Где живёт красота? (репортаж из заброшенного дома)
Красота живёт в заброшенном доме. Горевшем, промокшем вымороженном. Каждый день она со страхом смотрит в ещё живые, почти венецианские окна на стремительно катящееся по небу Солнце. Красота замерзает: Солнце холодное.
Путь к красоте лежит через обрушенный лестничный пролёт. Мне рассказывали, как его спилили.
Красота прячется. Она открылась случайно. Мы с shem8 (Радмирой Ружковской) пошли в обычный градозащитный рейд. Конечно же, зашли в дом Крутиковых. Лестница нас удержала, мы вошли в одну из квартир и увидели дверь. Дверь, за которой никогда не были. Раньше она была наглухо закрыта. Теперь манила пробивающимся в проём лучом сумеречного света. Мы заглянули, ахнули и вернулись за фонарями и зеркалкой, стремительно оглядываясь на катящееся солнце. Честь сделать фотофиксацию выпала Радмире. Не только потому, что она живёт ближе. Она - профессиональный театральный художник по свету, и эта честь ей выпала по справедливости.
За дверью оказалась комната. Да такая, что даже не только комнатой, а даже гостиной её не назвать. Маленькая, доселе уютная лепная зала для небольших приёмов. В перерывах между съёмкой на длинных выдержках мы практически всерьёз мечтали, как бы в этой зале жить. Нет, кровать здесь никак не смотрится. Разве что в дальнем углу, и под балдахином. Но всё-таки нет... Её здесь быть не должно. Вот здесь олеандры. В эркере. Кресло-качалка. Зеркало. Изящный столик, банкетки, рояль. Совершенно дико смотрится это современное, оставленное последними жильцами нагромождение убогой стандартной мебели.
Это чудо. Зала не тронута пожаром. Он сюда не дошёл, хотя, потолок пролит. Однако, убранство сохранилось в хорошем состоянии. Во многом благодаря тому, что целостность помещения не нарушена: залу в советское время не разгородили. Хватило ума.
Зала ослепительна. В ней кружится голова. От красоты и ужаса, в состоянии которого пребывает эта красота. Эта роскошь, как справедливо пишет Радмира, "на уровне лепных интерьеров лучших особняков XIX века". Однако же, это - не памятник! Она не под охраной. Эксперты сочли дом "сереньким, непримечательным". Подозреваем, что они просто не заходили в эту комнату. Доказать это довольно просто: на моей памяти она была закрыта всегда. В том числе и после проведения историко-культурной экспертизы. Я сомневаюсь, что "делегация" вскрыла дверь, а потом забила её за собой.
Вот он, уровень таких "экспертов". Не вычислить хозяйскую квартиру в доме. Не найти, не обнаружить комнату с самым большим эркером. Безошибочно работающее правило показывает: они - самые роскошные. Отнюдь не случайно такие экспертизы называют трамвайными. В данном случае - коридорная.
Про интерьер залы Радмира уже довольно подробно всё описала ( http://shem8.livejournal.com/151403.html). Про амуров и целый оркестр на потолках, про розы Розинского и прочие растительные мотивы. Лепными цветами этот дом богат. Мне остаётся лишь добавить, что сплетения цветочных гирлянд составляют целые лепные панно на всю высоту стен. И ещё остановлюсь на лицах дома Крутиковых.
Лица дома... Они везде. И все женские. Маскароны на фасаде, камеи на потолке. И два барельефа в арке эркера. Женщина. Молодая, красивая. И девочка с бантом. Кто они? Это главная загадка дома. Купеческие книги ни слова не говорят о жене Алексея Ивановича. Как в воду канула. Как не было при нём жены. Хотя, о владельцах других домов часто сказано: "при нём жена Татьяна Ивановна". Не было и дочки: согласно тем же книгам, у купца было два сына - Александр и Николай. Куда же делась жена? Мелькнула на барельефе, "как мимолётное виденье, как гений чистой красоты". И исчезла напрочь. Если бы пара развелась, то, думаю, барельефы были бы сняты. Может, купец потерял жену молодой? А до этого очень любил. Ну и запечатлел на память... Или она застала своё вовлощение? Хотя, о вдовстве купца тоже не сказано. Однако же, сыновья без жён не рождаются. И кто эта девочка? Он знал свою будущую жену с детства? Загадки, загадки...
