УГЛОВОЙ ДОМ
Ночь Музеев в этот раз случилась эдакая политическая. Так уж получилось, что в процессе гуляния посетили Угловой Дом, что на улице Бривибас 61 (бывшее здание полиции, КГБ, Гестапо), Латвийский Сейм и музей баррикад 1991 года.
Скажу сразу, что впечатление удручающее и самое главное, что жутко давит однобокая пропагандистская полуправда в освещении исторических событий, причем тех, участником и свидетелем которых зачастую были мы сами.
Очередь в дом ЧК немного озадачила, она растянулась на целый квартал от улицы Бривибас до улицы Базницас. Однако, минут сорок стояния пролетели достаточно быстро. Перед входом представители Латтелекома развернули свою микросцену с колонками и усилителем и весело так щебетали на тему бесплатного WiFi вперемежку с некоторыми историческими фактами о доме ЧК. Из всех актов всё время повторялась мантра о советской оккупации, во времена которой в этом здании находилась жуткая организация ЧК - КГБ, и о расстреляном архитекторе этого действительно красивого дома. Мало того, к стене вышеупомянутого дома, в качестве постоянной экспозиции, приделана железная дверь с железной же ступенькой. На железной ступеньке надпись «Черный порог», а на железной табличке рядом надпись о том, что во времена советской оккупации это «государственное учереждение своих жертв заключало, мучило, убивало и морально унижало».
Вполне понятно, что для представителей Латтелекома, которые явно были не старше второй Латвийской республики, эта надпись ассоциируется только с ужасами того времени, которые олицетворяет это здание. Впрочем, абсолютное большинство стоящих в очереди, также не сильно превышало по возрасту этот порог. В эмоциональных словах латтелекомовских конферансье почему-то никак не было отмечено, что в этом здании, кроме КГБ в разное время работали славные латвийские полицейские обеих республик и несло свою нелегкую службу отделение Гестапо во времена нацистской оккупации. Возвращаясь взглядом к железной табличке, мне почему-то подумалось, что и во времена Гестапо, и во времена свободной латвийской полиции здесь, в этом здании, это государственное учереждение своих жертв заключало, мучило, убивало и морально унижало никак не меньше, чем во времена КГБ и черный порог всегда был черным.
Но, более всего удивляет ложь, возведенная в ранг государственной политики, в части самого понятия оккупация. Конечно, можно спорить о терминах и называть те события аннексией, инкорпорацией, насильственным присоединением, но с какой же радости оккупацией!?. Страшно предположить, что в конце концов станет с государством, которое свою политику и принципы строит на лжи. Вот такие мысли и эмоции одолевали меня в процессе стояния в угловой дом. Наконец-то подошла очередь и нам в руки дали пропуск розоватого цвета, датированный 24 октября 1940 года.
На оборотной стороне на трех языках имелось разъяснение, что такой пропуск выдавался в 1940-1941 гг. для входа в это здание, и что оригинал данного пропуска хранится в Музее оккупации. Ниже располагался целый ряд спонсоров и организаторов сего аттракциона. Конечно, одним и первых и основных там стоял логотип рижской Думы, возглавляемый так горячо любимым в народе «нашим русским» мэром, согласившимся с оккупацией. Наверное, как корабль назовешь, так он и поплывет, вот и соглашается Центр Согласия со всем подряд, не размениваясь на какие-то там мелочи, типа русского вопроса.
Внутренности углового дома не впечатлили совсем. Судя по полному отсутствию какого-либо ремонта, обстановка там не менялась по крайней мере с советского времени. Только белые стенды с печальными историями замученных латышей и прочими ужасами ЧК. Много хвалебных слов в сторону архитектора углового дома. Да, человек был незаурядный и таланливый. Удивляет другое, он был расстрелян одним из первых по личному указу Петерсона. С чего бы такому большому чекисту лично заниматься талантливым архитектором? Все мои поиски в интернете привели лишь к одной интересной и неоднозначной фразе, что архитектор Александр Ванагс был «незаменимой персоной в развитии народного романтизма и национальной идентичности». Видимо, в этой фразе и кроется отгадка расстрела архитектора, активно боровшегося за национальную идентичность.
Любопытно, но и здесь, в недрах музея, нигде не было даже упоминания о использовании углового дома в годы немецкой оккупации по его полицейскому же назначению. Про эти годы было только одно упоминанием о том, что во время немецкой оккупации часть помещений дома на тогдашней Гитлерштрассе, 61, уже использовалась по схожему назначению - молодежная организация Nacionāla sardze организовала небольшой музей, и камеры, в которых сохранились настенные надписи советских политзаключенных, были открыты для посетителей. То есть, пропаганда о преступных деяниях ЧК широко велась и в те светлые для многих представителей государствообразующей нации времена.
Грязные маленькие камеры, в которых, кстати сказать, томились не только советские политзаключенные, но и политзаключенные времен нацизма и двух латвийских республик, особого впечатления не произвели. Ну да, неприятно, жутковато, но не страшнее, чем это было в учереждениях советской милиции и латвийской полиции. Да и когда там появились демонстрируемые царапины и следы от пуль на стенах, достоверно определить невозможно.
Весь этот музей с его экспозицией в итоге вызвал некую смесь недоумения с разочарованием.
Довершила удручающую картину финальная инсталляция. Выход из музея проходил через внутренний двор углового дома, в дальнем углу которого была организованна импровизированная сцена, за пультом которой ковырялся диджей, явно готовившийся к какому-то мероприятию. Негромко звучала хрюкающая клубная музычка, а над всем двором, как тяжелая мрачная туча навис государственный флаг Латвийской Республики.
Не знаю, что хотели сказать авторы сей инсталяции, но впечатление она оставляла весьма тяжелое.
Быстро и даже с радостью уходили мы из этого совершенно бесталанного пропагандистского аттракциона, с сочувствием оглядываясь на длиннющую очередь, которая к этому времени стала еще длиннее.
Больше фотографий здесь.