Из ЖЖ Кассии
+Прочла в Антологии т. 2 статью про св. Каллиста Ангеликуда и поняла, что его мистика и опыт фактически полностью идентичны мистике и опыту несторианских подвижников 7-8 вв., про которых я сейчас книжку перевожу. А отсюда неминуемо следует, что все они видели один и тот же божественный свет и имели один и тот же опыт причастия Богу. Если же кто-то из православных зилотов скажет, что это отнюдь не так, то в любом случае различить "тот" опыт от "не того" нет абсолютно никакой возможности.
Засим возникает резонный вопрос на засыпку: если назначение человека - мистический брак с Богом и все эти экстазы божественного эроса, каковые достигаются исключительно личным подвигом, определенными духовными практиками и соблюдением заповедей, при наличии любого богословия и любой церковной принадлежности: несторианской (Иоанн Дальятский, Исаак Сирин и др.), православной (Каллист Ангеликуд, Симеон Н.Б. и др.), экуменической (Силуан Афонский), - то какая тогда разница, к какой церкви принадлежать? Пожалуй, разница может быть разве что для тех, кто никаких мистических практик в глаза не видал - для них очень важна "правильная" церковная принадлежность, ибо она и только она может дать им хоть какую-то формальную гарантию попадения в рай после смерти (как у Марка Ефесского сказано: "если не имеем добродетелей, сохраним до смерти хотя бы православную веру"). Хотя, вообще говоря, при отсутствии преподобной жизни таковые гарантии, в свете учения тех же отцов, весьма и весьма призрачны.
Я еще несколько лет назад высказывала мнение, что это только для нас, ничего не знающих и не видевших Бога, важны все эти догматические и обрядовые различия, а для людей вроде Силуана или Исаака все это уже не имеет большого значения, потому что они поднялись на такой уровень, где все это уже осталось в области мыслительной деятельности (которая в экстазе отключается): если человек увидел Бога, то тогда уже нет разницы, насколько "правильно" он о Нем думал раньше.+ ( отсюда)
+"Когда душа неистовствует и как бы сотрясается неудержимой любовью к единому Желанному, вместе с ней волнуется и сердце, духовной пляской выдавая общение с благодатью и словно порываясь отсюда к обетованной телесной встрече с Господом на облаках.Так в напряженной молитве, когда разгорается нечувственный огонь, зажигается умопостигаемая лампада и томление ума вспыхивает воздушным пламенем духовного виденья, тело тоже странно легчает и разогревается до того, что, по слову изобразителя духовных восхождений, при взгляде на него кажется словно вышедшим из жара чувственной печи. Для меня один пот Христа во время Его молитвы уже говорит о том, что от упорного моления к Богу в теле возникает ощутимый жар. Что на это скажут уверяющие, будто жар от молитвы - бесовский? Неужели все равно будут учить молитве без борения, без напряжения, лишь бы только тело как-нибудь не обнаружило, соразмерно происходящей в душе борьбе, осуждаемого ими жара? Но тогда они станут учителями молитвы, не ведущей ни к Богу, ни к богоподражанию и не перестраивающей человека к лучшему."
(Григорий Палама, Триады, 1.3.32)
Что называется, привет йогам, которые медитацией высушивали одежду на своем теле. А Палама еще и говорит дальше:
"Залог будущих благ получает не только душа, но и тело, вместе с ней стремящееся к ним по евангельскому пути. Отрицающий это отвергает и воскресение тела в будущем веке. Но раз тогда тело тоже приобщится к неизреченному божественному добру, то конечно и теперь оно должно в доступной ему мере приобщаться к даруемой уму Божьей благодати".
Т.е. вот эти разгорячения тела на молитве и пр. подобные явления - доказательства воскресения тела в будущем веке и якобы явления эксклюзивно христианские, благодатные. Отлично просто.
