Правильные английские боги Пенджаба
Хотите увидеть фотографию бога, почтенный читатель? Я бы от такого не отказался. А целых две фотографии? Дайте две, сказал бы я! А если к фото бога прибавить того, кто богов назначает на должность? А разве можно назначить бога, спросите вы? Нашего Всевышнего, разумеется, нельзя! Но английского бога назначить можно вполне. А вот и фото, точнее дагеротипия:
John Nicholson 1821 - 1857. Офицер в британской Индии, во времена ЕКВ Виктории. В одном из регионов Пенджаба этот молодой человек 25 лет, почитался как бог.
А вот и портрет того кто назначил Джона Николсона, работать богом в одной из областей в Пенджабе.
Sir Henry Montgomery Lawrence 1806 - 1857. Офицер, геодезист, государственный деятель и администратор в британской Индии, во времена ЕКВ Виктории.
Черновое название, первой вводной части этого сериала, называлось: "Англичане это боги". Нет, почтенный читатель, я ни в коем случае не приравниваю англичан к Богу, я даже слово "боги" употребил с маленькой и во множественном числе. Если вы видите в формулировке непонятное, не стоит переходить к выводам, можно уточнить у автора детали. Потому уточняю: "Англичане это боги туземцев". Это полна версия аксиомы, которая легла в основу этих постов. Вам всё ещё не понятно о чём это я? Тогда понадобиться небольшой экскурс в историю.
Когда армия Древнего Египта осаждала город, и тот отказывался сдаться, то египтяне врывались внутрь стен, пробивались к храму главного бога горожан и разрушали его до основания. Тем самым египтяне доходчиво объясняли врагам: "Вы ничто пред нами, даже ваш самый могущественный главный бог бессилен пред нами, покоритесь нам!"
Прогресс не стоит на месте. Император Калигула был бесконечно обожаем своим германскими телохранителями, обожаем за его дикое поведение. Когда он отправлял своего жеребца заседать в сенат, демонстрировал наготу своей жены толпе, устраивал очередную кровавую вакханалию в стиле Джокера, то германцы восторженно говорили: "Он истинный бог! Другие наши боги ведут себя именно так!" Как я уже писал, прогресс не стоит на месте и под наш пытливый взгляд, мой почтенный читатель, предстают англичане.
Последние время я слишком много времени трачу на ЖЖ. Потому сэкономлю время и сошлюсь на прекрасного автора, который из жж исчез, но потом возродил свой журнал уже под номером 02. Прошу любить и жаловать: fenrus_02. Настоятельно рекомендую, как прочитать его цикл про Индию так и уделить внимание всему журналу. Лучшая рекомендация, что я мог бы сказать про автора -- он живёт в реальном мире!
Для моего исследования про божественность англичан мне так пригодиться отрывок из must read поста уважаемого Фенруса, "Буря над Индией, ч. 5(2)". Принципиально я не делаю репостов, потому приведу отрывок, с моими пометками прямо в тексте, зелёным цветом, тех мест которые нужно не пропустить:
Джон Николсон вернулся из Афганистана другим человеком. Он постарел лет на десять. Те черты характера, которые всегда, в общем-то, были ему свойственны - замкнутость, молчаливость, самодостаточность - усилились многократно. К ним добавилась непробиваемая уверенность в том, что если Господь пощадил его в обстоятельствах, когда вокруг гибли люди, как казалось ему, куда более достойные, то это могло быть сделано только ради какой-то великой цели. Николсон в каждое мгновение времени твердо знал, что его ведет рука Провидения - ведет к свершениям, к миссии, которую сможет выполнить только он. Ему нечего было бояться - и он не боялся. В душе его, за холодным и отстраненным, даже угрюмым внешним фасадом, горел бешеный огонь - и окружающие чувствовали это, чувствовали совершенно особый жар, энергию, которая исходила от этого человека. Люди шли за ним охотно и самозабвенно. Такой же силой притяжения обладал Генри Лоуренс - но в спокойном, дипломатичном и всегда доброжелательном Лоуренсе люди видели прежде всего мудрого учителя, наставника, человека мысли и пера. Николсон был человеком меча, и его магнетизм был магнетизмом крестоносца. Он был из того разряда вождей, за которыми люди идут в огонь, в воду, и даже в сам ад, если он позовет. Гений Лоуренса заключался в том, что он сумел разглядеть этот огонь в молодом сердитом лейтенанте - и разглядев, направить его именно туда, где он мог найти себе наилучшее и наиболее полное применение.
Северо-Западная Граница - это больше, чем просто географическая область на стыке Пенджаба и Афганистана, это особое культурное явление. Это перманентная «зона контакта» - веками народы и религии наслаивались здесь друг на друга. Если Пенджаб можно назвать «воротами Индии», то Граница - «ворота Пенджаба». Отсюда, с северо-запада, через перевалы и ущелья, раз за разом, век за веком приходили волны завоевателей. Здесь не существовало понятия «мир» и понятия «война», а было лишь нечто среднее, и каждая деревня была крепостью. Здесь бал правили племена горцев-пуштунов - африди, хайбери, баракзаи, юсуфзаи и другие, каждый год спускавшиеся на плодородные равнины и систематически грабившие давно свыкшихся со своей долей крестьян. Здесь не существовало закона, кроме законов «пахтунвали» - «пути пуштуна»: «нанавати» - неприкосновенность просящего убежища под твоей крышей; «бадал» - долг мстить за любую обиду и оскорбление до последней капли крови; «мелмастия» - обязанность накормить голодного путника. И даже эти законы постоянно и открыто нарушались ради собственной выгоды теми же людьми, которые их провозглашали. Пуштуна нельзя было покорить - его можно было только купить. Но и купив его, нельзя было быть уверенным в том, что его веками вскормленные разбойничьи инстинкты не возьмут над ним верх, если представится шанс. Ни один другой народ не придавал такого значения клятвам и понятию о чести, как пуштуны - и ни один другой народ не нарушал клятвы столь же часто, легко и без малейших угрызений совести. Ни один другой народ в Индии и ее окрестностях не произвел на англичан столь сильного и столь противоречивого впечатления - смеси искреннего восхищения и уважения с отвращением и настороженностью. «Править» этой землей было задачей, неподвластной человеческим возможностям; ее можно было лишь «контролировать» - действуя на племена попеременно угрозой силы, убеждением и подкупом. Делать это успешно могла лишь особая порода людей, способных понять хитросплетения пуштунской психологии и политики, и играть в эту игру по их правилам. Эта задача легла на плечи «молодых людей Генри Лоуренса» - небольшой, но чрезвычайно талантливой и деятельной группы офицеров, чей средний возраст составлял в то время 25-26 лет. Подавляющее большинство из них по происхождению было ольстерскими протестантами. Здесь они нашли свой идеальный, наивысший «фронтир», к освоению которого их готовила сама жизнь, с самого рождения.
