Сандомирское взятие и осадная тактика монголов.
Эпизод из статьи Галицко-Волынской летописи за 1261 г. (в действительности это событие 1259 г.) с описанием осады и штурма польского Сандомира войсками Бурундая и зависимых русских князей (Василько Романович Волынский с племянниками Львом и Романом Даниловичами; сам Даниил Галицкий от участия в походе предпочел уклониться, избрав свою любимую тактику - дать деру куда глаза глядят) по-своему совершенно уникален. Это вообще один из немногих для наших летописей случаев полноценного описания осады крупной крепости, а не стандартный набор клишированных фраз, вроде "и бились они крепко". Здесь мы имеем возможность наблюдать все этапы осады и штурма города войсками монгольской империи на пике развития ее военной машины в середине XIII века:
1. возведение вокруг города контрваллационной (для предотвращение вылазок защитников крепости) и циркумваллационной (чтобы обезопасить себя от возможных попыток деблокировать город извне) линий;
2. массированное применение осадных орудий;
3. изматывание защитников города непрекращающимся ни на минуту в течении нескольких суток обстрелом из метательных машин и луков;
4. штурм одновременно нескольких участков поврежденных стен с применением штурмовых лестниц.
А так же последовательность дальнейших действий монгольской армии:
1. вывод уцелевших жителей города в отдельный фильтрационный лагерь;
2. отсеивание пленных, представляющих ту или иную ценность для завоевателей;
3. ликвидация тех, кто оказался не нужен.
Впрочем, при всей редкости подобных детальных описаний, частично или полностью все те же составляющие монгольской осадной тактики можно проследить и по иным статьям наших летописей. Чем этот рассказ галицко-волынского летописца действительно уникален, так это тем, что он позволяет взглянуть на работу армии Бурундая изнутри, глазами не защитников крепости, как мы привыкли, а глазами непосредственно штурмующих. Информатором летописца, вне всяких, сомнений был кто-то из воинов русских князей, участвовавших в том не сильно славном походе. Более того, судя по тем живым деталям боя на стенах Сандомира, что мы читаем на страницах летописи, рассказчик принимал самое непосредственное участие в собственно взятии города, вместе с татарами взбирался по штурмовой лестнице на стену и дрался с ее защитниками. И особую ценность здесь представляет данное им, пусть и очень краткое, но тем не менее единственное в своем роде (во всяком случае, для русских летописей, да, пожалуй, и вообще западных источников), описание тактики действия монгольской штурмовой колонны:
«Татары стали приставлять лестницы к стенам и так влезли на стены. Впереди других на стену влезли два татарина с знаменем и пошли по стене, коля и рубя. Один из них пошел по одной стороне стены, а другой - по другой стороне».
То есть, что мы здесь имеем? Две штурмовые лестницы приставлены к стене в одном месте. Первыми на стену взбираются два лучших воина, возглавляющих колонну. "С знаменем", полагаю, следует понимать не как "они вдвоем невесть зачем тащили одно знамя", а так, что у каждого из них за спиною был закреплен специальный флажок, скорее всего у каждого своего цвета, который с одной стороны указывал следующим за ним воинам в дыму и общей сутолоке направление движения, с другой - обозначал положение штурмующих на стене для собственных стрелков и расчетов осадных орудий, оставшихся в тылу, дабы избежать попадания под "дружественный огонь". От места, где удалось взобраться и зацепиться за крепостную стену, колонна разделяется на две группы и движется в противоположных направлениях, каждая во главе со своим флагом. Покуда не встретится с другой колонной, идущей ей навстречу от своего плацдарма.
Собственно сам рассказ о Сандомирском взятии:
«Пришли татары к Сандомиру, обступили его со всех сторон, огородили своими ограждениями, поставили пороки. Били пороки, не ослабевая, день и ночь, а стрелки не давали высунуться из заборол, и бились четыре дня, а на четвертый день сбили заборола с городской стены. Татары стали приставлять лестницы к стенам и так влезли на стены. Впереди других на стену влезли два татарина с знаменем и пошли по стене, коля и рубя. Один из них пошел по одной стороне стены, а другой - по другой стороне. Один из ляхов, не боярин, не из высокородных, а простой человек, без доспехов, в одном плаще, с копьем, защитившись отчаянием, как крепким щитом, совершил дело, достойное памяти: побежал против татарина, и когда они встретились, убил татарина, и только другой татарин подбежал сзади, ударил того ляха, и убит был лях.
