(no subject)
Давненько я не писал маразмпоэмок…
Русалка
«Есть в графском парке чёрный пруд…»
«Графиня изменившимся лицом
Бежит пруду». Все знают эти строки.
Да-да. Но что скрывается за ними?
Что привело к трагедии такой?
Всем поначалу видится картинка:
Граф, как обычно - хам, мужлан и быдло.
Сморкается прилюдно в занавески
И руки вытирает о жилет.
Возможно, лет назад так три десятка
Он был красив, блестящ и импозантен.
Теперь же он плешив и импотенетен,
И явно спальне псарню предпочтёт.
Графиня так нежна и одинока!
Она прекрасна, словно кукла Барби.
Читает популярные романы,
Из тех, где благородные мужчины
На сто восьмой странице наконец-то
Избраннице колечко презентуют
С большим брильянтом. Бедная графиня!
Она несчастна. Ей нужна любовь.
Гусарский полк в поместье квартирует.
Пьют всё горящее, шевелят всё что можно,
Балы еженедельные в усадьбе,
Шампанское и карты до утра.
И весь гусарский полк у ног графини:
Ей, что ни день - с десяток мадригалов,
По слухам - даже две иль три дуэли
(по счастью, без смертельного исхода),
Букеты из фиалок по утрам.
Ревнивый граф исходит молча желчью,
Но нечего супруге предъявить
До той поры, пока (о, Дездемона,
Читала ли ты на ночь «Отче наш»?)
Свою супругу он не застаёт
В объятиях поручика лихого.
Фонтан слюней и вопли об измене.
Поручик храбро прыгает в окно,
Графиня томно в обморок съезжает.
А к вечеру, едва придя в себя,
В мучительном раскаянье и горе
Суровым изменившимся лицом
Бежит пруду. Чтоб, значит, бульк - и всё…
Нет, господа. Сотрём картинку эту.
Увы, откуда взяться адюльтеру?
В округе никаких гусар не видно.
Провинция. Поместье. Глушь. Тоска.
Так может быть, кудрявый конюх Сенька?
Да-да, тот, первый парень на деревне,
Который носит красную рубаху,
Спинджак мадеполамовый и брюки,
Наглаженные аж до синевы.
Он, залихватски заломив картуз,
(чтоб вился, вился чубчик кучерявый)
Всю ночь играет девкам на гармошке.
Нет, о графине он не смел и мыслить.
Она сама помыслила о нём.
Порывы страсти не расчесть на счётах,
И даже калькулятор тут бессилен.
Итак, презрев сословные различья,
Они слились однажды в поцелуе,
И Сенька пал навек у ног графини.
Она ж на шее у него повисла
(тут, ежели подумать, получился
весьма акробатический этюд).
Короче, оба рухнули на землю
(проворный Сенька подстелил соломки)
И яростно вдвоём познали счастье
(минуты так на три. Я засекал)
Но разве можно страсти ятаган
В мешке холщовом спрятать? Не, не выйдет.
Спустя неделю всем про всё известно
(ну, кроме графа). Кто-то тихо шепчет:
«Ну, дай бог счастья им хоть ненадолго»,
А кто-то, щерясь в гнусненькой ухмылке,
Рассказывает то, чего не видел.
В людской ползут, как тараканы, сплетни…
Естественно, нашёлся стукачок,
Который доложил немедля графу,
Почтительно над ухом волосатым
Склонившись. Дескать, «…ваше благородье,
извольте зрить… супруга ваша… с Сенькой…
того-с…» Граф, наливаясь тёмной кровью,
Ружьё хватает, нож, фонарь и хлыст,
И мчит к сараю бешеным аллюром.
Ногой пятидесятого размера
С размаху вышибает к чёрту дверь,
И молча зрит, как наши голубки
Вовсю на сеновале камасутрят.
Тут щёлканье взводимого курка
Приводит в чувство их. Конец утехам.
«Убью!» - рокочет граф. Сейчас он страшен.
Тут Сенька ноги в руки - и в бега.
Поди сыщи его по всей России!
Графиня, одежонку подхватив,
Прочь со двора несётся вслед за Сенькой,
Да разве ж ей дано его догнать?
Графиня вообще не марафонец.
В усадьбу ей назад дороги нет.
Лишь пруд маячит тихо впереди.
В нём спят кувшинки. Что же, вот и выход…
Графиня изменившимся лицом
Бежит пруду и, тенью замерев,
В бессилье молча воет на луну.
Ей перед смертью хочется сказать
Такое что-нибудь, чтоб зарыдали
От жалости все люди на земле.
Увы. Приходит лишь на ум графине
Сакраментальное «За шо, Герасим?»
В отчаянье графиня рвёт платок,
Снимает шаль, и ухватив булыжник,
Ныряет в пруд (довольно неуклюже)
Пугая всплеском всех окрестных жаб.
