Глазьев и фикс. Кто сторожит сторожей?
Советник президента России Сергей Глазьев в рамках круглого стола «Мозговой штурм: что делать с российской экономикой?» заявил о необходимости зафиксировать курс рубля на текущем уровне, чтобы из «спекулятивной мороки» деньги пошли в реальный сектор.
Заявления Глазьева являются попыткой задать курсу экономической политики страны мягкий крен в кейнсианском направлении. Напомню, отвечая на вполне конкретный и злободневный вызов, каким образом американской экономике выйти из состояния «великой депрессии»(1929-1933 года), Джон Кейнс сделал ядром своей теории и исходным пунктом эффективный спрос, определяющий объем занятости и потребления.
По мысли Кейнса, ключевыми элементами эффективного спроса являются потребление и инвестиции. Если частный капитал почему-либо перестает активно инвестировать в экономику, то на авансцену должно прийти государство и возместить недостаток инвестиций бюджетными вливаниями в реальный сектор. А крупные государственные инвестиции в свою очередь должны вызвать мультипликационный эффект, стимулировать рост потребления и доходов населения не только в конкретной отрасли, но и в смежных отраслях и в итоге привести к увеличению национального дохода.
Такая активизация экономики невозможна без резкого снижения ссудного процента и удешевления кредита. Чем ниже норма ссудного процента, тем оживленнее инвестиционный процесс. Из этого Кейнс делал вывод о необходимости денежно-кредитного регулирования экономики. Он также продвигал мысль о необходимости уменьшения имущественного неравенства и перераспределения части доходов в пользу малообеспеченных слоев. Ведь когда растет потребление, вместе с ним растет и эффективность государственной поддержки.
Таким образом, Кейнс вел активную пропаганду регулирующей роли правительства в экономической сфере. В философии Кейнса только целенаправленное регулирующее вмешательство государства способно исцелить смертельно больную экономику.
Парадоксальным образом в идейном отношении убежденный «капиталист» Кейнс оказывался близок германским нацистам и советским коммунистам, которые на определенном этапе успешно воплощали кейнсианские идеи на практике в период строительства автобанов в Третьем Рейхе и индустриализации СССР. Активное государственное вмешательство действительно помогло этим режимам стимулировать промышленный рост и ликвидировать многомиллионную безработицу. Отчасти идеи Кейнса легли и в «Новый курс», проводимый администрацией Рузвельта.
До кризиса 1973-1975 годов кейнсианство казалось весьма плодотворным и даже представлялось некоей «панацеей». Но в условиях развитой индустриальной и постиндустриальной экономики идеи Кейнса перестали работать. То, что было правильно и эффективно в условиях роста с низкой базы 1930-х, не давало того же результата в условиях богатого общества 1970-х.
Тот же изъян характерен и для умопостроений уважаемого Сергея Юрьевича. В сложившихся реальных экономических условиях тотальное огосударствление экономики и жесткое администрирование кредитно-финансовой системы едва ли будет эффективно в силу объективных факторов.
Во-первых, следует учитывать, что значительная часть финансовых активов сосредоточена в руках частных игроков, которые, в отличие от государства, не могут и не хотят работать себе в убыток. Закрепление курса рубля на определенном уровне и принудительное снижение процентных ставок приведет к разрастанию теневой экономики. Кто из рациональных игроков станет обращать рубли по фиксированному курсу в пределах правового поля, если на «черном рынке» это можно будет сделать гораздо выгодней по «реальному», то есть плавающему курсу?
Очевидно, что курс рубля невозможно поднять ни интервенциями, ни административными барьерами. Курс неминуемо вырастет сам, если на рубль появится спрос. А для этого необходимо чтобы за рубль на внутреннем рынке и за рубеж продавались востребованные товары и услуги. Введение же фиксированного курса приведет только к дефициту валюты и ее дальнейшему подорожанию, а затем и к появлению валютного «черного рынка». Фиксация курса полностью остановит иностранные инвестиции, еще сильнее сократится импорт, а товары подорожают и станут еще менее доступными.
