К годовщине освободительного похода РККА
17 сентября 1939 года начался освободительный поход Красной армии, закончившийся воссоединением с западными частями Белоруссии и Украины. У Польши отобрали "то, что ей никогда не принадлежало" (У.Черчилль). Сегодня есть деятели, которые любят называть этот поход "ударом в спину Польше", якобы не позволившим ей вести борьбу с немцами. Так ли это? Хочу предложить на эту тему довольно корректную статью Якова Алексейчика с сайта "Западная Русь".
Итак...
Удар в спину - или кто был первым? …
Теперь трудно представить, особенно молодежи, что до 17 сентября 1939 года западный рубеж Беларуси проходил не за Брестом, а всего в сорока километрах от Минска. Именно в этот день Красная Армия начала поход, вновь соединивший белорусов, оказавшихся по разные стороны границы в результате войны, которую теперь называют польско-советской. Кое-кто, особенно за Бугом, тот поход называет «ножом в спину польской армии, которая под руководством маршала Эдварда Рыдз-Смиглого дралась с гитлеровцами». Но нынешние историки точно знают, что к тому дню Рыдз-Смиглый уже ничем не командовал, а вот что касается «ножа в спину», то о нем стоит поговорить отдельно.
Если на то пошло, первый такой удар был нанесен как раз польской армией, притом сразу нескольким молодым государствам - белоруссому, литовскому, украинскому - в первые месяцы и годы их становления. 1 января 1919 года была провозглашена ССРБ - Советская Социалистическая Республика Белоруссия - так она поначалу называлась. Еще в марте 1918 года заявлено об образовании БНР - Белорусской Народной Республики, в феврале того же года - Литовской Республики, в ноябре 1917 - УНР - Украинской Народной Республики. Но в Варшаве предпочли действовать, так, слово ни в Минске, ни в Киеве, ни в Вильно, ни даже в Москве никакой власти не существует.
После первой мировой войны западные страны решили восстановить польское государство на сугубо этнических принципах, включив в него только те земли, на которых “польское население бесспорно преобладает”. Однако новые польские власти стали претендовать на все территории, которые до разделов в конце XVIII века входили в состав Речи Посполитой обоих Народов, состоявшей из Королевства Польского и Великого княжества Литовского, Русского и Жмудского. О возрождении независимой Польши возглавивший ее Пилсудский 16 ноября уведомил все страны, кроме России и других заявивших о себе республик к востоку от Западного Буга. В то время с германо-российского фронта, который был на линии Полоцк-Орша-Могилев, уходили немецкие войска, поскольку в Германии тоже случилась революция. Освобождаемые территории занимали советские части. В Минск они вступили 10 декабря 1918 года, в Пинск 24 января, 28 января пришли в Гродно.
Однако еще 30 декабря 1918 года Варшава вдруг заявила Москве, что “наступление Красной Армии в Литве и Белоруссии является агрессивным актом” в отношении Польши, поэтому “польское правительство будет готовиться к защите территорий, заселенных польской нацией”. Москва ответила, что ее войска нигде не вступили на территорию, которая могла быть “рассматриваема как принадлежащая Польской Республике”, но Варшава двинула свои части дивизии на восток, и 9 февраля 1919 года они заняли Брест, 2 марта - Слоним, 5 марта - Пинск, затем Лиду, Барановичи, Лунинец. Диломатические ноты, поступавшие из Москвы с предложением мирно урегулировать спорные вопросы, замалчивались. Газету “Пшелом”, опубликовавшую одну из них, закрыли. Не был дан ответ и на совместную ноту руководства советской Литвы и Беларуси, в которой тоже содержался протест против «попытки со стороны Польской республики насильственным путем разрешить территориальные споры». Польские войска тем временем оккупировали Минск, Борисов, Молодечно, Бобруйск, Калинковичи, Мозырь и к 1 июня 1920 года стояли у Речицы и Верхнедвинска.