Возможно, секрет в том, что Николсону удалось значительно глубже и полнее, чем кому-либо из его коллег, проникнуться духом и буквой той системы ценностей, которую исповедовали его «подопечные». Он оставался набожным протестантом до мозга костей, он неоднократно повторял в письмах друзьям и родным, что он терпеть не может Индию и мечтает покинуть ее навсегда - но он действовал, держался и - самое главное - думал так, как это делали те, кем он должен был управлять. Поэтому его власть над умами индийцев и пуштунов была потрясающей, и позволяла ему вытворять фантастические вещи, которые впору было бы счесть выдумкой, если бы они не были подтверждены разнообразными и независимыми друг от друга свидетельствами современников.
Во время мятежа сикхских генералов, приведшего в итоге к Второй англо-сикхской войне, туземный гарнизон стратегически важного форта Атток перешел на сторону восставших. Форт контролировал ключевую переправу через Инд, и потеря его могла закончиться для англичан катастрофически. Его надо было вернуть, и вернуть срочно, но мощная и удачно расположенная крепость была способна выдержать долгую осаду. Николсон, во главе отряда иррегулярной конницы, совершил форсированный марш-бросок и достиг Аттока на рассвете, когда его никто не ждал. Большая часть его всадников не выдержала заданного командиром сумасшедшего темпа и отстала по дороге; с Николсоном осталось лишь около тридцати человек. Во главе этой кавалькады он попросту въехал в открытые внешние ворота форта. Опешившим часовым-сикхам Николсон просто приказал следовать за ним. Те подчинились. Лишь у третьих ворот охрана попыталась было поднять ружья - но Николсон, спрыгнув с лошади, вырвал мушкет из рук у ближайшего к нему солдата, и приказал остальным арестовать командующего караулом. Через десять минут ошеломленный, продирающий спросонья глаза гарнизон был выстроен в полном составе во дворе. Николсон приказал сикхам сложить оружие. Солдаты повиновались. Тогда он приказал им построиться в колонну и покинуть крепость. Когда последний из них пересек линию крепостных стен, Николсон просто закрыл и запер ворота. Форт был взят без единого выстрела.
Когда Николсон был комиссионером в Равалпинди, ему доставлял множество проблем вождь одной из окрестных деревень, промышлявший разбоем, да так, что дорожное сообщение в округе грозило попросту пресечься. Николсон назначил награду за его голову. Не помогло. Он удвоил сумму обещанного вознаграждения. Никакой реакции. Тогда в один прекрасный день заместитель комиссионера просто въехал в одиночку в родную деревню разбойника. На площади он встретил вождя, без долгих слов зарубил его, отсек ему голову, и спокойно уехал. Никто не посмел преградить ему дорогу. Отрубленную голову он поместил на столик в своем кабинете, и по очереди приглашал всех соседних вождей и старейшин взглянуть на нее и поразмыслить над бренностью бытия. Разбой после этого явно пошел на убыль…
В другой раз, когда вождь одного из независимых афганских племен прилюдно продемонстрировал свое презрение, плюнув в сторону Николсона, тот приказал своим телохранителям схватить его, поставить на колени, и при большом стечении народа заставил вождя слизать собственный плевок с земли. Казалось бы, этот случай - как и аналогичный, когда Николсон приказал сбрить бороду не ответившему на его приветствие мулле - должен был вызвать бурю возмущения, если не немедленный открытый мятеж. Таково наше популярное представление о Востоке. На самом деле, все куда сложнее. «Оскорбительные» поступки Николсона вызвали прямо обратный эффект - разрядили накалившуюся обстановку и укрепили его авторитет, потому что они были правильными и даже единственно возможными - с точки зрения пуштунской системы ценностей. Имело место оскорбление его личной чести - «нанг» - и ответ на это оскорбление должен был быть немедленным и публичным. Попытка «проглотить» подобное оскорбление - или даже просто заминка, видимое колебание, слабина, продемонстрированная в данной ситуации - привела бы к утрате любого авторитета навсегда. Чтобы человек Востока подчинялся, нужно вести себя соответствующим образом - как ведет себя в аналогичной ситуации восточный же правитель. Сикхские раджи и племенные вожди пуштунов с подданными никогда не миндальничали.
Вообще, секрет эффективного управления на Границе заключался в умении сочетать твердость и справедливость в точно выверенной пропорции. Чтобы добиться подчинения, необходимо было сначала добиться уважения. Уважения же у пуштунов невозможно было добиться без регулярной демонстрации силы. Горцы шли за сильным вождем охотно и с энтузиазмом - но стоило ему один раз показать слабость, за жизнь его никто не дал бы и ломаного гроша. Один из английских администраторов на Границе сформулировал оптимальную методику общения с пуштунами так: «Сначала нужно крепко ударить его палкой по голове, потом - протянуть руку и поднять с колен».
