Скажите, а к чему это, когда снятся чемоданы?
Политическая проза
Темный кабинет освещала лишь блеклая настольная лампа с зелёным защитным стеклом. Стояла гробовая тишина, и лишь прислушавшись можно было разобрать ровное дыхание находившегося в нем человека. Он расслабил галстук, тяжело вздохнул и извлёк из-под дубового стола старый, потрёпанный жизнью чемодан с засаленной ручкой. Проведя ладонью по его шершавому боку, щелкнул хитрым замочком и раскрыл, обратив внимание на поеденный молью вельвет.
Конечно, мало вещей, не используемых в повседневной жизни, хорошо сохраняются с течением времени. А ведь последний раз рука касалась этого чемодана целых 15 лет тому назад, когда он только въезжал в этот кабинет. Угрюмо хмыкнув, высокий худощавый человек начал выгребать из стола свои личные вещи: нераскрытую упаковку белой бумаги, скрепки, недорогие, но презентабельные наручные часы. Скрипя лакированными туфлями, подошел к офисному шкафу и принялся вынимать такие дорогие сердцу вещи, среди которых попадались разноформатные фотографии в рамках, на которых он запечатлен в кругу видных политиков, деятелей культуры, своей горячо любимой семьи. Не упустил из виду даже красный самозарядный степлер, доставшийся в подарок от какого-то интеллигентного сотрудника.
Наполнив чемодан до краев, окинул печальным взглядом пустующую мебель, после чего снял с приставной вешалки пиджак. «Надо бы присесть на дорожку» - промелькнуло у него в голове. Откуда он слышал такую примету? Всего и не упомнить, но явно это выражение присуще какому-то братскому, душевному народу. Сев на краешек стола, извлек из кармана брюк мобильный телефон - нужно предупредить жену, что скоро приедет домой, где помимо неё его ждут еще трое детей.
Бросив пару фраз, человек выпрямился, взял чемодан, и, уходя, погасил настольную лампу, в миг переставшую отбрасывать причудливые тени в погрузившийся во тьму холодный, уже чужой, кабинет…
…сладко потянувший, Джон Керри проснулся с блаженной улыбкой. Напялив на ноги тапочки, проследовал на кухню, где его уже ожидал ароматный кофе, утренняя газета и телевизор, из которого доносился свежий выпуск новостей.
«Сирийский лидер может пока остаться у власти» - вещал неузнаваемым из-за цифровых искажений голосом госсекретарь США сам себе в уши. Но донести в очередной раз кружку с кофе к губам не позволил ступор - на экране возникло серьёзное лицо Башара Асада: «Спасибо им за это, а то я уже паковал чемоданы. Я должен был уйти, а теперь мне можно остаться. Сирия - суверенное государство. Хороший тут президент или плохой - это решать сирийцам, и никому кроме них».
Настроение резко изменилось. Чертыхнувшись, Джон Керри с презрением водрузил кружку с недопитым кофе обратно на стол. Тут же накатила хандра и воспоминания о тех бездумных действиях своего правительства и НАТО, приведшим Сирию к статусу рассадника терроризма. «Ну почему же он не дает поводов для проведения специальной операции? Почему Россия защищает его? Как обелить Турцию в глазах мировой общественности?» - в голове начали появляться тучи вопросов, за раздумьем над которыми госсекретарь даже не заметил, как очутился в персональной машине премиум-класса, везущей его на работу. Весь следующий день Джон Керри провел в хмуром настроении: «А ведь какой был хороший сон!»
Темный кабинет освещала лишь блеклая настольная лампа с зелёным защитным стеклом. Стояла гробовая тишина, и лишь прислушавшись можно было разобрать ровное дыхание находившегося в нем человека. Он расслабил галстук, тяжело вздохнул и извлёк из-под дубового стола старый, потрёпанный жизнью чемодан с засаленной ручкой. Проведя ладонью по его шершавому боку, щелкнул хитрым замочком и раскрыл, обратив внимание на поеденный молью вельвет.
Конечно, мало вещей, не используемых в повседневной жизни, хорошо сохраняются с течением времени. А ведь последний раз рука касалась этого чемодана целых 15 лет тому назад, когда он только въезжал в этот кабинет. Угрюмо хмыкнув, высокий худощавый человек начал выгребать из стола свои личные вещи: нераскрытую упаковку белой бумаги, скрепки, недорогие, но презентабельные наручные часы. Скрипя лакированными туфлями, подошел к офисному шкафу и принялся вынимать такие дорогие сердцу вещи, среди которых попадались разноформатные фотографии в рамках, на которых он запечатлен в кругу видных политиков, деятелей культуры, своей горячо любимой семьи. Не упустил из виду даже красный самозарядный степлер, доставшийся в подарок от какого-то интеллигентного сотрудника.
Наполнив чемодан до краев, окинул печальным взглядом пустующую мебель, после чего снял с приставной вешалки пиджак. «Надо бы присесть на дорожку» - промелькнуло у него в голове. Откуда он слышал такую примету? Всего и не упомнить, но явно это выражение присуще какому-то братскому, душевному народу. Сев на краешек стола, извлек из кармана брюк мобильный телефон - нужно предупредить жену, что скоро приедет домой, где помимо неё его ждут еще трое детей.
Бросив пару фраз, человек выпрямился, взял чемодан, и, уходя, погасил настольную лампу, в миг переставшую отбрасывать причудливые тени в погрузившийся во тьму холодный, уже чужой, кабинет…
…сладко потянувший, Джон Керри проснулся с блаженной улыбкой. Напялив на ноги тапочки, проследовал на кухню, где его уже ожидал ароматный кофе, утренняя газета и телевизор, из которого доносился свежий выпуск новостей.
«Сирийский лидер может пока остаться у власти» - вещал неузнаваемым из-за цифровых искажений голосом госсекретарь США сам себе в уши. Но донести в очередной раз кружку с кофе к губам не позволил ступор - на экране возникло серьёзное лицо Башара Асада: «Спасибо им за это, а то я уже паковал чемоданы. Я должен был уйти, а теперь мне можно остаться. Сирия - суверенное государство. Хороший тут президент или плохой - это решать сирийцам, и никому кроме них».
Настроение резко изменилось. Чертыхнувшись, Джон Керри с презрением водрузил кружку с недопитым кофе обратно на стол. Тут же накатила хандра и воспоминания о тех бездумных действиях своего правительства и НАТО, приведшим Сирию к статусу рассадника терроризма. «Ну почему же он не дает поводов для проведения специальной операции? Почему Россия защищает его? Как обелить Турцию в глазах мировой общественности?» - в голове начали появляться тучи вопросов, за раздумьем над которыми госсекретарь даже не заметил, как очутился в персональной машине премиум-класса, везущей его на работу. Весь следующий день Джон Керри провел в хмуром настроении: «А ведь какой был хороший сон!»