Вообще, конечно, эпоха сравнительного религиоведения поставила на эксклюзивности христианства жирный крест. Ничего у Паламы невозможно найти такого среди его описаний эксклюзивной христианской жизни, чего не было бы в других мистически развитых религиях. Нет больше ни у чего этого силы доказательства. А Палама-то думал, что есть, и неопровержимая. Вот ведь казус какой.+ ( отсюда)
Засим возникает резонный вопрос на засыпку: если назначение человека - мистический брак с Богом и все эти экстазы божественного эроса, каковые достигаются исключительно личным подвигом, определенными духовными практиками и соблюдением заповедей, при наличии любого богословия и любой церковной принадлежности: несторианской (Иоанн Дальятский, Исаак Сирин и др.), православной (Каллист Ангеликуд, Симеон Н.Б. и др.), экуменической (Силуан Афонский), - то какая тогда разница, к какой церкви принадлежать? Пожалуй, разница может быть разве что для тех, кто никаких мистических практик в глаза не видал - для них очень важна "правильная" церковная принадлежность, ибо она и только она может дать им хоть какую-то формальную гарантию попадения в рай после смерти (как у Марка Ефесского сказано: "если не имеем добродетелей, сохраним до смерти хотя бы православную веру"). Хотя, вообще говоря, при отсутствии преподобной жизни таковые гарантии, в свете учения тех же отцов, весьма и весьма призрачны.
Я еще несколько лет назад высказывала мнение, что это только для нас, ничего не знающих и не видевших Бога, важны все эти догматические и обрядовые различия, а для людей вроде Силуана или Исаака все это уже не имеет большого значения, потому что они поднялись на такой уровень, где все это уже осталось в области мыслительной деятельности (которая в экстазе отключается): если человек увидел Бога, то тогда уже нет разницы, насколько "правильно" он о Нем думал раньше.+ ( отсюда)
+"Когда душа неистовствует и как бы сотрясается неудержимой любовью к единому Желанному, вместе с ней волнуется и сердце, духовной пляской выдавая общение с благодатью и словно порываясь отсюда к обетованной телесной встрече с Господом на облаках.Так в напряженной молитве, когда разгорается нечувственный огонь, зажигается умопостигаемая лампада и томление ума вспыхивает воздушным пламенем духовного виденья, тело тоже странно легчает и разогревается до того, что, по слову изобразителя духовных восхождений, при взгляде на него кажется словно вышедшим из жара чувственной печи. Для меня один пот Христа во время Его молитвы уже говорит о том, что от упорного моления к Богу в теле возникает ощутимый жар. Что на это скажут уверяющие, будто жар от молитвы - бесовский? Неужели все равно будут учить молитве без борения, без напряжения, лишь бы только тело как-нибудь не обнаружило, соразмерно происходящей в душе борьбе, осуждаемого ими жара? Но тогда они станут учителями молитвы, не ведущей ни к Богу, ни к богоподражанию и не перестраивающей человека к лучшему."
(Григорий Палама, Триады, 1.3.32)
Что называется, привет йогам, которые медитацией высушивали одежду на своем теле. А Палама еще и говорит дальше:
"Залог будущих благ получает не только душа, но и тело, вместе с ней стремящееся к ним по евангельскому пути. Отрицающий это отвергает и воскресение тела в будущем веке. Но раз тогда тело тоже приобщится к неизреченному божественному добру, то конечно и теперь оно должно в доступной ему мере приобщаться к даруемой уму Божьей благодати".
Т.е. вот эти разгорячения тела на молитве и пр. подобные явления - доказательства воскресения тела в будущем веке и якобы явления эксклюзивно христианские, благодатные. Отлично просто.
Вообще, конечно, эпоха сравнительного религиоведения поставила на эксклюзивности христианства жирный крест. Ничего у Паламы невозможно найти такого среди его описаний эксклюзивной христианской жизни, чего не было бы в других мистически развитых религиях. Нет больше ни у чего этого силы доказательства. А Палама-то думал, что есть, и неопровержимая. Вот ведь казус какой.+ ( отсюда)