Николсон был успешен в применении этой методики, как никто другой. Очень скоро вокруг него начал складываться круг преданных последователей-пуштунов - нечто среднее между свитой и отрядом телохранителей. Эти люди присягали на верность лично «Никал Сейну», клялись на клинке сабли идти за ним до последнего. История отношений Николсона с Мухаммадом Хайят Ханом - сыном одного из разбойных пуштунских вождей, ставшим его побратимом, другом и ближайшим помощником, могла бы послужить источником вдохновения для киплинговской «Баллады о Востоке и Западе». Грозного вида пуштун с воинственно закрученными усами и свирепым оскалом не оставлял своего побратима ни на шаг, спал поперек порога его палатки, а во время обеда стоял у него за спиной с револьвером в руке, не позволяя никому, кроме себя, прикасаться к его блюду и наливать ему вино или воду.
Однако это было только начало. Даже неизменно уверенный в себе Николсон несколько опешил, когда узнал, что в его округе появилась индуистская секта, почитающая его как бога. Узнал он об этом, когда проповедник-факир, основатель этой новой религии, организовал паломничество своих последователей в кабинет, где Николсон осуществлял прием просителей. В один прекрасный день в кабинет вошла вереница каких-то странных людей полумонашеского вида, и тихо уселась в рядок на коврике в углу. На удивленный вопрос Николсона, один из них объяснил, что они пришли лицезреть свое божество во плоти. Николсон не знал, смеяться ему или плакать. Его протестантское сознание, естественно, было в ужасе, но что он мог поделать? Он попытался спокойно объяснить проповеднику, что тот был неправ. Не помогло - все уверения Николсона в том, что он - обычный смертный человек, воспринимались верующими как проявления благородной скромности, которая никого не обманывает. Культ рос, как на дрожжах. Его последователи начинали уже всерьез досаждать своему «богу», следуя за ним неотступно повсюду и постоянно ставя его в неловкие ситуации. Раздражение росло. Несколько раз Николсон выпроваживал факира и его «послушников» из своего офиса пинками. Вера их от этого, похоже, только крепла. А однажды к Николсону пришел на прием пекарь-индус, и пожаловался, что факир именем своего божества вымогает деньги у честных людей на улице. Он где-то раздобыл поношенную английскую шапку на бобровом меху, и выдавал ее за священную реликвию божественного Никал Сейна. Когда пекарь отказался дать проповеднику рупию в качестве пожертвования, тот положил шапку перед ним на дорогу и предложил ему попрать ногами символ всемогущих «саиб лог» - «расы господ», если тот осмелится. Пекарь не решился, но потом пришел с жалобой к самому «божественному Никал Сейну». Это было последней каплей. Взбешенный Николсон приказал выпороть факира и вышвырнуть его за пределы округа, пригрозив попросту повесить, если тот еще раз покажется на подвластной ему территории. Однако и это не остудило религиозного пыла. Обосновавшись в соседнем округе, проповедник продолжать собирать последователей, и по сведениям на середину 1850-х годов секта «никалсейнитов» продолжала не только существовать, но и активно расти.
Причины такого экстравагантного энтузиазма становятся более понятны, если мы посмотрим на реальные результаты администрации Николсона - хотя бы на примере округа Банну, где Николсон был заместителем комиссионера с 1852 г. Банну был одним из наиболее «трудных» округов - он находился на самой границе и регулярно подвергался набегам со стороны горных племен. Кроме того, округ представлял собой «лоскутное одеяло» - он весь был поделен между враждующими местными кланами. На момент, когда туда впервые пришли англичане, вся территория Банну была густо покрыта крепостями - они стояли почти на каждом пригорке, зачастую в пределах видимости друг от друга. Вялотекущая резня не прекращалась. Первый английский администратор округа - друг и коллега Николсона Герберт Эдуардес - сумел ценой невероятных усилий добиться добровольного уничтожения почти всех крепостей. Племена пошли на это, поскольку Эдуардес обещал им, что отныне англичане возьмут их защиту на себя. Но теперь эти обязательства надо было выполнять. И эта задача легла на плечи Николсона. Как писал впоследствии сам Эдуардес, «Я лишь разрушил крепости - но Джон Николсон сделал нечто значительно большее. Он изменил народ - самый невежественный, распущенный и кровожадный народ во всем Пенджабе. Он сумел навести такой порядок и привить людям такое уважение к закону, что в течение последнего года его управления в округе не только не было зафиксировано ни одного случая убийства, кражи со взломом или разбоя на дорогах, но даже и ни одного покушения на эти преступления». Местные старейшины качали головами и говорили, что Праведные халифы древности, наверное, должны были быть похожи на Никал Сейна. Николсон идеально отвечал восточному представлению о том, каким должен быть настоящий «хаким» - повелитель, и поэтому его режим был популярен.
Впрочем, естественно, не у всех. Не существует способа эффективно управлять столь проблемным регионом, как Банну, не наделав множества врагов. Несколько раз на Николсона устраивались покушения. Однажды, когда он беседовал в саду Резиденции с несколькими гражданскими чиновниками, туда неожиданно ворвался человек с безумным взглядом и обнаженной саблей в руке. Ему преградил дорогу один из пуштунов-телохранителей Николсона. «Убирайся, мне нужен Никал Сейн, а не ты!» - закричал нападавший. - «Нас всех здесь зовут Никал Сейн». - Ответил охранник, обнажая саблю. Тут на сцене появился сам Николсон - с ружьем в руках. Он услышал шум, выхватил мушкет у одного из часовых, охранявших Резиденцию, и вышел взглянуть, в чем дело. - «Бросай оружие!» - крикнул он «шахиду». - «Нет!» - ответил тот. - «Один из нас двоих должен умереть сегодня!» - «Хорошо». - Пожал плечами Николсон, и выстрелил. Пуля попала несостоявшемуся убийце в сердце, пробив томик Корана, привязанный к телу под одеждой в качестве оберега. Николсон вернулся в Резиденцию и написал письмо Лоуренсу: «Дорогой сэр Генри, имею честь сообщить Вам, что я только что застрелил человека, который пришел убить меня. Искренне Ваш, Джон Николсон».