Такая настырность возмутила даже западные страны. Особенно в резких выражениях отзывался о «польском империализме» британский премьер Ллойд Джордж, а его министр иностранных дел лорд Керзон советовал «удерживать свои притязания в разумных пределах, не стремясь поглотить народности, не имеющие с Польшей племенного родства и могущие быть лишь источником ее слабости и распада». Однако в Польше активно формулировались концепции, обосновывавшие претензии Варшавы на земли чуть ли не до Смоленска и Киева. Ведущим в этом процессе был “главный идеолог польского национализма”, как пишут польские энциклопедии, Роман Дмовский. В нынешней Варшаве ему поставлен памятник, в разных городах его именем названо шестнадцать площадей, восемнадцать - улиц и два моста. Главным в его подходе являлось утверждение о цивилизационном превосходстве поляков над всеми, кто живет к востоку от Буга. Еще в марте 1917 года в В “Памятной записке о территории польского государства…” он убеждал британское правительство, что в отрыве от поляков говорить о какой-либо культуре и цивилизованности на наших землях вообще невозможно, и только "польское меньшинство, многочисленное или нет, представляет там богатство, культуру и прогресс". Белорусский же деревенский народ вообще “находится на очень низком уровне просвещения и не высказывает сформулированных национальных устремлений”.
В его “Мемориале о территории польского государства”, направленном президенту США В.Вильсону, Виленщина, Ковенщина, Гродненщина, Минщина, Витебщина, Могилевщина тоже названы “давними территориями польского государства”. О белорусках сказано, что они, “представляют элемент расово абсолютно инертный”, более того, что “нет среди них никакого национального движения; а также даже начал белорусской литературы”, хотя к тому времени в полный голос заявили о себе Янка Купала и Якуб Колас, Франтишек Богушевич, Дунин-Марцинкевич, Максим Богданович, Алоиза Пашкевич (Тётка), Алесь Гарун. Дмовский и Вильсону “пояснил”, что создание литовского, белорусского и украинского государств “означало бы либо анархию, либо чужеземные правительства, немцев”, так как «население, проживающее к востоку от Польши,.. обладает чрезвычайно низкой моральной культурой, и поэтому там легче всего всплывают на поверхность отбросы общества, люди, с которыми невозможно договориться…”.
И он не был одиночкой. В “Записке начальника политического отдела департамента восточных земель М. Свеховского об основах польской политики на литовско-белорусских землях” от 31 июля 1919 года тоже сказано, что “мы должны будем констатировать… необходимость отрыва всех земель б. Великого Княжества Литовского от России…”. О белорусах - пренебрежительно: “наиболее неопределенный элемент”. На конференции в Париже граф А. Лубеньский - крупный польский помещик в Беларуси, говоря о границе, указывал, что “наша линия… идет вдоль реки Двины, на определенном расстоянии от нее, сворачивает за Витебском к югу, направляется к реке Сож и соединяется с Припятью… За ней расположены самые значительные железнодорожные узлы, а именно Витебск, Орша, Жлобин, Гомель, т.е. вся коммуникационная железнодорожная сеть, которая представляет собой основу безопасности Польши”. Плюс - “ ценный лесной массив» вдоль Припяти. Эта территория» «может служить колонией, дающей важное сырье». Фактически все солидаризировались с Пилсудским, который заявлял, что “белорусы - это ноль”.
Не больше, чем Советам, повезло в контактах с руководством Польши и правительству БНР. Оно принималось во внимание лишь потому, что «белорусский козырь… может пригодиться лишь для того, чтобы отодвинуть сферу русского влияния дальше на восток», что «энергично противодействовать всяким стремлениям белорусов к самостоятельной международной политике», что «должно найти выражение в борьбе против Белорусского совета и правительства». А на международной арене делались заявления, что никакого белорусского правительства нет, ибо «для интересов Польши было бы вредным существование самостоятельных, не связанных с ней малых государств, таких, как Белоруссия или Украина». Именно так было сказано Записке Польского национального комитета о политике в отношении восточных границ Польши.
Территориальные аппетиты разгорелись до того, что «линия 1772 года» в протоколе заседания правительства Польши по обсуждению основ мирных переговоров с Советским правительством была обозначена как «минимальный вариант требований Польши». Это вызвало непонимание в западных странах, совсем не симпатизировавших Советам. Как доносил из Лондона польский посланник Е. Сапега, «условия мира, выдвинутые Польшей, английское правительство считает безумием, а в случае их принятия Советами - угрозой войны в будущем…».
А в это время на оккупированных белорусских землях польские военные показывали, «кто в доме хозяин».
