Галина
Дождь меланхолично постукивал в окно, бам, еще бам, подумал, два бама подряд, затих. Ленится. По стеклу наперегонки ползли большие капли воды, но тоже так, лениво, побежала, побежала, остановилась. Потом спохватилась, что опаздывает, и ухнула вниз.
Работать не хотелось. В Москву вкатилась осень, и, раскидав холод по гладким поверхностям полов, перил и кресел, обосновалась минимум месяца на три. Хотелось сползти на пол и из-под большого офисного стола, сделанного по какой-то глупой прихоти под дерево, дешево так сделанного, разочаровывающе, и вот из-под этого разочаровывающего своею фальшью стола смотреть на тяжелое серое небо. Так обычно следишь за тем, как в коридоре раздевается с дороги дальняя родственница, которой, в общем-то, совершенно не рад, от нее пахнет сигаретами и плацкартным вагоном вперемешку с потом и пирожками. Вроде вот только что ты был один в своей теплой уютной квартире, а теперь придется терпеть все эти неудобства довольно длительное время. А потом еще может ее муж приедет. Старый, бледный, дышащий перегаром мужик.
Алексеев поежился. По монитору ползали трубы, и Алексеев с удивлением понял, что систему на компьютере не обновляли никогда. Почему он раньше об этом не задумывался? Из колонок тихо шумел Шевчук, хриплым голосом интересуясь у пустоты кабинета о сущности самого грустного времени года, и, по-хамски не дожидаясь ответа, давал свою, ничем не подкрепленную версию, в которой непостижимым образом сплетались камни, ветер и небо.
Грохнула дверь, и в кабинет зашла Галина. Бросила с шумом ключи на стол, прямо рядом с головой Алексеева, и тот вяло понял, что распластался по поверхности стола и своими мутными глазами смотрит на ухмыляющуюся женщину снизу вверх. Галина была красива, хотя чем-то напоминала вампиршу. Бледная кожа, алая помада, короткая черная стрижка, зеленоватого цвета глаза - Алексеев был уверен, что в девяностые ей предлагали играть в мрачных дешевых фильмах, потому что только ее внешность могла спасти эти мрачные дешевые фильмы от полнейшего забвения в новом тысячелетии. Из колонок заиграл Цой, и Алексеев почувствовал себя молодым и пьяным, хотя нет, скорее с похмела. В конце прошлого века в России стояла вечная осень, и буйствующее так тихо, по-домашнему рокеры пели в основном душераздирающие песни, но так тепло, как могут петь только у нас: чтобы улыбаясь вязать себе из крепкой веревки петлю и спрашивать у такого же улыбающегося соседа мыло и табурет.
- Алексеев, ну ты б хоть поднялся, дама все-таки! - насмешливо сказала Галина. Голос был прокуренный и низкий, и по спине Алексеева побежали мурашки. Он собрался с силами и откинулся на кресле.
- Чего вы, Галина Ивановна, про старика вспомнили. Сто лет не захаживали, - Алексеев мягко улыбнулся.
Галина взяла стул у стенки, поставила его спинкой к столу и села верхом. Тонкую бледную шею сжимал тугой ворот черной водолазки. Оторваться от этой четкой ровной границы было невозможно.
Вообще, мужики Галину хотели. Но побаивались. Ее сыну было двенадцать лет, у него были мозги Раскольникова и внешность Омена, а потому даже те мужчины, что проходили весьма жесткий отбор самой Галины, проигрывали бой с молодым защитником, а его мнение для Гали было самым важным. Впрочем, Галя часто довольствовалась такими короткими интрижками, когда до знакомства с сыном дело и не доходило. Сын об этом знал, но все понимал.
- Давай напьемся? - как-то очень неопределенно предложила Галя.
Алексеев удивился окончательно. Он помотал мышкой по столу, затем посмотрел на календарь, вроде не пятница.
- Галя, ты знаешь, тебе еще Ваню укладывать, а на своем диване я привык спать один, - хамовато попытался отказаться обескураженный Алексеев.