Нам нелегко сейчас представить себе, что означала служба в Индии для молодого человека в первой половине XIX века. Мы живем в эпоху трансконтинентальных перелетов, мгновенной электронной связи и стопроцентной телефонизации. Но в 1840-е годы письмо из Бомбея в Лондон - по самой экстренной, «правительственной» линии связи, скоростным пакетботом и курьером через Суэцкий перешеек - шло не менее трех месяцев. Это в лучшем случае. В худшем оно могло идти шесть месяцев и больше. В самом худшем - могло не дойти никогда. Попробуйте себе представить на минутку, что вы получаете известия от родных и близких, да и просто новости о происходящем на родине, с опозданием минимум на полгода. По сути, вы отрезаны от привычного и знакомого вам мира, в котором выросли, и заброшены в совершенно чуждую, диковинную, экзотическую среду - и притом среду во многом весьма некомфортную. Грязь, пыль, ужасающий для европейца климат - жара, доходящая до 50 градусов по Цельсию, влажность, от которой одежда гниет, а железо ржавеет на глазах. Болезни - самый страшный бич белых в колониях. Различные лихорадки, тиф, оспа, бубонная чума, малярия - которая никогда не вылечивалась на сто процентов и всегда периодически возвращалась, делая человека полуинвалидом на всю оставшуюся жизнь. Самым страшным убийцей была холера, гарантировавшая 90-процентную смертность, причем смертность внезапную и стремительную - абсолютно здоровые и крепкие люди нередко умирали через 3-4 часа после появления первых симптомов. Среди молодых английских офицеров, отправившихся на службу в Индию за период с 1805 по 1820 год, из каждых семи человек шестеро никогда больше не вернулись в Англию. На большом европейском кладбище в Мируте в 1830 году не было ни одной могилы, которая принадлежала бы человеку старше 36 лет.
Моё заключение к прекрасному тексту.
Почтенный читатель, мне пришлось использовать значительный отрывок ещё большего поста, большой серии постов уважаемого Фенруса, но иначе было просто нельзя. Каждый абзац тут нужен для полноты картины.
Потому когда я пишу: "англичане это боги туземцев", это действительно так! Они именно правильные боги для туземцев. Они рационально и беспощадно дают туземцам то, что тем и нужно в данный момент: усекновение головы, когда нужно усечь, защиту, когда нужно защитить. Ах, англичане при этом туземцев грабят? И что? Всё равно англичане остаются на недостижимом моральном пьедестале по сравнению с нашими революционерами.
Когда вас грабит пират, он не обязательно вас убивает, будете сопротивляться убьёт, конечно, но вы для него -- дойная корова, полезнее может оказаться оставить вас в живых. С пиратом даже иногда можно торговать, с пиратом можно, в целом, договориться, это мерзко, но всё же это возможно. Отвратительный выбор, но судьба, увы, сдаёт нам не одни лишь козыри во время игры в жизнь... Ещё один важный момент -- пират знает, что он пират, знает, что он плохой человек.
Но с революционером не так! Как работает разум революционера? Я для примера возьму именно революционера, на 100% идеалиста, который всей душой хочет всем добра.
Вот революционер вообразил себе Утопию, или прочитал у какого марксо-энгельсо-чубайсо, про прекрасный мир всеобщего счастья и процветания. Но потом он выясняет, что не всем нравиться его идея. Он оскорблён до глубины души: "Как это так, есть люди, у которых работает ещё и ум, а не одно лишь воображение, есть люди, которые живут в реальности, а не в фантазиях, и вот эти люди мешают мне, идеалисту всеми силами!? Да они враги рода человеческого!" И вот тут в единственной извилине, в мозгах революционера появляется мысль: этих думающих врагов рода человечекого нужно убить, ну одного двух, ну десять, ну сотню. Но ведь это же мелкая цена за счастье всего человечества, не так ли? Увы нам, стоит революционеру только начать, стоит только один раз выдать зло за добро, следовательно выдать самому себе индульгенцию на совершение зла и всё! Абсолютное падение! Никогда ни у кого не получилось ограничиться сотней-другой жертв ради всеобщего блага, насилие порождает насилие.
Потому человек, убивающий за деньги, более морален(!), чем человек убивающий за идею всеобщего счастья -- он просто меньшая степень зла, проливает меньше крови невинных. Прошу заметить, я не говорю что пират хоть на скрупул -- добро, а революционер-идеалист зло. Я лишь показываю кто есть абсолютное зло!
Обычно образ "слезинка ребенка" употребляется, когда речь идет о проблеме соотношения цели и средств ее достижения, когда хотят сказать, что нельзя пытаться достичь каких бы то ни было высоких целей за счет страданий невинных людей. Это абсолютно верно! Но низких-то целей достичь оказывается можно. Превратить стадо кровожадных дикарей, в организованную свору умеренно-кровожадных полу-варваров, это низкая цель по сравнению с всеобщим счастьем не так ли? Низкая, но достижимая цель для английских богов. Сделать это, ну и поторговать немного...
Увы, мы русские, любим масштаб, русским подавай "Господа на посылках", или хотя золотую рыбку там же... Слишком умный европеец Пушкин, прекрасно понимал, что и кому пишет, потому-то большевичьё записало его в африканцы, в не русские, они не могли его убить, так извратили.
Поэтому когда русские в спеси и наивности считают "пиратишек" и "торгашей" с "жалкого островка" ничтожествами, я нехорошо улыбаюсь. Такие русские на самом деле всего лишь "русские", "русские" по сравнению с русскими богами колониализма, я и сам никто по сравнению с ними -- настоящие русские до 1917 года, умели в колониализм не многим хуже английских "пиратишек", при том если англичанин был "злым полицейским" колониализма, имперские русские были ближе к "добрым полицейским". И вместе и первые и вторые делали важную работу -- превращали дикарей в подобие людей. Тех русских уже нет, место "добрых полицейских" колониализма заняли американцы. Если посмотреть на Японию или Южную Корею, то можно даже подумать, что Господь доволен трудами американцев. Хотя чур меня, воля Его, вне нашего жалкого понимания...