Глава правительства Литовско-Белорусской Советской Республики В. Мицкевич-Капсукаса извещал европейские страны, что «повсюду… расстрелы, повешения, запарывания до смерти, варварские истязания и пытки… Еврейское население почти повсеместно истребляется; заподозренные в близости к Советской власти расстреливаются или вешаются на месте. Тюрьмы переполнены, заключенные содержатся в таких условиях, что медленно умирают... После погромов в местечках Гродненской области… прошли погромы в Пинске,.. в Лиде, унесшие сотни жертв, погромы в Вильно, унесшие около двух тысяч жертв. Еврейская община города Вильно опубликовала в виленских газетах заявление: много невинных евреев из мирного населения, не имеющих абсолютно ничего общего с борьбой польских войск с большевиками, перебиты без всякого следствия и суда, сотни невинных евреев без различия пола и возраста зверски избиты у себя дома или на улице, тысячи еврейских квартир разграблены...».
Г.В. Чичерин, ведавший иностранными делами в советском правительстве в Москве, привел выдержку из «виленского органа белорусских националистов, непримиримых противников большевиков» - «Белорусской думки», которая на восемнадцатый день после вступления польских войск в город написала: «Уже далеки от нас пушечные выстрелы, уже не слышно пулеметной перестрелки, пора уже немного успокоиться нервам, немного улечься злобе, ненависти и жажде мести. Прямо скажем: пора уже, чтобы еврей мог выйти на улицу, не боясь, что из-за его носа выпотрошат ему кишки, снимут с пальцев кольца, отнимут деньги…». Возможно, евреям так доставалось потому, что, как утверждал Дмовский, они “частично приняли русский язык и культуру” и настроены “скорее враждебно по отношению к полякам”.
Во второй день июня 1919 года в советской ноте правительствам стран Антанты сообщалось, что польские войска, оставив белорусский Борисов, уже с другого берега Березины подвергли его такому уничтожающему артиллерийскому обстрелу, что превратили город в груды дымящихся развалин. В огне погибли многие сотни людей, а десять тысяч населения оказалось без крыши над головой. А вот пример из книги И.В. Михутиной «Польско-советская война в 1919-1920 годах»: на глазах у представителя Главного управления восточных земель М. Коссаковского «кому-то в распоротый живот зашили живого кота и поспорили, кто первый подохнет, человек или кот».
Та война закончилась в 1921 году Рижским договором, по которому почти половина белорусских земель была прирезана к Польше. О его «справедливости» красноречиво свидетельствует тот факт, что западные страны два года его не признавали. По нему Польша брала обязательство строго блюсти интересы национальных меньшинств, за белорусами признавалось право на самостоятельное политическое, культурное, экономическое развитие. Но к марту 1923 года из 400 существовавших белорусских школ было закрыто 363. В 1938/1939 учебном году в Западной Беларус оставалось всего пять польско-белорусских школ и одна гимназия. То же произошло с белорусскими учреждениями культуры и общественными организациями. Неприкосновенность частной собственности, закрепленная в Польше в 1921 году, не распространялась на восточные окраины Речи Посполитой, на которых по словам министра внутренних дел Польши пана Перацкого через полвека не должно было остаться даже белорусского запаха…
Такова история первого «удара в спину». Похода Красной Армии, начатого 17 сентября 1939 года, не было бы, если бы Польша не заграбастала чужое. Британский премьер - уже Уинстон Черчилль - в беседе с польским послом тогда так и сказал: у вас забрали то, что вам и не должно принадлежать. Пусть не забывают об этом те в Беларуси, кто тот поход называет «оккупацией чужого государства», иначе получается, что Черчилль - больший белорус, чем они. Нередко звучат упреки, что Красная Армия направилась к Бресту и Гродно после подписанного 23 августа 1939 года договора «Риббентроп-Молотов», который многие называют сговором Сталина с Гитлером. Так напомним, что подобные «сговоры» с главой третьего рейха были и Франции с Великобританией, у Литвы с Эстонией, а самый первый договор с ним еще в 1934 году подписала Польша.
Тем же, кто утверждает, что поход Красной Армии помешал польским дивизиям драться с гитлеровцами, не стоит забывать, что на границах с СССР у Польши войск не было - только погранзаставы, что к 8 сентября немецкие танки уже подошли к Варшаве, а к 17 были в Бресте, у Львова и даже Кобрина. Руководство Речи Посполитой еще в первые дни сентября покинуло столицу, и как написал в журнале «Впрост» известный польский публицист Дариуш Балишевский, «полякам может нравиться или нет, но в те дни польское государство и польское правительство в самом деле не существовали. С 6 сентября до самого перехода границы (польско-румынской - А.Я.), то есть 18 сентября, никто не управлял и не приказывал. Верховный главнокомандующий не владел ситуацией… Государство покидало Польшу… Оставался народ».
