Концептуально о попсе
Оригинал взят у artem_r в post
Ну что, продолжим наши лекцыи о попсе. Зайдем сегодня с концептуальной стороны.
Концептуально идея мэйнстримной поп-музыки состоит в том, чтобы сделать жизнь среднего, мало интересующегося музыкой, но тянущегося к прекрасному человека, максимально комфортной. Для этого там используются привычные в повседневности слова, привычные образы, привычные мущщины и женщины, наконец. Выходит такая некрасивая толстожопенькая Селин Дион с кривыми зубками, поет про любовь поверх гладко изгибающейся музыки, девушки сорока лет смотрят на нее и понимают, что жизнь еще не потеряна. Или, наоборот, выходит Мортен Харкет в белих щтанах, на голове волосы как из тюбика с кремом наложены, глаза с поволокой, и поет, значит, про то, что любов уносит его далеко-далеко, и, опять-таки, девушки двенадцати и сорока лет смотрят на него и понимают, что жизнь вся еще впереди (да, средняя мэйнстримная поп-музыка пишется для девушек сорока лет, так как это самая чувствительная, тянущаяся к прекрасному и заодно платёжеспособная аудитория, проблемы которой наиболее удобно ложатся на гладкие изгибы нормальной поп-песни).
Может показаться, что поп-музыка, которую делают негры системы Бионс, плохо попадает в это описание, так как такие негры имеют привычку одеваться как чучела, трясти жопами и блестеть под светом софитов как намазанные салом. Но не нужно все-таки забывать, что первоначальной целевой аудиторией чёрной поп-музыки были черные женщины сорока лет, причем не из какого-нибудь там гетто, а из самого что ни на есть миддл-класса (Гарлем 30-х годов был кварталом, в котором жил черный миддл-класс, а не эти вот фифтисенты, о которых нам теперь поют певцы репа). Соответственно, черная поп-музыка унаследовала представления этой целевой аудитории о прекрасном, а вы как хотели? То, что теперь это представление о прекрасном разделяют белые люди - проблема белых людей. Тем не менее, если вы обратите внимание на тематику ихних песен, то обнаружите там все то же, что и у Селин Дион, разве что криком: я Женщина, мне нужен Мущщина, я сурвайва, потому что у меня есть Мужчина, и так далее.
Итак, что в рамках этого представления мы видим в нашей попсе?
В нашей попсе в рамках этого представления мы видим полное непопадание в концепт. Для начала, исполнители нашей попсы одеваются именно так, чтобы среднему зрителю было их видеть некомфортно: в-первых, очень пышно, а во-вторых, с очень сильным уклоном в гомосексуализм. Ни то, ни другое для нашего рядового человека в повседневной жизни неприемлемо, а вот тут поди-ка.
Затем, они поют отнюдь не о том, о чем мечтают девушки средних лет. Они не поют о хорошей простой любви и не о том, что любов уносит их далеко-далеко. Точнее, поют, но преимущественно маргиналы типа Жасмин, которые с такими говнопеснями остаются на периферии нашего поп-искусства всю жизнь. В то время как настоящие хардкорные певцы и певицы, типа Аллы, Фелипа, Газманыча, Верки Сердючки поют про что угодно - про цыган, про рыбку и пальчик, про голубую луну, про неполадки с сантехникой и ментов, про господ офицеров, - но только не про то, что по-настоящему, глубоко волнует каждую уважающую себя сорокалетнюю девушку.
Парадокс это разрешается очень просто: наша попса, в отличие от попсы западной, навязывается нашему народу в виде подлинного искусства. То есть такого искусства, которое имеет право поднимать любую проблематику, даже самую дикую, вроде однополых браков у марсиан, потому что оно - Искусство, и предела ему класть не моги.
Мне доводилось переводить и читать интервью западных поп-звезд. Они там рассказывают о том, как трудно маме-певице растить троих детей, о любимых местах прогулок и о том, что Джизус помогает им на их жизненном пути. Практически ни одной сволочи тамошней не пришло в голову порассуждать о том, что она звезда, а не простой смертный, и о живительном и глубоко онтологическом значении собственного искусства (тем паче что кичение своею значимостью вообще на Западе переносится людьми очень плохо, и вот это та самая вещь, которую бы нам неплохо бы оттуда перенять).
У нас это сплошь и рядом: я Артист, я Художник, я Звезда, мои песни помогают людям смотреть в будущее, находить мужей и проникать в глубины подсознания. То есть, у людей в голове сидит Миссия, и они этой Миссией ебут мозги всем окружающим. Они не понимают, что они - обслуживающий персонал на уровне метрдотелей, а то и официанток. Они - Артисты, они несут Правду.
Вот именно поэтому, вот именно в силу того, что примитивным инструментам комфорта приписывается онтологический, эстетический и философский смысл, вот именно в силу несовпадения в восприятии производителей и потребителей попсы формы бытия этой дряни с ее смыслом, - и происходит это ощущение постоянной парвенюшной неловкости и неуместности подобного сорта продукции. Чтобы за примером далеко не ходить - наша попса это Божена Рынска: вульгарная, глупая, некрасивая баба, которая играет женщину высшего света.
Ну а по Божене, в общем, хорошо видно, чем этакий диссонанс грозит, причем как самому носителю этого диссонанса, так и тем, кто с ним сталкивается.