Для сторонников идеи: "Англичанка гадит", будет очень трудно поверить, что английские "послы" секретных служб, выкупали из туземного полона не только англичан, других западно-европейцев, но и русских и даже простых русских крестьян, иногда даже за свой счёт. И не потому что англичане добрые (ха), и не потому, что англичане щедрые (ха-ха) и не потому, что англичане любят русских крестьян (ха-ха-ха), а потому, что белому человеку нельзя быть в рабстве у туземцев. Белый раб у дикарей, лишь своим существованием, подрывает право "расы господ" из государств Христа, на власть над стадами туземцев.
Кое что личное...
Почтенный читатель, мне было преотвратительно, когда я понял то, что описал выше, а я понял и прочувствовал, иначе и не имеет смысла. Может и вы поймете это теперь и вам придётся с этим жить, увы. :(
Ниже фото с королевских скачек Роял Аскот, по клику на фото, весь пост уважаемой sharla_tanka. На фото "полотенцо-головый" шейх, туземный вождь, присутствует среди английских богов и богини английских богов -- ЕКВ Елизаветы II. "А где полотенчико, то? Где чёрный скафандр на жене №4?" "Да, у дикарей дома оставил!"
Присутствуют также шейхи, одеты по правилам. -- оригинальная подпись под фото у автора. По правилам английских богов, добавлю я.
(продолжение сериала последует)
John Nicholson 1821 - 1857. Офицер в британской Индии, во времена ЕКВ Виктории. В одном из регионов Пенджаба этот молодой человек 25 лет, почитался как бог.
А вот и портрет того кто назначил Джона Николсона, работать богом в одной из областей в Пенджабе.
Sir Henry Montgomery Lawrence 1806 - 1857. Офицер, геодезист, государственный деятель и администратор в британской Индии, во времена ЕКВ Виктории.
Черновое название, первой вводной части этого сериала, называлось: "Англичане это боги". Нет, почтенный читатель, я ни в коем случае не приравниваю англичан к Богу, я даже слово "боги" употребил с маленькой и во множественном числе. Если вы видите в формулировке непонятное, не стоит переходить к выводам, можно уточнить у автора детали. Потому уточняю: "Англичане это боги туземцев". Это полна версия аксиомы, которая легла в основу этих постов. Вам всё ещё не понятно о чём это я? Тогда понадобиться небольшой экскурс в историю.
Когда армия Древнего Египта осаждала город, и тот отказывался сдаться, то египтяне врывались внутрь стен, пробивались к храму главного бога горожан и разрушали его до основания. Тем самым египтяне доходчиво объясняли врагам: "Вы ничто пред нами, даже ваш самый могущественный главный бог бессилен пред нами, покоритесь нам!"
Прогресс не стоит на месте. Император Калигула был бесконечно обожаем своим германскими телохранителями, обожаем за его дикое поведение. Когда он отправлял своего жеребца заседать в сенат, демонстрировал наготу своей жены толпе, устраивал очередную кровавую вакханалию в стиле Джокера, то германцы восторженно говорили: "Он истинный бог! Другие наши боги ведут себя именно так!" Как я уже писал, прогресс не стоит на месте и под наш пытливый взгляд, мой почтенный читатель, предстают англичане.
Последние время я слишком много времени трачу на ЖЖ. Потому сэкономлю время и сошлюсь на прекрасного автора, который из жж исчез, но потом возродил свой журнал уже под номером 02. Прошу любить и жаловать: fenrus_02. Настоятельно рекомендую, как прочитать его цикл про Индию так и уделить внимание всему журналу. Лучшая рекомендация, что я мог бы сказать про автора -- он живёт в реальном мире!
Для моего исследования про божественность англичан мне так пригодиться отрывок из must read поста уважаемого Фенруса, "Буря над Индией, ч. 5(2)". Принципиально я не делаю репостов, потому приведу отрывок, с моими пометками прямо в тексте, зелёным цветом, тех мест которые нужно не пропустить:
Джон Николсон вернулся из Афганистана другим человеком. Он постарел лет на десять. Те черты характера, которые всегда, в общем-то, были ему свойственны - замкнутость, молчаливость, самодостаточность - усилились многократно. К ним добавилась непробиваемая уверенность в том, что если Господь пощадил его в обстоятельствах, когда вокруг гибли люди, как казалось ему, куда более достойные, то это могло быть сделано только ради какой-то великой цели. Николсон в каждое мгновение времени твердо знал, что его ведет рука Провидения - ведет к свершениям, к миссии, которую сможет выполнить только он. Ему нечего было бояться - и он не боялся. В душе его, за холодным и отстраненным, даже угрюмым внешним фасадом, горел бешеный огонь - и окружающие чувствовали это, чувствовали совершенно особый жар, энергию, которая исходила от этого человека. Люди шли за ним охотно и самозабвенно. Такой же силой притяжения обладал Генри Лоуренс - но в спокойном, дипломатичном и всегда доброжелательном Лоуренсе люди видели прежде всего мудрого учителя, наставника, человека мысли и пера. Николсон был человеком меча, и его магнетизм был магнетизмом крестоносца. Он был из того разряда вождей, за которыми люди идут в огонь, в воду, и даже в сам ад, если он позовет. Гений Лоуренса заключался в том, что он сумел разглядеть этот огонь в молодом сердитом лейтенанте - и разглядев, направить его именно туда, где он мог найти себе наилучшее и наиболее полное применение.
