Kаркаде
Нашла на свалке перед домом вентилятор - работающий, не хватает мелочи: защитной решетки, но он пластмассовый и пальцы не отрубит. Включенный, он принялся плясать и убегать; примотала скотчем к табуретке, укрепила её дребезжащие элементы бумажками, а табуретку поставила на сложенное вчетверо полотенце; все равно шумит, но минут пять освежиться иногда можно, валяясь среди дня на постели. Заварила чайник каркаде и калабас имбирного мате - огонь оказался! - и прихлебываю, валяясь же, с опущенными жалюзи. Сегодня последний день +34°, послезавтра уже гроза и возвращение к обычным для данной широты темературам.
Воскресный ролл-кок отменили из-за жары, в день когда в кои-то веки я под Парижем и свободна! Нашла на OVS и записалась на пешую прогулку в бодром темпе по моим когдатошним угодьям - мельничный мост через Марну, Шоколатерия, озеро Вэр (кстати: шоколатерия моей души и открытых дверей уже в следующие выходные). На полдороге оказалось, что по воскресеньям поезд в Шелях не останавливается, знала б - на час раньше вышла и пешком, а так... написала смс организатору и отправилась в соло-прогулку по местам боевой славы. На этих берегах и тропах я делала мои первые шаги бегом и скандинавской ходьбой, что-то с ними стало?
Впрочем, я примерно представляла что: уже при мне на озере развертывалась большая стройка водного стадиона для олимпиады, уже, наверное, все готово. Вышла, ни черта не узнавая рельефа местности. Постояла на смотровой площадке, испытывая сложное. Вон та 2К прямая вдоль озера, на которой я зарубалась со случайными попутными бегунами. Вон там мы с компанией роллеров обычно пикниковали, приехав по-вдоль Марне из самого Парижа. Тут, где стою, где-то была бухточка в кустах и лебедях, где мы как-то ночевали с компанией и ноутбуком с фильмом "Сонная лощина" для амбьянса. И звенели о длинные флагштоки тросы маленького парусного клуба; не то нонеча.
Прошлась пешком до следующей станции, по берегу, противоположному обычному моему маршруту, уступая нечастым велосипедистам, пoка тропинка окончательно не заглохла перед лагерем бродячих румын. Нацепляла в кустах репьев - полную голову! и шла, на ходу выковыривая, опаздывая уже на обратный поезд, но не в силах терпеть и оставить - хорошо хоть волосы еще не сильно отросли. Такое все неюжное, скромное, зло-ежевичное, мусорное: родина.
Дома еще не вставали, только девочка, которую видела еще утром, спросила, люблю ли я чай. Припомнила, что перед выходом заварила литровый чайник каркаде и убежала; и где он? Девочка сказала, что мама взяла; тут та как раз проснулась и спустилась, но все отрицала. Стали искать чайник; все клялись, что видели его вот буквально вчера - мои показания, что я-то пользовалась им сегодня утром, игнорировали. Мне это вот трудно, когда нелогично. Я потихоньку сказала девочке, чтоб вернула чайник, и я никому ничего не скажу, она обратилась в дерево. Тут уже все приступили к ней, а старшая сестра нашла чайник - пустой - за дверцей буфета. Отец озабоченно поинтересовался, сладкий ли был чай, я успокоила: кислющий! Родители заставляли её извиняться, она стояла и молчала; я выждала в поддержку их педагогики пять секунд и сказала: "да ладно".
Все собирались на праздник, наряжались и заводили машину - девочка теперь лежала на диване лицом вниз и не отзывалась. Я потормошила её и поклялась, что не сержусь, и что мы вечером пойдем погуляем; вроде отпустило - так и уехала, ничего не сказав.
Или вот еще случай был, позавчера: пошли гулять до выгона с лошадками. Там она показала мне сундук с кормом и мерными ведерками и стала рассказывать, что каждый день ходит сюда кормить лошадей, ей старший брат поручил, и платит ей за это, нет, раньше не ходила, а с сегодняшнего дня это она должна их кормить. Как бы не пофиг ли мне, пусть побалуется - но я со спортивными лошадьми имела дело, и там лишние пол-литра такого корма очень нажористо; не дала ей насыпать им корма на землю, a она всерьез обиделась, что я ей не верю. А по дороге там щель между двумя домами, заросшая крапивой и закрытая незапертой дверью; она стала уверять меня, что это - тайный проход к ней в дом (который через улицу); "ну веди," - говорю, и подталкиваю её в проход; упирается и пытается неумело отбрехаться. А попечителям-инспекторам особых детей она как-то рассказала, что у папы в подвале электрический стул для наказaний, и потом год в школу не ходила - не брали. Сейчас снова не ходит, отказалaсь от неё нормальная школа: "не прогрессирует", ездит в специальную - три дня в неделю.