Вот так. Или кто-то сожалеет, что гитлеровцы не подошли к Минску еще в 1939?..
Источник: Западная Русь
Итак...
Удар в спину - или кто был первым? …
Теперь трудно представить, особенно молодежи, что до 17 сентября 1939 года западный рубеж Беларуси проходил не за Брестом, а всего в сорока километрах от Минска. Именно в этот день Красная Армия начала поход, вновь соединивший белорусов, оказавшихся по разные стороны границы в результате войны, которую теперь называют польско-советской. Кое-кто, особенно за Бугом, тот поход называет «ножом в спину польской армии, которая под руководством маршала Эдварда Рыдз-Смиглого дралась с гитлеровцами». Но нынешние историки точно знают, что к тому дню Рыдз-Смиглый уже ничем не командовал, а вот что касается «ножа в спину», то о нем стоит поговорить отдельно.
Если на то пошло, первый такой удар был нанесен как раз польской армией, притом сразу нескольким молодым государствам - белоруссому, литовскому, украинскому - в первые месяцы и годы их становления. 1 января 1919 года была провозглашена ССРБ - Советская Социалистическая Республика Белоруссия - так она поначалу называлась. Еще в марте 1918 года заявлено об образовании БНР - Белорусской Народной Республики, в феврале того же года - Литовской Республики, в ноябре 1917 - УНР - Украинской Народной Республики. Но в Варшаве предпочли действовать, так, слово ни в Минске, ни в Киеве, ни в Вильно, ни даже в Москве никакой власти не существует.
После первой мировой войны западные страны решили восстановить польское государство на сугубо этнических принципах, включив в него только те земли, на которых “польское население бесспорно преобладает”. Однако новые польские власти стали претендовать на все территории, которые до разделов в конце XVIII века входили в состав Речи Посполитой обоих Народов, состоявшей из Королевства Польского и Великого княжества Литовского, Русского и Жмудского. О возрождении независимой Польши возглавивший ее Пилсудский 16 ноября уведомил все страны, кроме России и других заявивших о себе республик к востоку от Западного Буга. В то время с германо-российского фронта, который был на линии Полоцк-Орша-Могилев, уходили немецкие войска, поскольку в Германии тоже случилась революция. Освобождаемые территории занимали советские части. В Минск они вступили 10 декабря 1918 года, в Пинск 24 января, 28 января пришли в Гродно.
Однако еще 30 декабря 1918 года Варшава вдруг заявила Москве, что “наступление Красной Армии в Литве и Белоруссии является агрессивным актом” в отношении Польши, поэтому “польское правительство будет готовиться к защите территорий, заселенных польской нацией”. Москва ответила, что ее войска нигде не вступили на территорию, которая могла быть “рассматриваема как принадлежащая Польской Республике”, но Варшава двинула свои части дивизии на восток, и 9 февраля 1919 года они заняли Брест, 2 марта - Слоним, 5 марта - Пинск, затем Лиду, Барановичи, Лунинец. Диломатические ноты, поступавшие из Москвы с предложением мирно урегулировать спорные вопросы, замалчивались. Газету “Пшелом”, опубликовавшую одну из них, закрыли. Не был дан ответ и на совместную ноту руководства советской Литвы и Беларуси, в которой тоже содержался протест против «попытки со стороны Польской республики насильственным путем разрешить территориальные споры». Польские войска тем временем оккупировали Минск, Борисов, Молодечно, Бобруйск, Калинковичи, Мозырь и к 1 июня 1920 года стояли у Речицы и Верхнедвинска.
Такая настырность возмутила даже западные страны. Особенно в резких выражениях отзывался о «польском империализме» британский премьер Ллойд Джордж, а его министр иностранных дел лорд Керзон советовал «удерживать свои притязания в разумных пределах, не стремясь поглотить народности, не имеющие с Польшей племенного родства и могущие быть лишь источником ее слабости и распада». Однако в Польше активно формулировались концепции, обосновывавшие претензии Варшавы на земли чуть ли не до Смоленска и Киева. Ведущим в этом процессе был “главный идеолог польского национализма”, как пишут польские энциклопедии, Роман Дмовский. В нынешней Варшаве ему поставлен памятник, в разных городах его именем названо шестнадцать площадей, восемнадцать - улиц и два моста. Главным в его подходе являлось утверждение о цивилизационном превосходстве поляков над всеми, кто живет к востоку от Буга. Еще в марте 1917 года в В “Памятной записке о территории польского государства…” он убеждал британское правительство, что в отрыве от поляков говорить о какой-либо культуре и цивилизованности на наших землях вообще невозможно, и только "польское меньшинство, многочисленное или нет, представляет там богатство, культуру и прогресс". Белорусский же деревенский народ вообще “находится на очень низком уровне просвещения и не высказывает сформулированных национальных устремлений”.
