О Владимире Владимировиче
Нет, не о том, о котором подумали.
О Маяковском.
Хоть сегодня у него и некруглая дата, а все же мимо не пройти. Потому что любимый поэт, да. Один из любимых.
Со школьных лет. с юности я попала под очарование его стиха, его метафор, его огня. Даже многократно осмеянное и охаянное в перестройку его стихотворение о паспорте для меня было завораживающим. И то сказать - кто еще мог написать ТАКИЕ стихи о скучнейшей, в общем, субстанции - каком-то там официальном документе?.. А тут - страсть, достоинство, интрига! А "Рассказ Хренова о Кузнецкстрое"? "По небу тучи бегают, дождями сумрак сжат, под старою телегою рабочие лежат. И слышит шепот гордый вода и под, и над - через четыре года здесь будет город-сад!" Мурашки же по коже! И это если еще не говорить о флейте водосточных труб, о том, что каждый из нас по-своему лошадь, и о громе души, который прячется в...
Но все же сегодня я вспомню Маяковского другим стихотворением. Оно не давало мне покоя, когда мне было лет 10-12, я заучивала его наизусть и пила его, как воду, оно питало меня и стучало в душу и виски. Я не знаю почему - то ли сказалась врожденная жажда честного и справедливого, то ли еще что-то... Не знаю. Но сегодня я хочу вспомнить именно это стихотворение.
Блек энд уайт
Если
Гавану
окинуть мигом -
рай-страна,
страна что надо.
Под пальмой
на ножке
стоят фламинго.
Цветет
коларио
по всей Ведадо.
В Гаване
все
разграничено четко.
у белых доллары,
у чёрных - нет.
Поэтому
Вилли
стоит со щёткой
у "Энри Клей энд Бок, лимитед".
Много
за жизнь
повымел Вилли -
одних пылинок
целый лес, -
поэтому
волос у Вилли
вылез,
поэтому
живот у Вилли
влез.
Мал его радостей тусклый спектр:
шесть часов поспать на боку,
да разве что
вор,
портовой инспектор,
кинет
негру
цент на бегу.
От этой грязи скроешься разве?
Разве что
стали б
ходить на голове.
И то
намели бы
больше грязи:
волосьев тыщи,
а ног -
две.
Рядом
шла
нарядная Прадо.
То звякнет,
то вспыхнет
трехвёрстый джаз.
Дурню покажется,
что и взаправду
бывший рай
в Гаване как раз.
В мозгу у Вилли
мало извилин,
мало всходов,
мало посева.
Одно-
единственное
вызубрил Вилли
твёрже,
чем камень
памятника Масео:
"Белый
ест
ананас спелый,
чёрный -
гнилью мочёный.
Белую работу
делает белый,
чёрную работу -
чёрный".
Мало вопросов Вилли сверлили.
Но один был
закорюка из закорюк.
И когда
вопрос этот
влезал в Вилли,
щётка
падала
из Виллиных рук.
И надо же случиться,
чтоб как раз тогда
к королю сигарному
Энри Клей
пришёл,
белей, чем облаков стада,
величественнейший из сахарных королей.
Негр
подходит
к туше дебелой:
"Ай бэг ёр пардон, мистер Брэгг!
Почему и сахар,
белый-белый,
должен делать
черный негр?
Чёрная сигара
не идет в усах вам -
она для негра
с чёрными усами.
А если вы
любите
кофий с сахаром,
то сахар
извольте
делать сами2.
Такой вопрос
не проходит даром.
Король
из белого
становится жёлт.
Вывернулся
король
сообразно с ударом,
выбросил обе перчатки
и ушёл.
Цвели
кругом
чудеса ботаники.
Бананы
сплетали
сплошной кров.
Вытер
негр
о белые подштанники
руку,
с носа утершую кровь.
Негр
посопел подбитым носом,
поднял щётку,
держась за скулу.
Откуда знать ему,
что с таким вопросом
надо обращаться
в Коминтерн,
в Москву?
