!
Click to viewhttp://www.youtube.com/watch?v=8XAqbvHNGXc&feature=related
"Разлука" - песня из к/ф "Гардемарины, вперед!", стихи Юрия Ряшенцева
"Потускнели озёра. И солнце к земле охладело.
Но внезапный сквозняк предпокровский чарующ, немыслим!
Для чего же даровано мне это дикое тело?
Для чего - неужели для жалкой бесплодной борьбы с ним?
Эти вечные оргии глаз, эти пиршества слуха
с чередой тишины и мелодий, шуршанья и грома...
Что ж ты смотришь, мой ангел-хранитель, так скучно и сухо:
не махнуть ли крылом на меня как на чадо Содома?
А ведь как ликовал ты, обуховским голосом вторя
той сентябрьской песенке, сложенной мной мимоходом,
и кивал, и внушал, что поэзия - дело святое.
Да неужто не знал ты, откуда та песенка родом?
Что ж ты очи отводишь? Оттуда, оттуда, из ночи
с голубыми гвоздиками неба, с дыханием влаги.
Там и камень до волн, там и волны до камня охочи
и цикады счастливо рыдают в предсмертной отваге.
Что же, щедрость Господню мне счесть провокацией надо?
Ты же видел Его - замолчи, богохульник, отыди...
Подожди, не бросай меня! В рабстве у жадного взгляда
пропаду. Неужели и ангел подвластен обиде?
Оставайся со мной. Не во мне - так хоть рядом. Я знаю:
зоркий глаз мой ослепнет и тонкий мой слух притупится.
Будем жить. Буду слушать рассказ твой про белую стаю,
оскудевшая чёрная птица..."
(Юрий Ряшенцев)
"Я долго был молодым, но и это прошло.
Хотя плеснуло с утра золотое весло.
Хотя признало меня озорное дитя.
Хотя мне снились цветы и волчата. Хотя…
Хотя мне память - не друг, а скорей - прокурор.
И метод её - не допрос, а волшебный террор:
то бор мне Лисицкий покажет, то что-то нажмёт -
и явственно слышится чавканье чуйских болот.
Болотных бешеных роз избегал я не зря.
И это тоже прошло, как закат, как заря.
Я вновь открою окно: мне оттуда видна
земля, гляжу - не земля, страна - не страна,
а марево милых лиц и любимых дорог.
Не стой на этом ветру - и так уж продрог.
Отправишься прямиком на не этот свет,
не зная, что жил в раю и что ада нет..."
(Юрий Ряшенцев, из цикла "ЦВЕТЫ И ВОЛЧАТА")
"На ленивом пару, на горячих камнях, раскалённей, чем в бане парная,
этот город гулял, как расстрига-монах, ни забот, ни печали не зная.
На кривых перекрёстках не в такт и не в лад дребезжали фокстроты и румбы.
И стоял над танцорами дымный закат всех тонов не сиены, так умбры.
Это небо, вобравшее цвет земляной на последних минутах заката,
поменяло всю жизнь мою в сутки длиной на когда-нибудь или когда-то.
Видишь, вольный ездок, золотой лепесток? Как он дышит и жарко, и влажно.
Что за город? Венеция? Владивосток? Я забыл. Я не помню. Неважно.
Важно то, что с вечерних фасадов гербы на веселье глядят даровое.
Важно то, что ведь вот же нашлось у судьбы, чем слепца зацепить за живое.
Этот - марш? пасодобль? всё быстрей и пестрей. И уже мне невнятны детали,
как мелькали колени в лучах фонарей, как короткие платья летали.
Важно то, что дышала ночная вода то свежо, то застойно и гнило.
Важно то, что - не помню теперь уж, когда - это было со мной, это было.
Эти сутки с мгновеньями наперевес растворились, исчезли, немея,
будто были кому-то нужны позарез, позарез, неотложно, немедля..."
(Юрий Ряшенцев)
"...Я в себе обнаружил, дурак, пролетарскую злость.
Это плохо. Рефлекс голодранца. Откуда взялось?
Все со всеми в конфликте. Повальный сплошной газават.
Если едешь в машине, всегда пешеход виноват.
Если ходишь пешком, то мерзавец, известно, в авто.
И никто никого ни за что не прощает. Никто.
Пой, певец, хочешь, рэп, хочешь, блюз, наши вкусы просты.
Вон и “Моцарт” достал из кармана большие “хрусты”.
Ты в порядке ещё. Ты живой. Ты ещё на коне.
Не проходит любовь к искусству в твоей стране."
(Юрий Ряшенцев)
"Луна светила так, как будто
ей предстояла казнь под утро,
а так хотелось весь свой свет
плеснуть из таза ясной меди
на землю накануне смерти,
плеснуть на землю и - привет!
Но без луны нельзя, наверно.
В глухую ночь куда как скверно
шататься с милой под дождем,
ее причудам потакая,
и промокая, промокая
под романтичным, словно триллер,
и столь же тягостным дождем.
Но нынче-то луна светила.
Да как! Подвыпивший кутила
желал с ней пить на брудершафт...
.................................
Непонятый и одинокий,
пророк шатался одноногий
в распадке уличных кружал.
.................................
Никто не спал в ночной столице.
Вид белоснежной кобылицы
Проплыл, как некий общий сон.
И голос юной тунеядки,
просившей на прокорм лошадки,
положенный на мерный цокот,
был наглой силой напоен.
Как быть? Как разойтись сегодня?
Чья это ночь: твоя? Господня?
Пойми, я больше не могу
дышать полночным этим ядом,
когда - луна, когда ты рядом,
когда вся жизнь - беспечный спринтер,
сорвавший ленту на бегу.
Вина! Еще вина! И лета!
И лунного, с безумством, света.
И снега свежего. И льда.
И меж сомнением и верой
прожить всю ночь с набухшей веной.
И никогда... И никогда...
(Юрий Ряшенцев)