(перевод с иврита Владимра Лазариса)
Публикация ста расскреченных документов из Госархива по делу Адольфа Эйхмана была приурочена к 50-летию самого знаменитого судебного процесса в истории Израиля.
«Маарив» напечатала протокол заседания правительства от 23 мая 1960 года с грифом «Совершенно секретно», где в повестке дня значится «поимка А. Эйхмана».
После сообщения Бен-Гуриона об успешной операции Мосада министр транспорта Ицхак Бен-Аарон не мог сдержаться
- Как, где, каким образом?
Бен-Гурион:
- Для этого и существует спецслужба. У нас имеется собственноручное письмо Эйхмана: «Я, нижеподписавшийся, Адольф Эйхман, настоящим заявляю по доброй воле: после того, как была раскрыта моя подлинная личность, я не вижу смысла пытаться избежать правосудия. Я заявляю, что готов поехать в Израиль, чтобы предстать там перед судом. Само собой разумеется, что я получу необходимую юридическую защиту и смогу сообщить без прикрас обо всех известных мне фактах за время моей службы в Германии, чтобы будущие поколения увидели настоящую картину»
Ицхак Бен-Аарон:
- Я не могу удержаться от любопытства: я не прошу сообщить, в какой стране его поймали, но я хочу знать, как до него добрались.
Министр юстиции Феликс Розен:
- Я предлагаю не сообщать об этом никаких подробностей.
Бен-Гурион:
- Думаю, в Израиле не найдется адвокат для Эйхмана, ни еврей, ни араб. Но, с другой стороны, у него должен быть адвокат. Если он попросит немецкого, швейцарского, французского или английского адвоката, дадим ему того, кого он выберет.
Министр иностранных дел Голда Меир:
- При условии, что он не был нацистом.
Министр сельского хозяйства Моше Даян:
- А, если будет арабский адвокат?
Бен-Гурион:
- Я уверен, что араб тоже не возьмет на себя защиту.
Министр здравоохранения Моше Шапира:
- Как он ведет себя в тюрьме?
Глава Мосада Исер Харель:
- Он думал, что его будут избивать и обращаться с ним самым жестоким образом, а с ним обращаются так, как того требует закон Государства Израиль.
Далия Мазури из «Маарив»:
«В ожидании суда и приговора Эйхман написал воспоминания и автобиографию, намереваясь продать их, чтобы оплатить все судебные расходы, но по решению Бен-Гуриона обе рукописи были засекречены на пять лет. Эйхман рассказал о еврейских родственниках своей мачехи; о своем визите в Эрец-Исраэль и Египет в 1937-1938 гг.; о потрясении, испытанном в Освенциме, где он увидел около газовых камер горы трупов, и накачивал себя шнапсом, чтобы успокоиться. О том же он рассказал своему немецкому адвокату, а израильскому следователю заявил, что «весь немецкий народ знал, куда во время войны по приказу Гитлера отправляли евреев, и что с ними стало с 1942 по 1945 годы».
А «Йедиот» процитировала мнение Эйхмана о Гитлере: «Он был человеком импульсивным и едва мог держать себя в руках. Его окружали не профессиональные советники, а те, кто беспрекословно выполняли его приказы, не осмеливаясь возражать против идей фюрера».
Как пишет «Йедиот», среди опубликованных Госархивом документов есть письма слепого полуеврея Лотара Германа, который бежал из Германии, осел в Аргентине и, в результате редчайшего стечения обстоятельств (его дочь познакомилась с сыном Эйхмана, носившим отцовскую фамилию) стал источником информации о точном местонахождении беглого нацистского преступника. Вопреки мемуарам Исера Хареля, где Герман якобы сказал: «Я не жду ни оплаты, ни вознаграждения за информацию», переписка Германа с израильскими властями говорит о другом: он обратился в израильское Министерство юстиции с просьбой о денежном вознаграждении за поимку Эйхмана. Министерство отказало в этой просьбе, сославшись на то, что Государство Израиль никогда не устанавливало вознаграждения за поимку Эйхмана.
Моше Ронен из «Йедиот»:
«По окончании судебного процесса, 29 мая 1962 года, израильское правительство собралось еще на одно заседание по делу Эйхмана, чтобы решить, что порекомендовать президенту Ицхаку Бен-Цви: помиловать Эйхмана или утвердить смертную казнь. В конце концов, было принято единогласное решение рекомендовать президенту никоим образом не смягчать наказания Эйхману, приговоренному к повешению».