Псведокультурные снобы любят рассуждать о "типовой лепнине". Обычно этот ярлык и вешают "отказным домам" горе-эксперты. Так пусть покажут мне вторую такую же комнату. Такую же в точности. Ведь, даже если где-то, на каком-то ещё потолке и мелькнёт почти такая же лютня или ангел, то это вовсе не значит, что лепнина типовая. Во-первых, нужно отличать серию от конкретного эксклюзива. Так, к примеру, балюстрада дома Целибеевых. Слепой эксперт не приглядится. Ведь серия довольно распространённая. Однако же балюстрада именнно с драконами - единственная в городе. Везде, казалось бы в той же серии, только цветы. Драконы только у Целибеевых.
Во-вторых, не надо путать типовой проект с модными мотивами. Да, в конце позапрошлого века действительно были модны розы и ангелы. Да, мода существовала и будет существовать всегда. Но мода не означает одинаковости. Так в эту гостиную некогда, в лучшие её дни, входили дамы в схожих по фасону, актуальных на тот сезон платьях. Но среди них, держу пари, не было ни одного одинакового. Это было бы большим конфузом. Так и розы дома Крутиковых и Зыковых разные. И ангелы тоже отличаются. Одним словом, клеить тенденции ярлык типажа - опять же слепота и ограниченность ума. Так можно приговорить, сдать на снос всю эклектику. Я не понимаю, почему столь уважаемый, не только за красоту, но и за возраст стиль ещё подвергается такой обструкции. На мой взгляд, интерьерные мотивы того времени достойны многих книг, диссертаций и монографий, а не отрицательных заключений коридорных экспертиз.
Ну, смотрите, смотрите! А то мне уже неловко: я слишком долго рассказываю о комнате, держа терпеливого читателя за закрытой дверью. Пока ещё не село солнце, смотрите все фото Радмиры Ружковской. А дальше будет ещё одна комната. Прямо противоположная.
Это, последнее в данном ряду фото из другой комнаты. Однако, пусть оно будет здесь. Ибо камеи на лепной потолочной розетке на нём наглядно показаны. Однако, это не та комната, о которой я говорила...
Мы выходим из лепной залы Розинского со смешанными чувствами. Мы ошеломлены, ошарашены красотой. Мы знали. что это красивый дом, вопреки распространяемым про него сплетням. Что это - самый богатый дом на улице. Но эта комната превзошла всё!
Да, в ней так хочется жить... Она не отпускает, не выпускает. И в ней так неловко за свой внешний вид. За видавшие виды "расселёночные" джинсы и такую же курточку. Эта зала ждёт иных одежд.
Уже расставляешь олеандры, фикусы и мебель. Она волшебная. В эту призрачную, отдалённую реальность верится. Что чуть ли не уже здесь живёшь. Зала наполняется твоим теплом, жаром твоего дыхания, так ощутимым в расселёнке. Я не представляю, как из неё можно было уехать. Как можно променять это чудо на типовой псевдоуют коробки в Колпино. И даже, возможно, не вспоминать солнца, блещущего на камеях. Тогда оно было тёплым...
Откуда, почему такая несправедливость? Почему это брошено, загажено, облуплено? Почему красота недостойна лучшей судьбы? Почему она видела только расселение, пожары, а ныне видит запустение, заброшенность? Ведь её придумывали, о ней мечтали, ею любовались, и вот...
Захотелось узнать. Увидеть тех, кто приговорил её к столь дикой участи. Разум требовал торжества справедливости. Хотя бы минимального - в виде оспаривания отрицательного вердикта. Этот дом должен быть памятником. По праву. А далее в него должны вернуться люди. Несмотря на былые пожары. Нет, не те, что уехали, предали. Другие. Те, которые снова будут любоваться и любить.
А о прошлых мы ещё поговорим.
Уходить не хотелось. Дверь закрывали медленно, в страхе. В ужасе, что красота эфемерна. Что мы в любой момент рискуем её не увидеть. Что она может сгореть буквально минуту спустя после того, как мы уйдём отсюда. А вслед нам посмотрят ледяные глаза камей. Ледяные от отсутствия надежды. "Ну что? И вы уходите?.."