Северо-Западная Граница - это больше, чем просто географическая область на стыке Пенджаба и Афганистана, это особое культурное явление. Это перманентная «зона контакта» - веками народы и религии наслаивались здесь друг на друга. Если Пенджаб можно назвать «воротами Индии», то Граница - «ворота Пенджаба». Отсюда, с северо-запада, через перевалы и ущелья, раз за разом, век за веком приходили волны завоевателей. Здесь не существовало понятия «мир» и понятия «война», а было лишь нечто среднее, и каждая деревня была крепостью. Здесь бал правили племена горцев-пуштунов - африди, хайбери, баракзаи, юсуфзаи и другие, каждый год спускавшиеся на плодородные равнины и систематически грабившие давно свыкшихся со своей долей крестьян. Здесь не существовало закона, кроме законов «пахтунвали» - «пути пуштуна»: «нанавати» - неприкосновенность просящего убежища под твоей крышей; «бадал» - долг мстить за любую обиду и оскорбление до последней капли крови; «мелмастия» - обязанность накормить голодного путника. И даже эти законы постоянно и открыто нарушались ради собственной выгоды теми же людьми, которые их провозглашали. Пуштуна нельзя было покорить - его можно было только купить. Но и купив его, нельзя было быть уверенным в том, что его веками вскормленные разбойничьи инстинкты не возьмут над ним верх, если представится шанс. Ни один другой народ не придавал такого значения клятвам и понятию о чести, как пуштуны - и ни один другой народ не нарушал клятвы столь же часто, легко и без малейших угрызений совести. Ни один другой народ в Индии и ее окрестностях не произвел на англичан столь сильного и столь противоречивого впечатления - смеси искреннего восхищения и уважения с отвращением и настороженностью. «Править» этой землей было задачей, неподвластной человеческим возможностям; ее можно было лишь «контролировать» - действуя на племена попеременно угрозой силы, убеждением и подкупом. Делать это успешно могла лишь особая порода людей, способных понять хитросплетения пуштунской психологии и политики, и играть в эту игру по их правилам. Эта задача легла на плечи «молодых людей Генри Лоуренса» - небольшой, но чрезвычайно талантливой и деятельной группы офицеров, чей средний возраст составлял в то время 25-26 лет. Подавляющее большинство из них по происхождению было ольстерскими протестантами. Здесь они нашли свой идеальный, наивысший «фронтир», к освоению которого их готовила сама жизнь, с самого рождения.
Возможно, секрет в том, что Николсону удалось значительно глубже и полнее, чем кому-либо из его коллег, проникнуться духом и буквой той системы ценностей, которую исповедовали его «подопечные». Он оставался набожным протестантом до мозга костей, он неоднократно повторял в письмах друзьям и родным, что он терпеть не может Индию и мечтает покинуть ее навсегда - но он действовал, держался и - самое главное - думал так, как это делали те, кем он должен был управлять. Поэтому его власть над умами индийцев и пуштунов была потрясающей, и позволяла ему вытворять фантастические вещи, которые впору было бы счесть выдумкой, если бы они не были подтверждены разнообразными и независимыми друг от друга свидетельствами современников.
Во время мятежа сикхских генералов, приведшего в итоге к Второй англо-сикхской войне, туземный гарнизон стратегически важного форта Атток перешел на сторону восставших. Форт контролировал ключевую переправу через Инд, и потеря его могла закончиться для англичан катастрофически. Его надо было вернуть, и вернуть срочно, но мощная и удачно расположенная крепость была способна выдержать долгую осаду. Николсон, во главе отряда иррегулярной конницы, совершил форсированный марш-бросок и достиг Аттока на рассвете, когда его никто не ждал. Большая часть его всадников не выдержала заданного командиром сумасшедшего темпа и отстала по дороге; с Николсоном осталось лишь около тридцати человек. Во главе этой кавалькады он попросту въехал в открытые внешние ворота форта. Опешившим часовым-сикхам Николсон просто приказал следовать за ним. Те подчинились. Лишь у третьих ворот охрана попыталась было поднять ружья - но Николсон, спрыгнув с лошади, вырвал мушкет из рук у ближайшего к нему солдата, и приказал остальным арестовать командующего караулом. Через десять минут ошеломленный, продирающий спросонья глаза гарнизон был выстроен в полном составе во дворе. Николсон приказал сикхам сложить оружие. Солдаты повиновались. Тогда он приказал им построиться в колонну и покинуть крепость. Когда последний из них пересек линию крепостных стен, Николсон просто закрыл и запер ворота. Форт был взят без единого выстрела.
Когда Николсон был комиссионером в Равалпинди, ему доставлял множество проблем вождь одной из окрестных деревень, промышлявший разбоем, да так, что дорожное сообщение в округе грозило попросту пресечься. Николсон назначил награду за его голову. Не помогло. Он удвоил сумму обещанного вознаграждения. Никакой реакции. Тогда в один прекрасный день заместитель комиссионера просто въехал в одиночку в родную деревню разбойника. На площади он встретил вождя, без долгих слов зарубил его, отсек ему голову, и спокойно уехал. Никто не посмел преградить ему дорогу. Отрубленную голову он поместил на столик в своем кабинете, и по очереди приглашал всех соседних вождей и старейшин взглянуть на нее и поразмыслить над бренностью бытия. Разбой после этого явно пошел на убыль…
В другой раз, когда вождь одного из независимых афганских племен прилюдно продемонстрировал свое презрение, плюнув в сторону Николсона, тот приказал своим телохранителям схватить его, поставить на колени, и при большом стечении народа заставил вождя слизать собственный плевок с земли. Казалось бы, этот случай - как и аналогичный, когда Николсон приказал сбрить бороду не ответившему на его приветствие мулле - должен был вызвать бурю возмущения, если не немедленный открытый мятеж. Таково наше популярное представление о Востоке. На самом деле, все куда сложнее. «Оскорбительные» поступки Николсона вызвали прямо обратный эффект - разрядили накалившуюся обстановку и укрепили его авторитет, потому что они были правильными и даже единственно возможными - с точки зрения пуштунской системы ценностей. Имело место оскорбление его личной чести - «нанг» - и ответ на это оскорбление должен был быть немедленным и публичным. Попытка «проглотить» подобное оскорбление - или даже просто заминка, видимое колебание, слабина, продемонстрированная в данной ситуации - привела бы к утрате любого авторитета навсегда. Чтобы человек Востока подчинялся, нужно вести себя соответствующим образом - как ведет себя в аналогичной ситуации восточный же правитель. Сикхские раджи и племенные вожди пуштунов с подданными никогда не миндальничали.