Люди, увидев татар на городской стене, бросились бежать в детинец и не могли уместиться в воротах, потому что мост к воротам был узок; одни давили друг друга, а другие падали с мостка в ров, как снопы. Рвы были очень с виду глубоки, но наполнились мертвыми, и можно было ходить по трупам, как по мосту. Были в городе постройки, набитые соломой,- они сами собой загорелись от огней, и тогда город стал гореть. Церковь в городе том была каменная, большая и чудная, сияющая красотой; была выстроена из белого тесаного камня, и была полна людей. Верх церкви, покрытый деревом, загорелся, и сгорела церковь, и в ней бесчисленное множество людей.
Воины едва выбежали из города.
Наутро игумены с попами и дьяконами собрали клир, отпели обедню и начали причащаться - сначала сами, а потом бояре с женами и детьми, все от мала до велика. И начали исповедоваться - кто у игуменов, кто у попов и дьяконов, потому что было очень много людей в городе. Потом они пошли из города, с крестами, со свечами и кадилами, и пошли бояре и боярыни, одевшись в брачные одежды и наряды, а слуги боярские несли перед ними детей. И был плач великий и рыдание: мужья оплакивали спутниц жизни, матери оплакивали детей своих, брат - брата, и некому было пожалеть их. Свершился гнев Божий на них. Их выгнали из города, и разместили их татары на болонье около Вислы, и были они два дня на болонье, потом их стали убивать всех, мужчин и женщин, и не оставили из них ни одного человека.
Потом татары пошли к городу Лысцу. Пришли они к нему и обступили: город был в лесу, на горе, и была в нем каменная церковь Святой Троицы. Город не был укреплен, татары взяли его и всех зарубили, от мала и до велика. Потом Бурундай вернулся на запад, в свои становища.
Так окончилось Сандомирское взятие».
Единственное, что, наверное, следует добивать постфактум. Старательно обходя вниманием нелицеприятный факт участия русских князей и их воинов в погроме Сандомира, летописец невольно упустил еще один немаловажный пункт, если так можно выразиться, осадной тактики монголов, связанный с переговорами о добровольной сдаче защитников крепости. Из рассказа нашего автора следует, что после того, как армия Бурундая овладела городскими стенами, немногие уцелевшие жители и защитники города укрылись в детинце, а на следующее утро неожиданно сами ни с того ни с сего крестным ходом вышли из крепости навстречу врагу и добровольно предали себя в его руки. Намного более логичную, но и в то же время неприглядную для нашего автора, картину произошедшего рисует нам Великопольская Хроника, приоткрывающая завесу тайны над столь странным поступком сандомирцев:
«Русские же князья - Василько, брат русского короля Даниила, а также упомянутые сыновья - Лев и Роман, видя, что осада затягивается, задумали окружить жителей крепости обманным путем. Обеспечив безопасность, [они] сошлись с жителями крепости, убеждая их просить у татар заверений безопасности, и сдать им крепость и имущество, находившееся в ней, чтобы татары даровали им жизнь. Жители крепости, предпочитая [свою] жизнь [спасению] самой крепости и имущества и надеясь сохранить жизнь так, как было сказано выше, обманутые советом указанных князей, будто бы они смогут уйти свободными, не беспокоясь о жизни и о своих женах, получили от татар и указанных князей твердое обещание [и] открыли ворота. Они оставили в крепости все имущество и безоружные вышли из нее. Увидев их, татары набросились на них, как волки на овец, проливая огромное количество крови невинных людей...»
Трудно сказать, насколько Василько Романович (а первую скрипку в этих переговорах явно играл именно он, а не его племянники) был искренен, когда давал сандомирцам гарантии безопасности в случае добровольной сдачи. Но Бурундай, похоже, совершенно точно не считал необходимым держать данное им слово. Хотя не исключено, что как раз лично он ничего и никому не обещал, позволив Василько заключить соглашение как бы от его имени, а затем вполне резонно признав его не имеющим силы. В принципе, это было бы очень даже в духе предыдущих его "воспитательных мер", когда он заставлял тех же Василько и Льва срывать стены собственных крепостей и сжигать свои города в качестве демонстрации покорности монголам. Однако, симпатизирующий Романовичам летописец просто не мог не попытаться замолчать это темное пятно на репутации галицко-волынских князей.
