Антология одного стихотворения: Жан Николя Артюр Рембо «ЗЛО» ("Le mal")
Tandis que les crachats rouges de la mitraille
Sifflent tout le jour par l'infini du ciel bleu ;
Qu'écarlates ou verts, près du Roi qui les raille,
Croulent les bataillons en masse dans le feu ;
Tandis qu'une folie épouvantable broie
Et fait de cent milliers d'hommes un tas fumant ;
- Pauvres morts ! dans l'été, dans l'herbe, dans ta joie,
Nature ! ô toi qui fis ces hommes saintement !...
- Il est un Dieu, qui rit aux nappes damassées
Des autels, à l'encens, aux grands calices d'or ;
Qui dans le bercement des hosannah s'endort,
Et se réveille, quand des mères, ramassées
Dans l'angoisse, et pleurant sous leur vieux bonnet noir,
Lui donnent un gros sou lié dans leur mouchoir !
Впервые оно было напечатано без ведома автора (как и большинство произведений Рембо) в "Ла Ревю Эндепандант" за январь-февраль 1889 г.
Речь в стихотворение идет о франко-прусской войне и жертвах войны. Рембо сначала, как установили текстологи по автографу, объединил прусского короля и Наполеона III одним словом "глава" (ср. в XX в. наименование типа "дуче", "фюрер"), но потом, чтобы еще определеннее выразить презрение ко второму, заменил слово "Chef" на "Roi" ("король").
Ибо великий поэт осуждая взаимонаправленную мерзость - прежде всего начинает со своей страны.
Стихотворение при всей своей краткости и специфической тесноте сонетной формы насыщено содержанием и дает простор для развития нескольких тем, в том числе и темы антирелигиозной.
Кстати, обратите внимание на различный перевод последнего трехстишия.
Перевод М. Кудинова
В то время как плевки взбесившейся картечи
Скрежещут и свистят в пространстве голубом
И падают полки близ Короля, чьи речи
Полны презренья к тем, кто гибнет под огнем;
В то время как дано в дымящиеся груды
Безумью превратить сто тысяч тел людских,
- О мертвецы в траве, в день летний, среди чуда
Природы благостной, что сотворила их!.. -
Бог то смеется в окружении узорных
Покровов алтарей, где золото блестит,
То под баюканье осанны сладко спит
И просыпается, когда в одеждах черных
Приходят матери в смятенье и тоске
Вручить ему медяк, завязанный в платке.
Перевод Б. Лившица:
Меж тем как красная харкотина картечи
Со свистом бороздит лазурный небосвод
И, слову короля послушны, по-овечьи
Бросаются полки в огонь, за взводом взвод;
Меж тем как жернова чудовищные бойни
Спешат перемолоть тела людей в навоз
(Природа, можно ли взирать еще спокойней,
Чем ты, на мертвецов, гниющих между роз?) -
Есть бог, глумящийся над блеском напрестольных
Пелен и ладаном кадильниц. Он уснул,
Осанн торжественных внимая смутный гул,
Но вспрянет вновь, когда одна из богомольных
Скорбящих матерей, припав к нему в тоске,
Достанет медный грош, завязанный в платке.
Перевод И. Поступальского:
Тогда как красные плевки больших орудий
Весь летний день свистят под небом голубым,
Пестромундирные бегут полками люди
В огонь, а их король дарит насмешку им;
Тогда как действует неистовая мялка,
Сто тысяч человек сгребая в груду тел,
- Бедняги, на траве простертые вповалку,
О, твой, природа, труд, святейшее из дел! -
Есть Бог, что радостно на алтарях узорных
Вдыхает золотых курильниц фимиам;
В баюканье осанн он предается снам
И пробуждается, когда в наколках черных
Приходят матери и в плаче, и в тоске
Дают ему медяк, хранившийся в платке.
Перевод П. Антокольского:
Меж тем как рыжая харкотина орудий
Вновь низвергается с бездонной вышины
И роты и полки в зелено-красной груде
Пред наглым королем вповалку сожжены,
И сумасшествие, увеча и ломая,
Толчет без устали сто тысяч душ людских,
- О, бедные, для них нет ни зари, ни мая,
О, как заботливо выращивали их.
Есть бог, хохочущий над службой исполинской
Хоругвей, алтарей, кадильниц и кропил,
Его и хор осанн давно уж усыпил.
И вот разбужен бог тревогой материнской, -
Она издалека пришла к нему в тоске
И медный грош кладет, завязанный в платке.
Переводе А. Яснова
Пока над головой свистят плевки картечи,
Окрашивая синь кровавою слюной,
И, тысячи солдат сжигая и калеча,
Злорадный властелин полки бросает в бой;
Пока скрежещет сталь, сводя с ума бегущих,
И грудою парной лежат в полях тела -
Бедняги мертвецы! В твоих, природа, кущах!
Зачем же ты людей так свято создала? -
В то время бог, смеясь и глядя на узоры
Покровов, алтарей, на блеск тяжелых чаш,
Успев сто раз на дню уснуть под "отче наш",
Проснется, ощутив тоскующие взоры
Скорбящих матерей: они пришли - и что ж? -
Он с жадностью глядит на их последний грош.
Перевод Р.Митина
Когда кровавые шрапнельные плевки
Весь день со свистом небо бороздят,
И слепо королю послушные полки
Бросаются в огонь за рядом ряд;
Когда безумие крошит бедняг солдат
И в груды громоздит кровавые тела;
- Кругом весна! А здесь кромешный ад...
Природа! Для того людей ты создала?
- О, Бог! Не радуйся в лазурных небесах,
Не спи в баюканье простых молитв земных,
Услышь несчастных грешников своих!