Вода в пруду черна, как смоль и дёготь.
Круги. Рябь. Пузыри. И - тишина.
Нет, господа. Всё это - бред полночный.
Помилуй бог, какой в сюжете Сенька?
Сотрём с доски аспидной этот лепет,
Чтоб что-нибудь иное предложить.
Итак, графиня, будучи супругом
Заброшена вполне, сочла возможным
(а также интересным для себя)
Заняться изученьем оккультизма.
Два воза книг тематики подобной
Ей выписаны в долг из Петербурга.
Графиня медитирует на свечи,
Графиня по субботам чистит чакры,
Впадает буйно в вегетарианство
И буйно выпадает из него.
За неименьем светского бомонда
Она сгоняет в кучу всю прислугу,
И их пугает чуть ли не до смерти
Устроив спиритический сеанс
С верчением столов и звоном блюдец.
(Дворовым девкам целую неделю
Кошмары снились после по ночам).
Графиня изучает гексаграммы,
Графиня спит с двухтомником Папюса,
Графиня в переписке состоит
С самой мадам Блаватской, чем гордится!
Замечу, кстати - графу всё до фени.
Он пьёт кларет и ездит на охоту.
И то, что у супруги закидоны,
Его ничуть не трогает. Плевать.
Ну что ж. Итог вполне закономерен.
Мучительно скрипя, ломая гвозди
И старый шифер, крыша уезжает,
Графине не сказавши: «До свиданья».
Теперь графиня слышит голоса.
Теперь графиня от луны зависит.
В одной ночнушке бродит по усадьбе,
Сомнабулически воруя пирожки.
А голоса настойчивей и громче:
«Спеши туда, где тёмная вода…
Твой Путь ведёт тебя к заветной цели…
Ныряй смелей, не бойся, и обрящешь…»
Итак, одной июльской тёплой ночью
Графиня (чьи глаза давно пусты)
С попытки третьей поджигает флигель,
И глупым изменившимся лицом
Бежит пруду, чтоб обрести бессмертье.
На шею неумело привязав
Огромный фолиант Алисы Бейли,
Графиня, словно фурия, хохочет,
И прыгает, уйдя на глубину.
Луна косится равнодушным глазом,
Волна, плеснувшись, утихает в ряске,
Лягушки, замолчавши на мгновенье,
Вновь продолжают свой полночный хор.
О, господи… Нет, автору пора бы
Давно заткнуться, прекратив глумленье.
Ведь это ж надо выдумать такое!
Ей-богу, господа, всё это ложь
И клевета. И ряд инсинуаций.
И совершенно не было такого.
Внимайте, господа. Открою правду.
Как всем известно, жизнь грубей и проще:
Графиня пережарила котлеты,
За что от графа получила в глаз.
Графиня горько плачет от обиды,
Страдальчески заламывает руки,
И бьётся головой о спинку кресла,
Слезами размывая макияж.
Проплакавши примерно пять часов
(часы в гостиной отгремели полночь),
Графиня понимает - люди злы,
А этот мир - не место для неё.
И в памяти встаёт заросший пруд…
Графиня ставит крест на бренной жизни
(замечу, кстати - не забыв надеть
любимый леопардовый купальник),
И бледным изменившимся лицом
Бежит пруду, чтоб там найти забвенье…
Граф горевал. Примерно дня четыре.
Велел искать. Следы ведут к пруду.
Угрюмо копошатся мужики
В воде по пояс, тыкая баграми,
И матерно ругаясь на пиявок.
Но результат равняется нулю -
Графиня склизкая. Граблями хрен подцепишь.
Проходит месяц. Тело не нашли.
Ну что ж, всё к лучшему. Теперь она русалка.
И пруд - её владения отныне.
Кувшинки расцветают буйным цветом,
И толстый карп жиреет день за днём.
Пиявки присмирели, на себе
Почувствовав властительную руку.
Графиня даже счастлива. Она
Легенда здешних мест. К тому ж, замечу,
Мужским вниманьем не обделена.
Да в сущности, все мужики в поместье,
Вся дворня знает (только граф не в курсе) -
Графиня полнолунными ночами
В венке из лилий пляшет при луне,
Само собою, топлесс. И не только.
Да ладно, скажем честно - нагишом.
Ивняк прибрежный зрителями полон.
Все холостые мужики в округе
Сбегаются смотреть стриптиз бесплатный
Им - радость, а графине - всё равно.
Она смеётся, тянет руки к звёздам,
Распущенные волосы - волною.
И в сладострастном танце выгибаясь,
Следов не оставляет на песке.
А поутру, лишь только встанет солнце,
Графиня изменившимся лицом,
А также остальным разбухшим телом
Лежит пруду.