1. возведение вокруг города контрваллационной (для предотвращение вылазок защитников крепости) и циркумваллационной (чтобы обезопасить себя от возможных попыток деблокировать город извне) линий;
2. массированное применение осадных орудий;
3. изматывание защитников города непрекращающимся ни на минуту в течении нескольких суток обстрелом из метательных машин и луков;
4. штурм одновременно нескольких участков поврежденных стен с применением штурмовых лестниц.
А так же последовательность дальнейших действий монгольской армии:
1. вывод уцелевших жителей города в отдельный фильтрационный лагерь;
2. отсеивание пленных, представляющих ту или иную ценность для завоевателей;
3. ликвидация тех, кто оказался не нужен.
Впрочем, при всей редкости подобных детальных описаний, частично или полностью все те же составляющие монгольской осадной тактики можно проследить и по иным статьям наших летописей. Чем этот рассказ галицко-волынского летописца действительно уникален, так это тем, что он позволяет взглянуть на работу армии Бурундая изнутри, глазами не защитников крепости, как мы привыкли, а глазами непосредственно штурмующих. Информатором летописца, вне всяких, сомнений был кто-то из воинов русских князей, участвовавших в том не сильно славном походе. Более того, судя по тем живым деталям боя на стенах Сандомира, что мы читаем на страницах летописи, рассказчик принимал самое непосредственное участие в собственно взятии города, вместе с татарами взбирался по штурмовой лестнице на стену и дрался с ее защитниками. И особую ценность здесь представляет данное им, пусть и очень краткое, но тем не менее единственное в своем роде (во всяком случае, для русских летописей, да, пожалуй, и вообще западных источников), описание тактики действия монгольской штурмовой колонны:
«Татары стали приставлять лестницы к стенам и так влезли на стены. Впереди других на стену влезли два татарина с знаменем и пошли по стене, коля и рубя. Один из них пошел по одной стороне стены, а другой - по другой стороне».
То есть, что мы здесь имеем? Две штурмовые лестницы приставлены к стене в одном месте. Первыми на стену взбираются два лучших воина, возглавляющих колонну. "С знаменем", полагаю, следует понимать не как "они вдвоем невесть зачем тащили одно знамя", а так, что у каждого из них за спиною был закреплен специальный флажок, скорее всего у каждого своего цвета, который с одной стороны указывал следующим за ним воинам в дыму и общей сутолоке направление движения, с другой - обозначал положение штурмующих на стене для собственных стрелков и расчетов осадных орудий, оставшихся в тылу, дабы избежать попадания под "дружественный огонь". От места, где удалось взобраться и зацепиться за крепостную стену, колонна разделяется на две группы и движется в противоположных направлениях, каждая во главе со своим флагом. Покуда не встретится с другой колонной, идущей ей навстречу от своего плацдарма.
Собственно сам рассказ о Сандомирском взятии:
«Пришли татары к Сандомиру, обступили его со всех сторон, огородили своими ограждениями, поставили пороки. Били пороки, не ослабевая, день и ночь, а стрелки не давали высунуться из заборол, и бились четыре дня, а на четвертый день сбили заборола с городской стены. Татары стали приставлять лестницы к стенам и так влезли на стены. Впереди других на стену влезли два татарина с знаменем и пошли по стене, коля и рубя. Один из них пошел по одной стороне стены, а другой - по другой стороне. Один из ляхов, не боярин, не из высокородных, а простой человек, без доспехов, в одном плаще, с копьем, защитившись отчаянием, как крепким щитом, совершил дело, достойное памяти: побежал против татарина, и когда они встретились, убил татарина, и только другой татарин подбежал сзади, ударил того ляха, и убит был лях.