Том Сегев из «Гаарец»:
«29 мая 1960 года, через несколько дней после того, как Бен-Гурион выступил в Кнессете с заявлением о поимке Эйхмана, правительство собралось на совещание для подготовки к судебному процессу. Глава Мосада Исер Харель сообщил министрам некоторые детали операции, не уточнив, что Эйхмана похитили в Аргентине. Зато он поведал о том, что должен был сделать командир спецгруппы в случае, если бы местная полиция успела обнаружить их до вылета из страны: «Он должен был приковать свою руку наручником к руке Эйхмана, уничтожить ключ и представиться израильтянином, не называя своей должности. «Мы все чувствовали отвращение, - продолжил Харель - потому что знали, что этот человек сделал с евреями, но должны были относиться к нему, как сестра милосердия: кормить и поить его, заботиться о его здоровье, брить и стричь, удовлетворять его нужды - это было самой тяжелой частью операции». Правда, Харель не сказал министрам еще одного: что Израиль узнал о нахождении Эйхмана в Аргентине еще в 1954 году от «охотника за нацистами» Шимона Визенталя, но министрам сообщили, что об этом стало известно только за полтора года до похищения.
До сих пор непонятно, почему Израиль не приложил усилий, чтобы гораздо раньше поймать Эйхмана и других видных нацистских преступников, включая доктора Менгеле, который поначалу тоже жил в Аргентине. Причина того, что эти и другие вопросы остались без ответа, кроется в том, что архивы Мосада и Общей службы безопасности (ОСБ) закрыты для исследователей. Поэтому неизбежен вопрос: что скрывает Государство Израиль в том, что касается его информированности, действий и провалов в связи с нацистскими военными преступниками? Когда-то бывший полпред Израиля в ООН Биньямин Нетаниягу вел долгую борьбу за то, чтобы открыть архив ООН, где были собраны материалы о нацистских преступниках, и добился впечатляющего успеха. Теперь, будучи главой правительства, Нетаниягу может отдать распоряжение подчиненным ему Мосаду и ОСБ открыть доступ ко всем архивным документам, касающимся нацистских преступников.
Опубликованные Госархивом документы подтверждают, что Израиль утаил правду, заявив, что Эйхмана похитили не агенты Мосада, а «еврейские добровольцы». Сам Эйхман счел нужным в беседе со своим немецким адвокатом похвалить профессионализм израильских разведчиков: «Все было сделано в спортивном духе, отлично спланировано и организовано с тем, чтобы не причинить мне никакого физического вреда».
При обсуждении подготовки к процессу члены правительства разошлись во мнениях по некоторым вопросам. Так, Бен-Гурион хотел, чтобы процесс проходил в большом зале иерусалимского Дворца наций на 3000 человек. А Моше Даян был против и настоял на своем. Бен-Гурион при поддержке Голды Меир требовал акцентировать внимание на связях нацистов с иерусалимским муфтием Хадж Амин Аль-Хуссейном. Даян же требовал полностью отделить Катастрофу от арабо-израильского конфликта. Бен-Гурион лично вникал во все детали, включая обсуждение того, что будет опубликовано и что нет, а также внес правку в обвинительную речь Генпрокурора Гидеона Хаузнера, запретив ему говорить «Германия» - только «нацистская Германия», и все это для того, чтобы не повредить зарождению отношений Израиля с ФРГ.
Из архивных документов следует, что, во избежание политического конфуза, немцы предпочли, чтобы не они, а Израиль заплатил гонорар адвокату Роберту Сервациусу из Кельна. После продолжительных обсуждений Израиль согласился уплатить Сервациусу 20.000 долларов.
С другой стороны, израильское правительство тоже хотело избежать конфуза, что было ясно из слов министра транспорта Ицхака Бен-Аарона: «У Эйхмана есть линия защиты: до 1939 года и во время войны именно он был адресом для разных сделок с евреями».
В опубликованных документах есть и одна, литературная сенсация: адресованное Бен-Гуриону письмо на немецком языке от поэтессы Нелли Закс, которая в 1966 году разделила с Ш.-Й. Агноном Нобелевскую премию по литературе. Бежавшая от нацистов в Швецию, Закс просила главу правительства еврейского государства не казнить Эйхмана, потому что «важнее напомнить о праведниках, спасавших евреев, а не о злодеях вроде Эйхмана, который вместе со многими другими получал приказы совершать чудовищные преступления». Казни Эйхмана воспротивились и видные деятели израильской культуры, например, философ Мартин Бубер и поэтесса Лея Гольдберг, написавшие среди прочего: «Мы не хотим, чтобы враг довел нас до необходимости выбрать палача из нашей среды, ибо, если мы это сделаем, это станет своего рода победой врага над нами». Как выясняется, двое министров - Леви Эшколь и Йосеф Бург - тоже были против казни Эйхмана, но на общее решение повлиял Бен-Гурион, который на заседании правительства дважды сказал: «Убийце положена смерть».