Проснись! Ты видишь, матери в слезах,
В отчаянье, в тоске опять к тебе бредут,
И грош последний в храм тебе несут.
Sifflent tout le jour par l'infini du ciel bleu ;
Qu'écarlates ou verts, près du Roi qui les raille,
Croulent les bataillons en masse dans le feu ;
Tandis qu'une folie épouvantable broie
Et fait de cent milliers d'hommes un tas fumant ;
- Pauvres morts ! dans l'été, dans l'herbe, dans ta joie,
Nature ! ô toi qui fis ces hommes saintement !...
- Il est un Dieu, qui rit aux nappes damassées
Des autels, à l'encens, aux grands calices d'or ;
Qui dans le bercement des hosannah s'endort,
Et se réveille, quand des mères, ramassées
Dans l'angoisse, et pleurant sous leur vieux bonnet noir,
Lui donnent un gros sou lié dans leur mouchoir !
Впервые оно было напечатано без ведома автора (как и большинство произведений Рембо) в "Ла Ревю Эндепандант" за январь-февраль 1889 г.
Речь в стихотворение идет о франко-прусской войне и жертвах войны. Рембо сначала, как установили текстологи по автографу, объединил прусского короля и Наполеона III одним словом "глава" (ср. в XX в. наименование типа "дуче", "фюрер"), но потом, чтобы еще определеннее выразить презрение ко второму, заменил слово "Chef" на "Roi" ("король").
Ибо великий поэт осуждая взаимонаправленную мерзость - прежде всего начинает со своей страны.
Стихотворение при всей своей краткости и специфической тесноте сонетной формы насыщено содержанием и дает простор для развития нескольких тем, в том числе и темы антирелигиозной.
Кстати, обратите внимание на различный перевод последнего трехстишия.
Перевод М. Кудинова
В то время как плевки взбесившейся картечи
Скрежещут и свистят в пространстве голубом
И падают полки близ Короля, чьи речи
Полны презренья к тем, кто гибнет под огнем;
В то время как дано в дымящиеся груды
Безумью превратить сто тысяч тел людских,
- О мертвецы в траве, в день летний, среди чуда
Природы благостной, что сотворила их!.. -
Бог то смеется в окружении узорных
Покровов алтарей, где золото блестит,
То под баюканье осанны сладко спит
И просыпается, когда в одеждах черных
Приходят матери в смятенье и тоске
Вручить ему медяк, завязанный в платке.
Перевод Б. Лившица:
Меж тем как красная харкотина картечи
Со свистом бороздит лазурный небосвод
И, слову короля послушны, по-овечьи
Бросаются полки в огонь, за взводом взвод;
Меж тем как жернова чудовищные бойни
Спешат перемолоть тела людей в навоз
(Природа, можно ли взирать еще спокойней,
Чем ты, на мертвецов, гниющих между роз?) -
Есть бог, глумящийся над блеском напрестольных
Пелен и ладаном кадильниц. Он уснул,
Осанн торжественных внимая смутный гул,
Но вспрянет вновь, когда одна из богомольных
Скорбящих матерей, припав к нему в тоске,
Достанет медный грош, завязанный в платке.
Перевод И. Поступальского:
Тогда как красные плевки больших орудий
Весь летний день свистят под небом голубым,
Пестромундирные бегут полками люди
В огонь, а их король дарит насмешку им;
Тогда как действует неистовая мялка,
Сто тысяч человек сгребая в груду тел,
- Бедняги, на траве простертые вповалку,
О, твой, природа, труд, святейшее из дел! -
Есть Бог, что радостно на алтарях узорных
Вдыхает золотых курильниц фимиам;
В баюканье осанн он предается снам
И пробуждается, когда в наколках черных
Приходят матери и в плаче, и в тоске
Дают ему медяк, хранившийся в платке.
Перевод П. Антокольского:
Меж тем как рыжая харкотина орудий
Вновь низвергается с бездонной вышины
И роты и полки в зелено-красной груде
Пред наглым королем вповалку сожжены,
И сумасшествие, увеча и ломая,
Толчет без устали сто тысяч душ людских,
- О, бедные, для них нет ни зари, ни мая,
О, как заботливо выращивали их.
Есть бог, хохочущий над службой исполинской
Хоругвей, алтарей, кадильниц и кропил,
Его и хор осанн давно уж усыпил.
И вот разбужен бог тревогой материнской, -
Она издалека пришла к нему в тоске
И медный грош кладет, завязанный в платке.
Переводе А. Яснова
Пока над головой свистят плевки картечи,
Окрашивая синь кровавою слюной,
И, тысячи солдат сжигая и калеча,
Злорадный властелин полки бросает в бой;
Пока скрежещет сталь, сводя с ума бегущих,
И грудою парной лежат в полях тела -
Бедняги мертвецы! В твоих, природа, кущах!
Зачем же ты людей так свято создала? -
В то время бог, смеясь и глядя на узоры
Покровов, алтарей, на блеск тяжелых чаш,
Успев сто раз на дню уснуть под "отче наш",
Проснется, ощутив тоскующие взоры
Скорбящих матерей: они пришли - и что ж? -
Он с жадностью глядит на их последний грош.
Перевод Р.Митина
Когда кровавые шрапнельные плевки
Весь день со свистом небо бороздят,
И слепо королю послушные полки
Бросаются в огонь за рядом ряд;
Когда безумие крошит бедняг солдат
И в груды громоздит кровавые тела;
- Кругом весна! А здесь кромешный ад...
Природа! Для того людей ты создала?
- О, Бог! Не радуйся в лазурных небесах,
Не спи в баюканье простых молитв земных,
Услышь несчастных грешников своих!
Проснись! Ты видишь, матери в слезах,
В отчаянье, в тоске опять к тебе бредут,
И грош последний в храм тебе несут.