Ну что, продолжим наши лекцыи о попсе. Зайдем сегодня с концептуальной стороны.
Концептуально идея мэйнстримной поп-музыки состоит в том, чтобы сделать жизнь среднего, мало интересующегося музыкой, но тянущегося к прекрасному человека, максимально комфортной. Для этого там используются привычные в повседневности слова, привычные образы, привычные мущщины и женщины, наконец. Выходит такая некрасивая толстожопенькая Селин Дион с кривыми зубками, поет про любовь поверх гладко изгибающейся музыки, девушки сорока лет смотрят на нее и понимают, что жизнь еще не потеряна. Или, наоборот, выходит Мортен Харкет в белих щтанах, на голове волосы как из тюбика с кремом наложены, глаза с поволокой, и поет, значит, про то, что любов уносит его далеко-далеко, и, опять-таки, девушки двенадцати и сорока лет смотрят на него и понимают, что жизнь вся еще впереди (да, средняя мэйнстримная поп-музыка пишется для девушек сорока лет, так как это самая чувствительная, тянущаяся к прекрасному и заодно платёжеспособная аудитория, проблемы которой наиболее удобно ложатся на гладкие изгибы нормальной поп-песни).
Может показаться, что поп-музыка, которую делают негры системы Бионс, плохо попадает в это описание, так как такие негры имеют привычку одеваться как чучела, трясти жопами и блестеть под светом софитов как намазанные салом. Но не нужно все-таки забывать, что первоначальной целевой аудиторией чёрной поп-музыки были черные женщины сорока лет, причем не из какого-нибудь там гетто, а из самого что ни на есть миддл-класса (Гарлем 30-х годов был кварталом, в котором жил черный миддл-класс, а не эти вот фифтисенты, о которых нам теперь поют певцы репа). Соответственно, черная поп-музыка унаследовала представления этой целевой аудитории о прекрасном, а вы как хотели? То, что теперь это представление о прекрасном разделяют белые люди - проблема белых людей. Тем не менее, если вы обратите внимание на тематику ихних песен, то обнаружите там все то же, что и у Селин Дион, разве что криком: я Женщина, мне нужен Мущщина, я сурвайва, потому что у меня есть Мужчина, и так далее.
Итак, что в рамках этого представления мы видим в нашей попсе?
В нашей попсе в рамках этого представления мы видим полное непопадание в концепт. Для начала, исполнители нашей попсы одеваются именно так, чтобы среднему зрителю было их видеть некомфортно: в-первых, очень пышно, а во-вторых, с очень сильным уклоном в гомосексуализм. Ни то, ни другое для нашего рядового человека в повседневной жизни неприемлемо, а вот тут поди-ка.
Затем, они поют отнюдь не о том, о чем мечтают девушки средних лет. Они не поют о хорошей простой любви и не о том, что любов уносит их далеко-далеко. Точнее, поют, но преимущественно маргиналы типа Жасмин, которые с такими говнопеснями остаются на периферии нашего поп-искусства всю жизнь. В то время как настоящие хардкорные певцы и певицы, типа Аллы, Фелипа, Газманыча, Верки Сердючки поют про что угодно - про цыган, про рыбку и пальчик, про голубую луну, про неполадки с сантехникой и ментов, про господ офицеров, - но только не про то, что по-настоящему, глубоко волнует каждую уважающую себя сорокалетнюю девушку.
Парадокс это разрешается очень просто: наша попса, в отличие от попсы западной, навязывается нашему народу в виде подлинного искусства. То есть такого искусства, которое имеет право поднимать любую проблематику, даже самую дикую, вроде однополых браков у марсиан, потому что оно - Искусство, и предела ему класть не моги.
Мне доводилось переводить и читать интервью западных поп-звезд. Они там рассказывают о том, как трудно маме-певице растить троих детей, о любимых местах прогулок и о том, что Джизус помогает им на их жизненном пути. Практически ни одной сволочи тамошней не пришло в голову порассуждать о том, что она звезда, а не простой смертный, и о живительном и глубоко онтологическом значении собственного искусства (тем паче что кичение своею значимостью вообще на Западе переносится людьми очень плохо, и вот это та самая вещь, которую бы нам неплохо бы оттуда перенять).
У нас это сплошь и рядом: я Артист, я Художник, я Звезда, мои песни помогают людям смотреть в будущее, находить мужей и проникать в глубины подсознания. То есть, у людей в голове сидит Миссия, и они этой Миссией ебут мозги всем окружающим. Они не понимают, что они - обслуживающий персонал на уровне метрдотелей, а то и официанток. Они - Артисты, они несут Правду.
Вот именно поэтому, вот именно в силу того, что примитивным инструментам комфорта приписывается онтологический, эстетический и философский смысл, вот именно в силу несовпадения в восприятии производителей и потребителей попсы формы бытия этой дряни с ее смыслом, - и происходит это ощущение постоянной парвенюшной неловкости и неуместности подобного сорта продукции. Чтобы за примером далеко не ходить - наша попса это Божена Рынска: вульгарная, глупая, некрасивая баба, которая играет женщину высшего света.
Ну а по Божене, в общем, хорошо видно, чем этакий диссонанс грозит, причем как самому носителю этого диссонанса, так и тем, кто с ним сталкивается.