Гавана. 5 июля 1925
О Маяковском.
Хоть сегодня у него и некруглая дата, а все же мимо не пройти. Потому что любимый поэт, да. Один из любимых.
Со школьных лет. с юности я попала под очарование его стиха, его метафор, его огня. Даже многократно осмеянное и охаянное в перестройку его стихотворение о паспорте для меня было завораживающим. И то сказать - кто еще мог написать ТАКИЕ стихи о скучнейшей, в общем, субстанции - каком-то там официальном документе?.. А тут - страсть, достоинство, интрига! А "Рассказ Хренова о Кузнецкстрое"? "По небу тучи бегают, дождями сумрак сжат, под старою телегою рабочие лежат. И слышит шепот гордый вода и под, и над - через четыре года здесь будет город-сад!" Мурашки же по коже! И это если еще не говорить о флейте водосточных труб, о том, что каждый из нас по-своему лошадь, и о громе души, который прячется в...
Но все же сегодня я вспомню Маяковского другим стихотворением. Оно не давало мне покоя, когда мне было лет 10-12, я заучивала его наизусть и пила его, как воду, оно питало меня и стучало в душу и виски. Я не знаю почему - то ли сказалась врожденная жажда честного и справедливого, то ли еще что-то... Не знаю. Но сегодня я хочу вспомнить именно это стихотворение.
Блек энд уайт
Если
Гавану
окинуть мигом -
рай-страна,
страна что надо.
Под пальмой
на ножке
стоят фламинго.
Цветет
коларио
по всей Ведадо.
В Гаване
все
разграничено четко.
у белых доллары,
у чёрных - нет.
Поэтому
Вилли
стоит со щёткой
у "Энри Клей энд Бок, лимитед".
Много
за жизнь
повымел Вилли -
одних пылинок
целый лес, -
поэтому
волос у Вилли
вылез,
поэтому
живот у Вилли
влез.
Мал его радостей тусклый спектр:
шесть часов поспать на боку,
да разве что
вор,
портовой инспектор,
кинет
негру
цент на бегу.
От этой грязи скроешься разве?
Разве что
стали б
ходить на голове.
И то
намели бы
больше грязи:
волосьев тыщи,
а ног -
две.
Рядом
шла
нарядная Прадо.
То звякнет,
то вспыхнет
трехвёрстый джаз.
Дурню покажется,
что и взаправду
бывший рай
в Гаване как раз.
В мозгу у Вилли
мало извилин,
мало всходов,
мало посева.
Одно-
единственное
вызубрил Вилли
твёрже,
чем камень
памятника Масео:
"Белый
ест
ананас спелый,
чёрный -
гнилью мочёный.
Белую работу
делает белый,
чёрную работу -
чёрный".
Мало вопросов Вилли сверлили.
Но один был
закорюка из закорюк.
И когда
вопрос этот
влезал в Вилли,
щётка
падала
из Виллиных рук.
И надо же случиться,
чтоб как раз тогда
к королю сигарному
Энри Клей
пришёл,
белей, чем облаков стада,
величественнейший из сахарных королей.
Негр
подходит
к туше дебелой:
"Ай бэг ёр пардон, мистер Брэгг!
Почему и сахар,
белый-белый,
должен делать
черный негр?
Чёрная сигара
не идет в усах вам -
она для негра
с чёрными усами.
А если вы
любите
кофий с сахаром,
то сахар
извольте
делать сами2.
Такой вопрос
не проходит даром.
Король
из белого
становится жёлт.
Вывернулся
король
сообразно с ударом,
выбросил обе перчатки
и ушёл.
Цвели
кругом
чудеса ботаники.
Бананы
сплетали
сплошной кров.
Вытер
негр
о белые подштанники
руку,
с носа утершую кровь.
Негр
посопел подбитым носом,
поднял щётку,
держась за скулу.
Откуда знать ему,
что с таким вопросом
надо обращаться
в Коминтерн,
в Москву?
Гавана. 5 июля 1925