В его “Мемориале о территории польского государства”, направленном президенту США В.Вильсону, Виленщина, Ковенщина, Гродненщина, Минщина, Витебщина, Могилевщина тоже названы “давними территориями польского государства”. О белорусках сказано, что они, “представляют элемент расово абсолютно инертный”, более того, что “нет среди них никакого национального движения; а также даже начал белорусской литературы”, хотя к тому времени в полный голос заявили о себе Янка Купала и Якуб Колас, Франтишек Богушевич, Дунин-Марцинкевич, Максим Богданович, Алоиза Пашкевич (Тётка), Алесь Гарун. Дмовский и Вильсону “пояснил”, что создание литовского, белорусского и украинского государств “означало бы либо анархию, либо чужеземные правительства, немцев”, так как «население, проживающее к востоку от Польши,.. обладает чрезвычайно низкой моральной культурой, и поэтому там легче всего всплывают на поверхность отбросы общества, люди, с которыми невозможно договориться…”.
И он не был одиночкой. В “Записке начальника политического отдела департамента восточных земель М. Свеховского об основах польской политики на литовско-белорусских землях” от 31 июля 1919 года тоже сказано, что “мы должны будем констатировать… необходимость отрыва всех земель б. Великого Княжества Литовского от России…”. О белорусах - пренебрежительно: “наиболее неопределенный элемент”. На конференции в Париже граф А. Лубеньский - крупный польский помещик в Беларуси, говоря о границе, указывал, что “наша линия… идет вдоль реки Двины, на определенном расстоянии от нее, сворачивает за Витебском к югу, направляется к реке Сож и соединяется с Припятью… За ней расположены самые значительные железнодорожные узлы, а именно Витебск, Орша, Жлобин, Гомель, т.е. вся коммуникационная железнодорожная сеть, которая представляет собой основу безопасности Польши”. Плюс - “ ценный лесной массив» вдоль Припяти. Эта территория» «может служить колонией, дающей важное сырье». Фактически все солидаризировались с Пилсудским, который заявлял, что “белорусы - это ноль”.
Не больше, чем Советам, повезло в контактах с руководством Польши и правительству БНР. Оно принималось во внимание лишь потому, что «белорусский козырь… может пригодиться лишь для того, чтобы отодвинуть сферу русского влияния дальше на восток», что «энергично противодействовать всяким стремлениям белорусов к самостоятельной международной политике», что «должно найти выражение в борьбе против Белорусского совета и правительства». А на международной арене делались заявления, что никакого белорусского правительства нет, ибо «для интересов Польши было бы вредным существование самостоятельных, не связанных с ней малых государств, таких, как Белоруссия или Украина». Именно так было сказано Записке Польского национального комитета о политике в отношении восточных границ Польши.
Территориальные аппетиты разгорелись до того, что «линия 1772 года» в протоколе заседания правительства Польши по обсуждению основ мирных переговоров с Советским правительством была обозначена как «минимальный вариант требований Польши». Это вызвало непонимание в западных странах, совсем не симпатизировавших Советам. Как доносил из Лондона польский посланник Е. Сапега, «условия мира, выдвинутые Польшей, английское правительство считает безумием, а в случае их принятия Советами - угрозой войны в будущем…».
А в это время на оккупированных белорусских землях польские военные показывали, «кто в доме хозяин».
Глава правительства Литовско-Белорусской Советской Республики В. Мицкевич-Капсукаса извещал европейские страны, что «повсюду… расстрелы, повешения, запарывания до смерти, варварские истязания и пытки… Еврейское население почти повсеместно истребляется; заподозренные в близости к Советской власти расстреливаются или вешаются на месте. Тюрьмы переполнены, заключенные содержатся в таких условиях, что медленно умирают... После погромов в местечках Гродненской области… прошли погромы в Пинске,.. в Лиде, унесшие сотни жертв, погромы в Вильно, унесшие около двух тысяч жертв. Еврейская община города Вильно опубликовала в виленских газетах заявление: много невинных евреев из мирного населения, не имеющих абсолютно ничего общего с борьбой польских войск с большевиками, перебиты без всякого следствия и суда, сотни невинных евреев без различия пола и возраста зверски избиты у себя дома или на улице, тысячи еврейских квартир разграблены...».