Вообще, секрет эффективного управления на Границе заключался в умении сочетать твердость и справедливость в точно выверенной пропорции. Чтобы добиться подчинения, необходимо было сначала добиться уважения. Уважения же у пуштунов невозможно было добиться без регулярной демонстрации силы. Горцы шли за сильным вождем охотно и с энтузиазмом - но стоило ему один раз показать слабость, за жизнь его никто не дал бы и ломаного гроша. Один из английских администраторов на Границе сформулировал оптимальную методику общения с пуштунами так: «Сначала нужно крепко ударить его палкой по голове, потом - протянуть руку и поднять с колен».
Николсон был успешен в применении этой методики, как никто другой. Очень скоро вокруг него начал складываться круг преданных последователей-пуштунов - нечто среднее между свитой и отрядом телохранителей. Эти люди присягали на верность лично «Никал Сейну», клялись на клинке сабли идти за ним до последнего. История отношений Николсона с Мухаммадом Хайят Ханом - сыном одного из разбойных пуштунских вождей, ставшим его побратимом, другом и ближайшим помощником, могла бы послужить источником вдохновения для киплинговской «Баллады о Востоке и Западе». Грозного вида пуштун с воинственно закрученными усами и свирепым оскалом не оставлял своего побратима ни на шаг, спал поперек порога его палатки, а во время обеда стоял у него за спиной с револьвером в руке, не позволяя никому, кроме себя, прикасаться к его блюду и наливать ему вино или воду.
Однако это было только начало. Даже неизменно уверенный в себе Николсон несколько опешил, когда узнал, что в его округе появилась индуистская секта, почитающая его как бога. Узнал он об этом, когда проповедник-факир, основатель этой новой религии, организовал паломничество своих последователей в кабинет, где Николсон осуществлял прием просителей. В один прекрасный день в кабинет вошла вереница каких-то странных людей полумонашеского вида, и тихо уселась в рядок на коврике в углу. На удивленный вопрос Николсона, один из них объяснил, что они пришли лицезреть свое божество во плоти. Николсон не знал, смеяться ему или плакать. Его протестантское сознание, естественно, было в ужасе, но что он мог поделать? Он попытался спокойно объяснить проповеднику, что тот был неправ. Не помогло - все уверения Николсона в том, что он - обычный смертный человек, воспринимались верующими как проявления благородной скромности, которая никого не обманывает. Культ рос, как на дрожжах. Его последователи начинали уже всерьез досаждать своему «богу», следуя за ним неотступно повсюду и постоянно ставя его в неловкие ситуации. Раздражение росло. Несколько раз Николсон выпроваживал факира и его «послушников» из своего офиса пинками. Вера их от этого, похоже, только крепла. А однажды к Николсону пришел на прием пекарь-индус, и пожаловался, что факир именем своего божества вымогает деньги у честных людей на улице. Он где-то раздобыл поношенную английскую шапку на бобровом меху, и выдавал ее за священную реликвию божественного Никал Сейна. Когда пекарь отказался дать проповеднику рупию в качестве пожертвования, тот положил шапку перед ним на дорогу и предложил ему попрать ногами символ всемогущих «саиб лог» - «расы господ», если тот осмелится. Пекарь не решился, но потом пришел с жалобой к самому «божественному Никал Сейну». Это было последней каплей. Взбешенный Николсон приказал выпороть факира и вышвырнуть его за пределы округа, пригрозив попросту повесить, если тот еще раз покажется на подвластной ему территории. Однако и это не остудило религиозного пыла. Обосновавшись в соседнем округе, проповедник продолжать собирать последователей, и по сведениям на середину 1850-х годов секта «никалсейнитов» продолжала не только существовать, но и активно расти.
Причины такого экстравагантного энтузиазма становятся более понятны, если мы посмотрим на реальные результаты администрации Николсона - хотя бы на примере округа Банну, где Николсон был заместителем комиссионера с 1852 г. Банну был одним из наиболее «трудных» округов - он находился на самой границе и регулярно подвергался набегам со стороны горных племен. Кроме того, округ представлял собой «лоскутное одеяло» - он весь был поделен между враждующими местными кланами. На момент, когда туда впервые пришли англичане, вся территория Банну была густо покрыта крепостями - они стояли почти на каждом пригорке, зачастую в пределах видимости друг от друга. Вялотекущая резня не прекращалась. Первый английский администратор округа - друг и коллега Николсона Герберт Эдуардес - сумел ценой невероятных усилий добиться добровольного уничтожения почти всех крепостей. Племена пошли на это, поскольку Эдуардес обещал им, что отныне англичане возьмут их защиту на себя. Но теперь эти обязательства надо было выполнять. И эта задача легла на плечи Николсона. Как писал впоследствии сам Эдуардес, «Я лишь разрушил крепости - но Джон Николсон сделал нечто значительно большее. Он изменил народ - самый невежественный, распущенный и кровожадный народ во всем Пенджабе. Он сумел навести такой порядок и привить людям такое уважение к закону, что в течение последнего года его управления в округе не только не было зафиксировано ни одного случая убийства, кражи со взломом или разбоя на дорогах, но даже и ни одного покушения на эти преступления». Местные старейшины качали головами и говорили, что Праведные халифы древности, наверное, должны были быть похожи на Никал Сейна. Николсон идеально отвечал восточному представлению о том, каким должен быть настоящий «хаким» - повелитель, и поэтому его режим был популярен.