От так оно, малята!
Русалка
«Есть в графском парке чёрный пруд…»
«Графиня изменившимся лицом
Бежит пруду». Все знают эти строки.
Да-да. Но что скрывается за ними?
Что привело к трагедии такой?
Всем поначалу видится картинка:
Граф, как обычно - хам, мужлан и быдло.
Сморкается прилюдно в занавески
И руки вытирает о жилет.
Возможно, лет назад так три десятка
Он был красив, блестящ и импозантен.
Теперь же он плешив и импотенетен,
И явно спальне псарню предпочтёт.
Графиня так нежна и одинока!
Она прекрасна, словно кукла Барби.
Читает популярные романы,
Из тех, где благородные мужчины
На сто восьмой странице наконец-то
Избраннице колечко презентуют
С большим брильянтом. Бедная графиня!
Она несчастна. Ей нужна любовь.
Гусарский полк в поместье квартирует.
Пьют всё горящее, шевелят всё что можно,
Балы еженедельные в усадьбе,
Шампанское и карты до утра.
И весь гусарский полк у ног графини:
Ей, что ни день - с десяток мадригалов,
По слухам - даже две иль три дуэли
(по счастью, без смертельного исхода),
Букеты из фиалок по утрам.
Ревнивый граф исходит молча желчью,
Но нечего супруге предъявить
До той поры, пока (о, Дездемона,
Читала ли ты на ночь «Отче наш»?)
Свою супругу он не застаёт
В объятиях поручика лихого.
Фонтан слюней и вопли об измене.
Поручик храбро прыгает в окно,
Графиня томно в обморок съезжает.
А к вечеру, едва придя в себя,
В мучительном раскаянье и горе
Суровым изменившимся лицом
Бежит пруду. Чтоб, значит, бульк - и всё…
Нет, господа. Сотрём картинку эту.
Увы, откуда взяться адюльтеру?
В округе никаких гусар не видно.
Провинция. Поместье. Глушь. Тоска.
Так может быть, кудрявый конюх Сенька?
Да-да, тот, первый парень на деревне,
Который носит красную рубаху,
Спинджак мадеполамовый и брюки,
Наглаженные аж до синевы.
Он, залихватски заломив картуз,
(чтоб вился, вился чубчик кучерявый)
Всю ночь играет девкам на гармошке.
Нет, о графине он не смел и мыслить.
Она сама помыслила о нём.
Порывы страсти не расчесть на счётах,
И даже калькулятор тут бессилен.
Итак, презрев сословные различья,
Они слились однажды в поцелуе,
И Сенька пал навек у ног графини.
Она ж на шее у него повисла
(тут, ежели подумать, получился
весьма акробатический этюд).
Короче, оба рухнули на землю
(проворный Сенька подстелил соломки)
И яростно вдвоём познали счастье
(минуты так на три. Я засекал)
Но разве можно страсти ятаган
В мешке холщовом спрятать? Не, не выйдет.
Спустя неделю всем про всё известно
(ну, кроме графа). Кто-то тихо шепчет:
«Ну, дай бог счастья им хоть ненадолго»,
А кто-то, щерясь в гнусненькой ухмылке,
Рассказывает то, чего не видел.
В людской ползут, как тараканы, сплетни…
Естественно, нашёлся стукачок,
Который доложил немедля графу,
Почтительно над ухом волосатым
Склонившись. Дескать, «…ваше благородье,
извольте зрить… супруга ваша… с Сенькой…
того-с…» Граф, наливаясь тёмной кровью,
Ружьё хватает, нож, фонарь и хлыст,
И мчит к сараю бешеным аллюром.
Ногой пятидесятого размера
С размаху вышибает к чёрту дверь,
И молча зрит, как наши голубки
Вовсю на сеновале камасутрят.
Тут щёлканье взводимого курка
Приводит в чувство их. Конец утехам.
«Убью!» - рокочет граф. Сейчас он страшен.
Тут Сенька ноги в руки - и в бега.
Поди сыщи его по всей России!
Графиня, одежонку подхватив,
Прочь со двора несётся вслед за Сенькой,
Да разве ж ей дано его догнать?
Графиня вообще не марафонец.
В усадьбу ей назад дороги нет.
Лишь пруд маячит тихо впереди.
В нём спят кувшинки. Что же, вот и выход…
Графиня изменившимся лицом
Бежит пруду и, тенью замерев,
В бессилье молча воет на луну.
Ей перед смертью хочется сказать
Такое что-нибудь, чтоб зарыдали
От жалости все люди на земле.
Увы. Приходит лишь на ум графине
Сакраментальное «За шо, Герасим?»
В отчаянье графиня рвёт платок,
Снимает шаль, и ухватив булыжник,
Ныряет в пруд (довольно неуклюже)
Пугая всплеском всех окрестных жаб.