Г.В. Чичерин, ведавший иностранными делами в советском правительстве в Москве, привел выдержку из «виленского органа белорусских националистов, непримиримых противников большевиков» - «Белорусской думки», которая на восемнадцатый день после вступления польских войск в город написала: «Уже далеки от нас пушечные выстрелы, уже не слышно пулеметной перестрелки, пора уже немного успокоиться нервам, немного улечься злобе, ненависти и жажде мести. Прямо скажем: пора уже, чтобы еврей мог выйти на улицу, не боясь, что из-за его носа выпотрошат ему кишки, снимут с пальцев кольца, отнимут деньги…». Возможно, евреям так доставалось потому, что, как утверждал Дмовский, они “частично приняли русский язык и культуру” и настроены “скорее враждебно по отношению к полякам”.
Во второй день июня 1919 года в советской ноте правительствам стран Антанты сообщалось, что польские войска, оставив белорусский Борисов, уже с другого берега Березины подвергли его такому уничтожающему артиллерийскому обстрелу, что превратили город в груды дымящихся развалин. В огне погибли многие сотни людей, а десять тысяч населения оказалось без крыши над головой. А вот пример из книги И.В. Михутиной «Польско-советская война в 1919-1920 годах»: на глазах у представителя Главного управления восточных земель М. Коссаковского «кому-то в распоротый живот зашили живого кота и поспорили, кто первый подохнет, человек или кот».
Та война закончилась в 1921 году Рижским договором, по которому почти половина белорусских земель была прирезана к Польше. О его «справедливости» красноречиво свидетельствует тот факт, что западные страны два года его не признавали. По нему Польша брала обязательство строго блюсти интересы национальных меньшинств, за белорусами признавалось право на самостоятельное политическое, культурное, экономическое развитие. Но к марту 1923 года из 400 существовавших белорусских школ было закрыто 363. В 1938/1939 учебном году в Западной Беларус оставалось всего пять польско-белорусских школ и одна гимназия. То же произошло с белорусскими учреждениями культуры и общественными организациями. Неприкосновенность частной собственности, закрепленная в Польше в 1921 году, не распространялась на восточные окраины Речи Посполитой, на которых по словам министра внутренних дел Польши пана Перацкого через полвека не должно было остаться даже белорусского запаха…
Такова история первого «удара в спину». Похода Красной Армии, начатого 17 сентября 1939 года, не было бы, если бы Польша не заграбастала чужое. Британский премьер - уже Уинстон Черчилль - в беседе с польским послом тогда так и сказал: у вас забрали то, что вам и не должно принадлежать. Пусть не забывают об этом те в Беларуси, кто тот поход называет «оккупацией чужого государства», иначе получается, что Черчилль - больший белорус, чем они. Нередко звучат упреки, что Красная Армия направилась к Бресту и Гродно после подписанного 23 августа 1939 года договора «Риббентроп-Молотов», который многие называют сговором Сталина с Гитлером. Так напомним, что подобные «сговоры» с главой третьего рейха были и Франции с Великобританией, у Литвы с Эстонией, а самый первый договор с ним еще в 1934 году подписала Польша.
Тем же, кто утверждает, что поход Красной Армии помешал польским дивизиям драться с гитлеровцами, не стоит забывать, что на границах с СССР у Польши войск не было - только погранзаставы, что к 8 сентября немецкие танки уже подошли к Варшаве, а к 17 были в Бресте, у Львова и даже Кобрина. Руководство Речи Посполитой еще в первые дни сентября покинуло столицу, и как написал в журнале «Впрост» известный польский публицист Дариуш Балишевский, «полякам может нравиться или нет, но в те дни польское государство и польское правительство в самом деле не существовали. С 6 сентября до самого перехода границы (польско-румынской - А.Я.), то есть 18 сентября, никто не управлял и не приказывал. Верховный главнокомандующий не владел ситуацией… Государство покидало Польшу… Оставался народ».
Вот так. Или кто-то сожалеет, что гитлеровцы не подошли к Минску еще в 1939?..
Источник: Западная Русь