Во-вторых, надлежит принять во внимание, что при огосударствлении экономики ключевым вопросом становится вопрос контроля над законным распределением ресурсов и поведением всех акторов хозяйственных и политических процессов. Для надзора за соблюдением правил игры необходим специальный штат контролеров или надзирателей, «сторожей». Но это в свою очередь потребует кардинальной перестройки всей существующей системы и всех основных институтов. Есть ли у государства на это силы и средства в сложившихся обстоятельствах? К тому же тот факт, что соблюдение норм «справедливости», как ее понимает уважаемый Сергей Юрьевич, потребует использования дополнительных государственных наблюдателей или «сторожей» экономики, ставит перед государством вопрос, сформулированный еще древними римлянами: «Ouos custodet ipsos custodes?» (А кто будет сторожить сторожей?). Проблема вечная и до сих пор не разрешенная. При характерном для современного российского общества уровне коррумпированности, боюсь, государство не усилит, а лишь дезорганизует таким образом работу системы, создав дополнительный источник коррупции.
В-третьих, фиксация курса национальной валюты уже применялась в некоторых странах Африки и Латинской Америки. Так, например, фиксированный курс венесуэльского боливара не спас эту национальную валюту от девальвации, а население от стремительного обнищания и даже дефицита товаров. Попытки зафиксировать курс в Зимбабве привели к гиперинфляции. Аргентине, которая с 1991 года поддерживала фиксированный курс своего песо, удалось на каком-то этапе ликвидировать гиперинфляцию и обеспечить привлечение иностранных инвестиций за счет обмана МВФ. Но когда в фонде узнали про истинное состояние ее экономики, то кредитную линию быстро закрыли. И едва ли мы в обозримом будущем увидим эти страны в числе мировых лидеров экономического роста.
Настойчивые попытки Сергея Юрьевича Глазьева оказывать влияние на президента можно объяснить стремлением младоэлит, не имеющих пока доступа к финансовым и политическим ресурсам, кардинально перестроить всю систему, чтобы их получить. Именно те, кто оказался за пределами нынешней финансово-политической элиты, стремятся через Сергея Юрьевича транслировать свою повестку напрямую главе государства в надежде на авось.
Как-то так.
Заявления Глазьева являются попыткой задать курсу экономической политики страны мягкий крен в кейнсианском направлении. Напомню, отвечая на вполне конкретный и злободневный вызов, каким образом американской экономике выйти из состояния «великой депрессии»(1929-1933 года), Джон Кейнс сделал ядром своей теории и исходным пунктом эффективный спрос, определяющий объем занятости и потребления.
По мысли Кейнса, ключевыми элементами эффективного спроса являются потребление и инвестиции. Если частный капитал почему-либо перестает активно инвестировать в экономику, то на авансцену должно прийти государство и возместить недостаток инвестиций бюджетными вливаниями в реальный сектор. А крупные государственные инвестиции в свою очередь должны вызвать мультипликационный эффект, стимулировать рост потребления и доходов населения не только в конкретной отрасли, но и в смежных отраслях и в итоге привести к увеличению национального дохода.
Такая активизация экономики невозможна без резкого снижения ссудного процента и удешевления кредита. Чем ниже норма ссудного процента, тем оживленнее инвестиционный процесс. Из этого Кейнс делал вывод о необходимости денежно-кредитного регулирования экономики. Он также продвигал мысль о необходимости уменьшения имущественного неравенства и перераспределения части доходов в пользу малообеспеченных слоев. Ведь когда растет потребление, вместе с ним растет и эффективность государственной поддержки.
Таким образом, Кейнс вел активную пропаганду регулирующей роли правительства в экономической сфере. В философии Кейнса только целенаправленное регулирующее вмешательство государства способно исцелить смертельно больную экономику.
Парадоксальным образом в идейном отношении убежденный «капиталист» Кейнс оказывался близок германским нацистам и советским коммунистам, которые на определенном этапе успешно воплощали кейнсианские идеи на практике в период строительства автобанов в Третьем Рейхе и индустриализации СССР. Активное государственное вмешательство действительно помогло этим режимам стимулировать промышленный рост и ликвидировать многомиллионную безработицу. Отчасти идеи Кейнса легли и в «Новый курс», проводимый администрацией Рузвельта.
