(no subject)
Про Ломоносова
Как известно, приехав в Москву, Ломоносов поначалу жил очень бедно. На пятачок в день. На одну копеечку он покупал себе батон хлеба, на оставшиеся четыре - пузырь водки. И так каждый вечер.
Как-то раз у Михайлы Васильевича не оказалось даже пятачка. Он подумал и пошёл на улицу.
В этот момент очень удачно через подворотню пробегал какой-то панаехавший немец.
Михайло Васильевич со всем вежеством поинтересовался: «Есть по мелочи чё? А если найду?» Ну, и аккуратно изъял у немца лопатник.
- Ви что делайт? - завизжал немец. - Я буду звать городской стража!
Михайло Васильевич деликатно поднёс к носу немца добротный архангелогородский кулачище.
- Ви не имейт права! - заскулил немец.
- Ежели в одном месте чё убавилось, то в другом прибавиться должно! - строго сказал ему Михайло Васильевич, засовывая лопатник себе в карман.
- Это же есть гениальный физический закон! - восхитился немец, тут же забывший про отжатый лопатник.
Михайло Васильевич подумал и пошёл записываться в академики.
* * *
Однажды к Михайло Васильевичу Ломоносову приехал важный придворный сановник.
- Господин Ломоносов! - начал он. - Её величество государыня императрица желают заказать у вас настенное мозаичное панно с изображением полтавской баталии.
- Зело хорошее дело, - согласился Михайло Васильевич. - Возьмусь. Гонорар?
- Две тысячи рублёв пожалует вам государыня.
- Зер гут, - кивнул Михайло Васильевич, нахватавшийся в Академии по верхам у панаехавших немцев.
- Только, изволите ли видеть, господин Ломоносов, - продолжил сановник, - проблемы… Не развито в России нашей стеклодувное дело. Так что вот насчёт матерьялу… Ну, цветного стекла… Поспособствовать нечем-с.
- Тоже мне, проблема, - фыркнул Ломоносов. - Пошли, чё покажу.
С этими словами он встал и прошёл в дальнюю комнату. Сановник семенил рядом. Михайло Васильевич покопался в карманах, достал ключ и отпер одну из дверей.
Сановник ахнул. Огромная комната до потолка была завалена пустыми бутылками всех цветов и размеров.
- Славное было времечко, - ностальгически вздохнул Ломоносов. - Эх, и гулял же я тогда! Так что, не волнуйся, сударь - матерьялу у меня на сотню мозаик хватит.
* * *
Однажды господин Белинский, он же Неистовый Виссарион, поместил в журнале «Отечественные записки» статью, где подверг стихи Михайло Васильевича крайне резкой и нелицеприятной критике.
Михайло Васильевич Ломоносов не поленился приехать к Белинскому домой, отшвырнул швейцара в сторону и прошёл к Белинскому в кабинет.
Сначала слышались звуки ударов и крики: «Ай, Михайло Васильевич, за что? Вы же интеллигентный человек!!!»
Потом слышались только стоны.
Утром в журнале «Отечественные записки» появилась статья Белинского, где он называл Ломоносова светочем отечественной поэзии, солнышком пятистопного ямба и неугасимым факелом жанра торжественной оды.
А в редакции Белинский не появлялся ещё с месяц. Пока синяки не прошли.
* * *
Однажды Михайло Васильевич Ломоносов написал научный труд «Размышление об упругости воздуха» и отправил его в Учёный совет Академии.
Учёный совет Академии (состоявший в основном из панаехавших немцев) прочёл, ничего не понял и объявил труд Ломоносова антинаучной фигнёй.
Тогда Ломоносов рассердился и написал «Размышление об упругости воздуха-2», где излагал то же самое, только доказательства свои усилил в несколько раз.
Через неделю Ломоносова вызвали к императрице.
- Слушай сюда, голубь мой академический, - мягко сказала государыня императрица. - Просмотрела я сей опус, и скажу тебе так. Ты, конечно, во всём прав, токмо попрошу я тебя на будущее в научных трудах пятиэтажных выражений не загибать. Перед иностранцами неудобно…
* * *
Однажды Михайло Васильевича Ломоносова вызвала к себе императрица.
- Мыслю я, Михайло Васильевич, так, - сказала она. - В державе нашей запустение есть в науке педагогической, сиречь о воспитании отроков и отроковиц глаголящей. Дабы сии побеги юные в правильном духе возрастали, надо бы научную базу под это дело подвести. Ты ж у нас энциклопедист. Возьмёшься?
- Об чём речь, матушка-государыня, - ответствовал Ломоносов. - Сделаем!