Нет. Нет. Мы уходим, чтобы вернуться. Мы сфотографировали вас не для собственной коллекции. Мы сделаем всё, чтобы за вас побороться. За вашу жизнь. И в первую очередь сохранность. Я уже позвонила гендиректору жилкомсервиса.
Мы выходим из залы. Ещё олдин пролёт, и... Тут я отчётливо понимаю, что за люди здесь жили.
Маленькая комната без окон. Узкий "пенал". Всё разбросано, как при обыске перед арестом. Тетрадки по сопромату, дипломы, книги, грамоты, записные книжки, семейный фотоальбом и снимки, висевшие на стенах. Письмо, написанное полудетским почерком: "Здравствуй, Танечка! Приезжала твоя любовь, ты в это время была на море..." Свидетельство о смерти женщины, умершей в 1985-м году в возрасте 55 лет от рака шейки матки. Страшно... Всё это впопыхах, в жажде обладания новой квартирой раскидано по полу в заброшенном доме.
Здесь жила семья Лаврентьевых. Выходцы из Казахстана, города Темиртау. Вот так уйти, сбежать, бросить память... Ведь, если хотят порвать с прошлым, бумаги сжигают... А эти всё бросили. Что за люди? Или нелюди? Из Темиртау они так не сбегали: старые фото в наличии. Что же это дикое время с ними сделало?
Нет, никого отсюда не выселяли с ОМОНом и приставами, как на Союза Печатников. И никого перед расселением всей семьёй не арестовывали. Да, перед расселением отключили свет, газ и воду. Но всем так отключают. С одной оговоркой: если многие люди уже разъехались. Что делать? Как не уезжать? Это непросто.
Однако Маша Грачёва писала в ЖЖ о женщине, не уехавшей из своего дома. Не уехавшей - и всё. Найду - покажу пост (или она сама прочитает и даст ссылку). Честь и хвала стойкой женщине: до сих пор там живёт.
А где-то на Лермонтовском (маме говорили) есть "дом хулигана". "Хулиган" - пенсионер, также не пожелавший выселяться.
Ещё я знаю маленькую, хрупкую "Наденьку". Её так и звали - Наденька. Красивая, тонкая женщина-статуэтка. Доктор наук. Пожар в её доме был аккурат перед защитой докторской - чуть не сгорела готовая диссертация. Жила Наденька в доме, сгоревшем, потом отремонтированном под МДЖ, на Обводном. Сама, своими тонкими, ломкими руками, клала кирпичи и водила белорусов с соседних строек (почему-то она предпочитала белорусов, и всегда безошибочно их отличала) Она жила там, пока дом капиталили. Она была согласна на всё. Тонкими руками намертво вцепилась в свой дом. Не оторвать было. Я писала о ней в газету.
Надеюсь, она и сейчас там живёт.
Я знала и других, выживших при капремонте. Готовых лишь на время переехать в другое крыло. Но остаться в своём доме.
Я знала людей, прорывающихся в обрушившийся флигель, в свою полуобвалившуюся квартиру, за детскими фотографиями. Я их знала.
Впрочем, это уже не доказать семье Лаврентьевых из дома Крутиковых. Дорогая Танечка, как живёт Наташа? Передай ей привет из двадцать первого века, из 2014-го года. Прилежный студент, я знаю, от чего умерла твоя бабушка. Вдруг прочитаешь. В эпикризе нет ничего крамольного, но неужели тебе нисколько не неуютно от того, что ты выложил это мне? У меня целый комод старых бумаг. Просто бумаг, не семейных реликвий. И я не могу их выкинуть кому-то на обозрение. А тут... Мне самой стало не по себе от того, что я о случайных людях так много знаю. И я ведь ни в чём не рылась. Всё это лежало у меня под ногами.
Такую же память людей с пятого этажа уничтожило пожаром. Пятый этаж уже обрушен. Мы поднимаемся на четвёртый и видим, что выше не пройти. И снова вниз по полуобрушенной лестнице. И почему-то не страшно...
Наверное, потому, что здесь пока ещё живёт красота.