Все равно мне нравится с ней разговаривать, мы две дурочки и все пытаемся друг друга всерьез переспорить. Почему-то у меня с первой встречи застряло в голове, что ей восемь - а ей уже двенадцать, то ли будет, то ли есть. Читать-писать не умеет, считает вслух до скольки-то, копирует написанные фразы, как рисунки, зеркаля буквы. Очень любит вырезать из бумаги, и это у ней ко мне главное желание: повырезать вместе; но тоже не умеет, но любит. Вроде научилась надевать правильно обувь на соответствующие ноги. Как же сделать, чтоб всем было хорошо.
Воскресный ролл-кок отменили из-за жары, в день когда в кои-то веки я под Парижем и свободна! Нашла на OVS и записалась на пешую прогулку в бодром темпе по моим когдатошним угодьям - мельничный мост через Марну, Шоколатерия, озеро Вэр (кстати: шоколатерия моей души и открытых дверей уже в следующие выходные). На полдороге оказалось, что по воскресеньям поезд в Шелях не останавливается, знала б - на час раньше вышла и пешком, а так... написала смс организатору и отправилась в соло-прогулку по местам боевой славы. На этих берегах и тропах я делала мои первые шаги бегом и скандинавской ходьбой, что-то с ними стало?
Впрочем, я примерно представляла что: уже при мне на озере развертывалась большая стройка водного стадиона для олимпиады, уже, наверное, все готово. Вышла, ни черта не узнавая рельефа местности. Постояла на смотровой площадке, испытывая сложное. Вон та 2К прямая вдоль озера, на которой я зарубалась со случайными попутными бегунами. Вон там мы с компанией роллеров обычно пикниковали, приехав по-вдоль Марне из самого Парижа. Тут, где стою, где-то была бухточка в кустах и лебедях, где мы как-то ночевали с компанией и ноутбуком с фильмом "Сонная лощина" для амбьянса. И звенели о длинные флагштоки тросы маленького парусного клуба; не то нонеча.
Прошлась пешком до следующей станции, по берегу, противоположному обычному моему маршруту, уступая нечастым велосипедистам, пoка тропинка окончательно не заглохла перед лагерем бродячих румын. Нацепляла в кустах репьев - полную голову! и шла, на ходу выковыривая, опаздывая уже на обратный поезд, но не в силах терпеть и оставить - хорошо хоть волосы еще не сильно отросли. Такое все неюжное, скромное, зло-ежевичное, мусорное: родина.
Дома еще не вставали, только девочка, которую видела еще утром, спросила, люблю ли я чай. Припомнила, что перед выходом заварила литровый чайник каркаде и убежала; и где он? Девочка сказала, что мама взяла; тут та как раз проснулась и спустилась, но все отрицала. Стали искать чайник; все клялись, что видели его вот буквально вчера - мои показания, что я-то пользовалась им сегодня утром, игнорировали. Мне это вот трудно, когда нелогично. Я потихоньку сказала девочке, чтоб вернула чайник, и я никому ничего не скажу, она обратилась в дерево. Тут уже все приступили к ней, а старшая сестра нашла чайник - пустой - за дверцей буфета. Отец озабоченно поинтересовался, сладкий ли был чай, я успокоила: кислющий! Родители заставляли её извиняться, она стояла и молчала; я выждала в поддержку их педагогики пять секунд и сказала: "да ладно".
Все собирались на праздник, наряжались и заводили машину - девочка теперь лежала на диване лицом вниз и не отзывалась. Я потормошила её и поклялась, что не сержусь, и что мы вечером пойдем погуляем; вроде отпустило - так и уехала, ничего не сказав.
Или вот еще случай был, позавчера: пошли гулять до выгона с лошадками. Там она показала мне сундук с кормом и мерными ведерками и стала рассказывать, что каждый день ходит сюда кормить лошадей, ей старший брат поручил, и платит ей за это, нет, раньше не ходила, а с сегодняшнего дня это она должна их кормить. Как бы не пофиг ли мне, пусть побалуется - но я со спортивными лошадьми имела дело, и там лишние пол-литра такого корма очень нажористо; не дала ей насыпать им корма на землю, a она всерьез обиделась, что я ей не верю. А по дороге там щель между двумя домами, заросшая крапивой и закрытая незапертой дверью; она стала уверять меня, что это - тайный проход к ней в дом (который через улицу); "ну веди," - говорю, и подталкиваю её в проход; упирается и пытается неумело отбрехаться. А попечителям-инспекторам особых детей она как-то рассказала, что у папы в подвале электрический стул для наказaний, и потом год в школу не ходила - не брали. Сейчас снова не ходит, отказалaсь от неё нормальная школа: "не прогрессирует", ездит в специальную - три дня в неделю.
Все равно мне нравится с ней разговаривать, мы две дурочки и все пытаемся друг друга всерьез переспорить. Почему-то у меня с первой встречи застряло в голове, что ей восемь - а ей уже двенадцать, то ли будет, то ли есть. Читать-писать не умеет, считает вслух до скольки-то, копирует написанные фразы, как рисунки, зеркаля буквы. Очень любит вырезать из бумаги, и это у ней ко мне главное желание: повырезать вместе; но тоже не умеет, но любит. Вроде научилась надевать правильно обувь на соответствующие ноги. Как же сделать, чтоб всем было хорошо.