Вода в пруду черна, как смоль и дёготь.
Круги. Рябь. Пузыри. И - тишина.
Нет, господа. Всё это - бред полночный.
Помилуй бог, какой в сюжете Сенька?
Сотрём с доски аспидной этот лепет,
Чтоб что-нибудь иное предложить.
Итак, графиня, будучи супругом
Заброшена вполне, сочла возможным
(а также интересным для себя)
Заняться изученьем оккультизма.
Два воза книг тематики подобной
Ей выписаны в долг из Петербурга.
Графиня медитирует на свечи,
Графиня по субботам чистит чакры,
Впадает буйно в вегетарианство
И буйно выпадает из него.
За неименьем светского бомонда
Она сгоняет в кучу всю прислугу,
И их пугает чуть ли не до смерти
Устроив спиритический сеанс
С верчением столов и звоном блюдец.
(Дворовым девкам целую неделю
Кошмары снились после по ночам).
Графиня изучает гексаграммы,
Графиня спит с двухтомником Папюса,
Графиня в переписке состоит
С самой мадам Блаватской, чем гордится!
Замечу, кстати - графу всё до фени.
Он пьёт кларет и ездит на охоту.
И то, что у супруги закидоны,
Его ничуть не трогает. Плевать.
Ну что ж. Итог вполне закономерен.
Мучительно скрипя, ломая гвозди
И старый шифер, крыша уезжает,
Графине не сказавши: «До свиданья».
Теперь графиня слышит голоса.
Теперь графиня от луны зависит.
В одной ночнушке бродит по усадьбе,
Сомнабулически воруя пирожки.
А голоса настойчивей и громче:
«Спеши туда, где тёмная вода…
Твой Путь ведёт тебя к заветной цели…
Ныряй смелей, не бойся, и обрящешь…»
Итак, одной июльской тёплой ночью
Графиня (чьи глаза давно пусты)
С попытки третьей поджигает флигель,
И глупым изменившимся лицом
Бежит пруду, чтоб обрести бессмертье.
На шею неумело привязав
Огромный фолиант Алисы Бейли,
Графиня, словно фурия, хохочет,
И прыгает, уйдя на глубину.
Луна косится равнодушным глазом,
Волна, плеснувшись, утихает в ряске,
Лягушки, замолчавши на мгновенье,
Вновь продолжают свой полночный хор.
О, господи… Нет, автору пора бы
Давно заткнуться, прекратив глумленье.
Ведь это ж надо выдумать такое!
Ей-богу, господа, всё это ложь
И клевета. И ряд инсинуаций.
И совершенно не было такого.
Внимайте, господа. Открою правду.
Как всем известно, жизнь грубей и проще:
Графиня пережарила котлеты,
За что от графа получила в глаз.
Графиня горько плачет от обиды,
Страдальчески заламывает руки,
И бьётся головой о спинку кресла,
Слезами размывая макияж.
Проплакавши примерно пять часов
(часы в гостиной отгремели полночь),
Графиня понимает - люди злы,
А этот мир - не место для неё.
И в памяти встаёт заросший пруд…
Графиня ставит крест на бренной жизни
(замечу, кстати - не забыв надеть
любимый леопардовый купальник),
И бледным изменившимся лицом
Бежит пруду, чтоб там найти забвенье…
Граф горевал. Примерно дня четыре.
Велел искать. Следы ведут к пруду.
Угрюмо копошатся мужики
В воде по пояс, тыкая баграми,
И матерно ругаясь на пиявок.
Но результат равняется нулю -
Графиня склизкая. Граблями хрен подцепишь.
Проходит месяц. Тело не нашли.
Ну что ж, всё к лучшему. Теперь она русалка.
И пруд - её владения отныне.
Кувшинки расцветают буйным цветом,
И толстый карп жиреет день за днём.
Пиявки присмирели, на себе
Почувствовав властительную руку.
Графиня даже счастлива. Она
Легенда здешних мест. К тому ж, замечу,
Мужским вниманьем не обделена.
Да в сущности, все мужики в поместье,
Вся дворня знает (только граф не в курсе) -
Графиня полнолунными ночами
В венке из лилий пляшет при луне,
Само собою, топлесс. И не только.
Да ладно, скажем честно - нагишом.
Ивняк прибрежный зрителями полон.
Все холостые мужики в округе
Сбегаются смотреть стриптиз бесплатный
Им - радость, а графине - всё равно.
Она смеётся, тянет руки к звёздам,
Распущенные волосы - волною.
И в сладострастном танце выгибаясь,
Следов не оставляет на песке.
А поутру, лишь только встанет солнце,
Графиня изменившимся лицом,
А также остальным разбухшим телом
Лежит пруду.
От так оно, малята!