До кризиса 1973-1975 годов кейнсианство казалось весьма плодотворным и даже представлялось некоей «панацеей». Но в условиях развитой индустриальной и постиндустриальной экономики идеи Кейнса перестали работать. То, что было правильно и эффективно в условиях роста с низкой базы 1930-х, не давало того же результата в условиях богатого общества 1970-х.
Тот же изъян характерен и для умопостроений уважаемого Сергея Юрьевича. В сложившихся реальных экономических условиях тотальное огосударствление экономики и жесткое администрирование кредитно-финансовой системы едва ли будет эффективно в силу объективных факторов.
Во-первых, следует учитывать, что значительная часть финансовых активов сосредоточена в руках частных игроков, которые, в отличие от государства, не могут и не хотят работать себе в убыток. Закрепление курса рубля на определенном уровне и принудительное снижение процентных ставок приведет к разрастанию теневой экономики. Кто из рациональных игроков станет обращать рубли по фиксированному курсу в пределах правового поля, если на «черном рынке» это можно будет сделать гораздо выгодней по «реальному», то есть плавающему курсу?
Очевидно, что курс рубля невозможно поднять ни интервенциями, ни административными барьерами. Курс неминуемо вырастет сам, если на рубль появится спрос. А для этого необходимо чтобы за рубль на внутреннем рынке и за рубеж продавались востребованные товары и услуги. Введение же фиксированного курса приведет только к дефициту валюты и ее дальнейшему подорожанию, а затем и к появлению валютного «черного рынка». Фиксация курса полностью остановит иностранные инвестиции, еще сильнее сократится импорт, а товары подорожают и станут еще менее доступными.
Во-вторых, надлежит принять во внимание, что при огосударствлении экономики ключевым вопросом становится вопрос контроля над законным распределением ресурсов и поведением всех акторов хозяйственных и политических процессов. Для надзора за соблюдением правил игры необходим специальный штат контролеров или надзирателей, «сторожей». Но это в свою очередь потребует кардинальной перестройки всей существующей системы и всех основных институтов. Есть ли у государства на это силы и средства в сложившихся обстоятельствах? К тому же тот факт, что соблюдение норм «справедливости», как ее понимает уважаемый Сергей Юрьевич, потребует использования дополнительных государственных наблюдателей или «сторожей» экономики, ставит перед государством вопрос, сформулированный еще древними римлянами: «Ouos custodet ipsos custodes?» (А кто будет сторожить сторожей?). Проблема вечная и до сих пор не разрешенная. При характерном для современного российского общества уровне коррумпированности, боюсь, государство не усилит, а лишь дезорганизует таким образом работу системы, создав дополнительный источник коррупции.
В-третьих, фиксация курса национальной валюты уже применялась в некоторых странах Африки и Латинской Америки. Так, например, фиксированный курс венесуэльского боливара не спас эту национальную валюту от девальвации, а население от стремительного обнищания и даже дефицита товаров. Попытки зафиксировать курс в Зимбабве привели к гиперинфляции. Аргентине, которая с 1991 года поддерживала фиксированный курс своего песо, удалось на каком-то этапе ликвидировать гиперинфляцию и обеспечить привлечение иностранных инвестиций за счет обмана МВФ. Но когда в фонде узнали про истинное состояние ее экономики, то кредитную линию быстро закрыли. И едва ли мы в обозримом будущем увидим эти страны в числе мировых лидеров экономического роста.
Настойчивые попытки Сергея Юрьевича Глазьева оказывать влияние на президента можно объяснить стремлением младоэлит, не имеющих пока доступа к финансовым и политическим ресурсам, кардинально перестроить всю систему, чтобы их получить. Именно те, кто оказался за пределами нынешней финансово-политической элиты, стремятся через Сергея Юрьевича транслировать свою повестку напрямую главе государства в надежде на авось.
Как-то так.