Когда мы бываем на даче, то есть часто, я всегда с интересом наблюдаю за жизнью насекомых. К этому приучил меня муж. Он неисправимый зверелюб и неудавшийся биолог-гений. Где бы мы ни были, муж обязательно найдет живого или, что гораздо хуже, мертвого краба, паука-птицееда, таракана, шмеля или дятла и зовет меня посмотреть. И пока я досконально не рассмотрю и не разберу вместе с ним на запчасти живого или, что гораздо хуже, мертвого представителя фауны, покоя мне не будет. Порой я думаю, что, если мы когда-нибудь попадем на прием к английской королеве, муж и там радостно воскликнет "Ваше величество, посмотрите, какого букингемского древесного жучка я нашел на раме окна в Букингемском дворце!"
И вот сижу я на даче и наблюдаю за гусеницей. Приятная во всех отношениях гусеница (когда она не пытается упасть вам за шиворот), нежно-зеленого цвета, ползет себе по травинке. Заползает на верх, осматривается, выгнув шею (хотя, пень его знает, где там у гусеницы шея!), и ползет дальше к стратегически важному объекту в виде налитой соком клубничины. Все ее движения строго упорядочены, даже если кажется, что они хаотичны. Гусеница четко знает, чего хочет и как ей это получить. Даже если она спаривается, ест, тащит травинку, погибает, - все это подчинено конкретной цели.
А теперь посмотрите на нас - гордые человеки. Не знаю, как вы, а я лично завидую гусенице. Я, конечно, царь и венец творения, но до гусеницы мне, как до Тадж Махала пешком. Представим на минуточку, как выглядела бы гусеница, веди она себя как человек. Вот насекомое выползло на травку с первыми лучиками солнца, завалилось на бок под кустиком смородины и захрапело. К обеду гусеница проснулась, воровато осмотрелась по сторонам и под строгими взглядами пролетающих мимо пчел схватила соломинку и потащила с деловым видом. Дотащила до яблони и бросила, затеяв долгий разговор с другой, лилово-розовой гусеницей о том, какие сволочи эти сверчки, поматросят и пристраивают крылья к другой бабочке, а ты остаешься одна, со всеми своими гусеничьими комплексами. Наговорились наконец, зеленая поползла дальше. Доползла до улья, влезла, стащила кусище сот. Слопала под кустом смородины, оглядела себя в луже и печально вздохнула. Рванула по кусту смородины вверх-вниз... и выдохлась. Пока лежала, нектар собранный с хмеля начал действовать. Гусеница покачнулась и на неуверенных ногах полезла обратно в улей. Вытолкала взашей пчел и, икая, объявила, что она здесь теперь "ик, главная". Приказала построить ей трон, а все соты перенести с правой части улья на левую, "а то, ик, понаставили тут". Соты перенесли, улей завалился, нектара пролился на землю, пчелы улетели. Гусеница, икая, долакала остатки нектара с листьев, поймала за руку проходящего мимо муравья и, не взирая на его сопротивление, пошла танцевать с ним джигу. Остаток ночи гусеница провела под окном дома, громко напевая "Напилась я нектааару, не дойду до кустааааа" и рисуя вишневым соком портрет того самого подлеца сверчка с тремястами пар ног и смешными ушами. Громко рыдала и сморкалась в пробегавшего мимо и не сумевшего вовремя увернуться кузнечика. Испачкала ему весь фрак и сломала скрипку. Занавес!
Всевышнему, конечно, виднее... Но на Его месте я бы населила землю гусеницами.