- Фу... - протянула Галя. И Алексеев понял. Гале было тоскливо. Иначе бы на хамство она отшутилась еще более жесткой и пошлой шуточкой. - Алексеев, ты же умный мужик. С тобой только что поговорить можно, за другим я бы к не тебе пришла.
Алексеев кивнул и даже не обиделся.
- В принципе, я закончил.
- А ты начинал? - ухмыльнулась Галя. Алексеев всею душой посочувствовал ее мужикам.
Дождь закончился, и машины щедро поливали прохожих огромными волнами грязной коричневой воды с бензиновыми разводами. Деревья радостно стряхивали листву на асфальт, с каким-то предсмертным умилением покрывая черную бугристую поверхность желто-красным ковром. Так обычно старенькие бабушки, чувствуя скорую кончину, пытаются порадовать холодных и равнодушных к чужой смерти внуков, всовывая им в молодые сильные руки разноцветные бумажки на прощание.
В баре было накурено, но пусто. За дальним столиком сидели два алкаша в "лужковских" кепках и обсуждали реформы, которых не было. Алексеев взял виски с колой, Галина - водки.
- Что случилось, Галь? Ты же сильная красивая женщина - начал было Алексеев.
- Ой, оставь эту шарманку кому-нибудь другому, мне этого не надо. - Галина опорожнила залпом рюмку. - Скажи лучше, когда ты последний раз целовался?
Алексеев растерялся. Ну месяца два назад, в командировке было... Но...
- Не помню. Недавно было.
- Да брось. Нет, так, чтобы сердце екало, чтобы замирало все в груди, чтобы вот хотелось прямо сейчас ее в руки и бежать...
- Куда бежать?
Галина внимательно посмотрела на Алексеева.
- Может я ошиблась, что именно к тебе сегодня зашла?
- Да ладно, понял я. - Алексеев помешал трубочкой виски, потом с отвращением выкинул трубочку и стал пить большими глотками из стакана. Допив, знаком попросил официанта повторить.
- Не помню. Года два назад. Девочка была, красивая, но злющая.
- Огонь? - улыбнулась Галя.
Алексеев кивнул и тоже улыбнулся, окунувшись в приятное воспоминание.
- Ну, два года, это еще неплохо. А я вот вчера. - сказала Галя и потупила взгляд.
Алексеев опешил. Вот этого он совершенно не ожидал. Холодная, циничная, злобная стерва Галина вытащила его в бар в среду вечером, чтобы попросту... Поделиться радостью.
- Галя, у тебя что, подруги совсем все передохли? - прямо спросил Алексеев.
Галя ухмыльнулась, и Алексеев заметался. Что-то все-таки было другое.
- Он мальчик. Умный, красивый. Успешный. - Галя закурила под неодобрительный взгляд официанта. - Даже Ваньке моему понравился. Гуляем с ним вечерами. В кино сводил, и даже не приставал! Просто посмотрели кино. Какое глупое кино стали снимать, Алексеев, это же ужас!
- Галя! Потуши сигарету.
- А, да. В общем это. Сказка, Алексеев. - Галя улыбнулась одними уголками губ.
Алексеев взял вторую порцию виски и стал медленно ее посасывать.
- Не веришь, да?
Галя помотала головой. Глаза набухли, и к покрасневшему носу покатилась слезинка. Алексеев подумал, что слишком много он сегодня удивляется. Вздохнув, он подсел к Гале и обнял ее. Она зажмурилась и положила ему на плечо голову.
- Галь, тебе не пить со мной надо, а наслаждаться жизнью. Побудь дурой хоть какое-то время. Спорим, Ванька меня поддержит?
Галя кивнула. Помолчала.
- Ты знаешь, а Ванька тебя уважает. Говорит, что мужик ты может и так себе, а человек хороший. Очень редко он так про кого-то говорит.
Алексеев решил этому обрадоваться.
- Ты же любишь караоке?
Галя встрепенулась.
- А ты вытерпишь?
- Только сегодня. Но с ограничениями. Никакого Михайлова.
- Заметано. - Галя опрокинула вторую рюмку. - Лепс так Лепс.
Алексеев наиграно вздохнул.