Люди, увидев татар на городской стене, бросились бежать в детинец и не могли уместиться в воротах, потому что мост к воротам был узок; одни давили друг друга, а другие падали с мостка в ров, как снопы. Рвы были очень с виду глубоки, но наполнились мертвыми, и можно было ходить по трупам, как по мосту. Были в городе постройки, набитые соломой,- они сами собой загорелись от огней, и тогда город стал гореть. Церковь в городе том была каменная, большая и чудная, сияющая красотой; была выстроена из белого тесаного камня, и была полна людей. Верх церкви, покрытый деревом, загорелся, и сгорела церковь, и в ней бесчисленное множество людей.
Воины едва выбежали из города.
Наутро игумены с попами и дьяконами собрали клир, отпели обедню и начали причащаться - сначала сами, а потом бояре с женами и детьми, все от мала до велика. И начали исповедоваться - кто у игуменов, кто у попов и дьяконов, потому что было очень много людей в городе. Потом они пошли из города, с крестами, со свечами и кадилами, и пошли бояре и боярыни, одевшись в брачные одежды и наряды, а слуги боярские несли перед ними детей. И был плач великий и рыдание: мужья оплакивали спутниц жизни, матери оплакивали детей своих, брат - брата, и некому было пожалеть их. Свершился гнев Божий на них. Их выгнали из города, и разместили их татары на болонье около Вислы, и были они два дня на болонье, потом их стали убивать всех, мужчин и женщин, и не оставили из них ни одного человека.
Потом татары пошли к городу Лысцу. Пришли они к нему и обступили: город был в лесу, на горе, и была в нем каменная церковь Святой Троицы. Город не был укреплен, татары взяли его и всех зарубили, от мала и до велика. Потом Бурундай вернулся на запад, в свои становища.
Так окончилось Сандомирское взятие».
Единственное, что, наверное, следует добивать постфактум. Старательно обходя вниманием нелицеприятный факт участия русских князей и их воинов в погроме Сандомира, летописец невольно упустил еще один немаловажный пункт, если так можно выразиться, осадной тактики монголов, связанный с переговорами о добровольной сдаче защитников крепости. Из рассказа нашего автора следует, что после того, как армия Бурундая овладела городскими стенами, немногие уцелевшие жители и защитники города укрылись в детинце, а на следующее утро неожиданно сами ни с того ни с сего крестным ходом вышли из крепости навстречу врагу и добровольно предали себя в его руки. Намного более логичную, но и в то же время неприглядную для нашего автора, картину произошедшего рисует нам Великопольская Хроника, приоткрывающая завесу тайны над столь странным поступком сандомирцев:
«Русские же князья - Василько, брат русского короля Даниила, а также упомянутые сыновья - Лев и Роман, видя, что осада затягивается, задумали окружить жителей крепости обманным путем. Обеспечив безопасность, [они] сошлись с жителями крепости, убеждая их просить у татар заверений безопасности, и сдать им крепость и имущество, находившееся в ней, чтобы татары даровали им жизнь. Жители крепости, предпочитая [свою] жизнь [спасению] самой крепости и имущества и надеясь сохранить жизнь так, как было сказано выше, обманутые советом указанных князей, будто бы они смогут уйти свободными, не беспокоясь о жизни и о своих женах, получили от татар и указанных князей твердое обещание [и] открыли ворота. Они оставили в крепости все имущество и безоружные вышли из нее. Увидев их, татары набросились на них, как волки на овец, проливая огромное количество крови невинных людей...»
Трудно сказать, насколько Василько Романович (а первую скрипку в этих переговорах явно играл именно он, а не его племянники) был искренен, когда давал сандомирцам гарантии безопасности в случае добровольной сдачи. Но Бурундай, похоже, совершенно точно не считал необходимым держать данное им слово. Хотя не исключено, что как раз лично он ничего и никому не обещал, позволив Василько заключить соглашение как бы от его имени, а затем вполне резонно признав его не имеющим силы. В принципе, это было бы очень даже в духе предыдущих его "воспитательных мер", когда он заставлял тех же Василько и Льва срывать стены собственных крепостей и сжигать свои города в качестве демонстрации покорности монголам. Однако, симпатизирующий Романовичам летописец просто не мог не попытаться замолчать это темное пятно на репутации галицко-волынских князей.