И за полтора дня накатал многостраничный трактат «О пользе ремня»
* * *
Как известно, приехав в Москву, Ломоносов поначалу жил очень бедно. На пятачок в день. На одну копеечку он покупал себе батон хлеба, на оставшиеся четыре - пузырь водки. И так каждый вечер.
Как-то раз у Михайлы Васильевича не оказалось даже пятачка. Он подумал и пошёл на улицу.
В этот момент очень удачно через подворотню пробегал какой-то панаехавший немец.
Михайло Васильевич со всем вежеством поинтересовался: «Есть по мелочи чё? А если найду?» Ну, и аккуратно изъял у немца лопатник.
- Ви что делайт? - завизжал немец. - Я буду звать городской стража!
Михайло Васильевич деликатно поднёс к носу немца добротный архангелогородский кулачище.
- Ви не имейт права! - заскулил немец.
- Ежели в одном месте чё убавилось, то в другом прибавиться должно! - строго сказал ему Михайло Васильевич, засовывая лопатник себе в карман.
- Это же есть гениальный физический закон! - восхитился немец, тут же забывший про отжатый лопатник.
Михайло Васильевич подумал и пошёл записываться в академики.
* * *
Однажды к Михайло Васильевичу Ломоносову приехал важный придворный сановник.
- Господин Ломоносов! - начал он. - Её величество государыня императрица желают заказать у вас настенное мозаичное панно с изображением полтавской баталии.
- Зело хорошее дело, - согласился Михайло Васильевич. - Возьмусь. Гонорар?
- Две тысячи рублёв пожалует вам государыня.
- Зер гут, - кивнул Михайло Васильевич, нахватавшийся в Академии по верхам у панаехавших немцев.
- Только, изволите ли видеть, господин Ломоносов, - продолжил сановник, - проблемы… Не развито в России нашей стеклодувное дело. Так что вот насчёт матерьялу… Ну, цветного стекла… Поспособствовать нечем-с.
- Тоже мне, проблема, - фыркнул Ломоносов. - Пошли, чё покажу.
С этими словами он встал и прошёл в дальнюю комнату. Сановник семенил рядом. Михайло Васильевич покопался в карманах, достал ключ и отпер одну из дверей.
Сановник ахнул. Огромная комната до потолка была завалена пустыми бутылками всех цветов и размеров.
- Славное было времечко, - ностальгически вздохнул Ломоносов. - Эх, и гулял же я тогда! Так что, не волнуйся, сударь - матерьялу у меня на сотню мозаик хватит.
* * *
Однажды господин Белинский, он же Неистовый Виссарион, поместил в журнале «Отечественные записки» статью, где подверг стихи Михайло Васильевича крайне резкой и нелицеприятной критике.
Михайло Васильевич Ломоносов не поленился приехать к Белинскому домой, отшвырнул швейцара в сторону и прошёл к Белинскому в кабинет.
Сначала слышались звуки ударов и крики: «Ай, Михайло Васильевич, за что? Вы же интеллигентный человек!!!»
Потом слышались только стоны.
Утром в журнале «Отечественные записки» появилась статья Белинского, где он называл Ломоносова светочем отечественной поэзии, солнышком пятистопного ямба и неугасимым факелом жанра торжественной оды.
А в редакции Белинский не появлялся ещё с месяц. Пока синяки не прошли.
* * *
Однажды Михайло Васильевич Ломоносов написал научный труд «Размышление об упругости воздуха» и отправил его в Учёный совет Академии.
Учёный совет Академии (состоявший в основном из панаехавших немцев) прочёл, ничего не понял и объявил труд Ломоносова антинаучной фигнёй.
Тогда Ломоносов рассердился и написал «Размышление об упругости воздуха-2», где излагал то же самое, только доказательства свои усилил в несколько раз.
Через неделю Ломоносова вызвали к императрице.
- Слушай сюда, голубь мой академический, - мягко сказала государыня императрица. - Просмотрела я сей опус, и скажу тебе так. Ты, конечно, во всём прав, токмо попрошу я тебя на будущее в научных трудах пятиэтажных выражений не загибать. Перед иностранцами неудобно…
* * *
Однажды Михайло Васильевича Ломоносова вызвала к себе императрица.
- Мыслю я, Михайло Васильевич, так, - сказала она. - В державе нашей запустение есть в науке педагогической, сиречь о воспитании отроков и отроковиц глаголящей. Дабы сии побеги юные в правильном духе возрастали, надо бы научную базу под это дело подвести. Ты ж у нас энциклопедист. Возьмёшься?
- Об чём речь, матушка-государыня, - ответствовал Ломоносов. - Сделаем!
И за полтора дня накатал многостраничный трактат «О пользе ремня»
* * *