Впрочем, естественно, не у всех. Не существует способа эффективно управлять столь проблемным регионом, как Банну, не наделав множества врагов. Несколько раз на Николсона устраивались покушения. Однажды, когда он беседовал в саду Резиденции с несколькими гражданскими чиновниками, туда неожиданно ворвался человек с безумным взглядом и обнаженной саблей в руке. Ему преградил дорогу один из пуштунов-телохранителей Николсона. «Убирайся, мне нужен Никал Сейн, а не ты!» - закричал нападавший. - «Нас всех здесь зовут Никал Сейн». - Ответил охранник, обнажая саблю. Тут на сцене появился сам Николсон - с ружьем в руках. Он услышал шум, выхватил мушкет у одного из часовых, охранявших Резиденцию, и вышел взглянуть, в чем дело. - «Бросай оружие!» - крикнул он «шахиду». - «Нет!» - ответил тот. - «Один из нас двоих должен умереть сегодня!» - «Хорошо». - Пожал плечами Николсон, и выстрелил. Пуля попала несостоявшемуся убийце в сердце, пробив томик Корана, привязанный к телу под одеждой в качестве оберега. Николсон вернулся в Резиденцию и написал письмо Лоуренсу: «Дорогой сэр Генри, имею честь сообщить Вам, что я только что застрелил человека, который пришел убить меня. Искренне Ваш, Джон Николсон».
Нам нелегко сейчас представить себе, что означала служба в Индии для молодого человека в первой половине XIX века. Мы живем в эпоху трансконтинентальных перелетов, мгновенной электронной связи и стопроцентной телефонизации. Но в 1840-е годы письмо из Бомбея в Лондон - по самой экстренной, «правительственной» линии связи, скоростным пакетботом и курьером через Суэцкий перешеек - шло не менее трех месяцев. Это в лучшем случае. В худшем оно могло идти шесть месяцев и больше. В самом худшем - могло не дойти никогда. Попробуйте себе представить на минутку, что вы получаете известия от родных и близких, да и просто новости о происходящем на родине, с опозданием минимум на полгода. По сути, вы отрезаны от привычного и знакомого вам мира, в котором выросли, и заброшены в совершенно чуждую, диковинную, экзотическую среду - и притом среду во многом весьма некомфортную. Грязь, пыль, ужасающий для европейца климат - жара, доходящая до 50 градусов по Цельсию, влажность, от которой одежда гниет, а железо ржавеет на глазах. Болезни - самый страшный бич белых в колониях. Различные лихорадки, тиф, оспа, бубонная чума, малярия - которая никогда не вылечивалась на сто процентов и всегда периодически возвращалась, делая человека полуинвалидом на всю оставшуюся жизнь. Самым страшным убийцей была холера, гарантировавшая 90-процентную смертность, причем смертность внезапную и стремительную - абсолютно здоровые и крепкие люди нередко умирали через 3-4 часа после появления первых симптомов. Среди молодых английских офицеров, отправившихся на службу в Индию за период с 1805 по 1820 год, из каждых семи человек шестеро никогда больше не вернулись в Англию. На большом европейском кладбище в Мируте в 1830 году не было ни одной могилы, которая принадлежала бы человеку старше 36 лет.
Моё заключение к прекрасному тексту.
Почтенный читатель, мне пришлось использовать значительный отрывок ещё большего поста, большой серии постов уважаемого Фенруса, но иначе было просто нельзя. Каждый абзац тут нужен для полноты картины.
Потому когда я пишу: "англичане это боги туземцев", это действительно так! Они именно правильные боги для туземцев. Они рационально и беспощадно дают туземцам то, что тем и нужно в данный момент: усекновение головы, когда нужно усечь, защиту, когда нужно защитить. Ах, англичане при этом туземцев грабят? И что? Всё равно англичане остаются на недостижимом моральном пьедестале по сравнению с нашими революционерами.
Когда вас грабит пират, он не обязательно вас убивает, будете сопротивляться убьёт, конечно, но вы для него -- дойная корова, полезнее может оказаться оставить вас в живых. С пиратом даже иногда можно торговать, с пиратом можно, в целом, договориться, это мерзко, но всё же это возможно. Отвратительный выбор, но судьба, увы, сдаёт нам не одни лишь козыри во время игры в жизнь... Ещё один важный момент -- пират знает, что он пират, знает, что он плохой человек.
Но с революционером не так! Как работает разум революционера? Я для примера возьму именно революционера, на 100% идеалиста, который всей душой хочет всем добра.
Вот революционер вообразил себе Утопию, или прочитал у какого марксо-энгельсо-чубайсо, про прекрасный мир всеобщего счастья и процветания. Но потом он выясняет, что не всем нравиться его идея. Он оскорблён до глубины души: "Как это так, есть люди, у которых работает ещё и ум, а не одно лишь воображение, есть люди, которые живут в реальности, а не в фантазиях, и вот эти люди мешают мне, идеалисту всеми силами!? Да они враги рода человеческого!" И вот тут в единственной извилине, в мозгах революционера появляется мысль: этих думающих врагов рода человечекого нужно убить, ну одного двух, ну десять, ну сотню. Но ведь это же мелкая цена за счастье всего человечества, не так ли? Увы нам, стоит революционеру только начать, стоит только один раз выдать зло за добро, следовательно выдать самому себе индульгенцию на совершение зла и всё! Абсолютное падение! Никогда ни у кого не получилось ограничиться сотней-другой жертв ради всеобщего блага, насилие порождает насилие.
Потому человек, убивающий за деньги, более морален(!), чем человек убивающий за идею всеобщего счастья -- он просто меньшая степень зла, проливает меньше крови невинных. Прошу заметить, я не говорю что пират хоть на скрупул -- добро, а революционер-идеалист зло. Я лишь показываю кто есть абсолютное зло!
Обычно образ "слезинка ребенка" употребляется, когда речь идет о проблеме соотношения цели и средств ее достижения, когда хотят сказать, что нельзя пытаться достичь каких бы то ни было высоких целей за счет страданий невинных людей. Это абсолютно верно! Но низких-то целей достичь оказывается можно. Превратить стадо кровожадных дикарей, в организованную свору умеренно-кровожадных полу-варваров, это низкая цель по сравнению с всеобщим счастьем не так ли? Низкая, но достижимая цель для английских богов. Сделать это, ну и поторговать немного...
Увы, мы русские, любим масштаб, русским подавай "Господа на посылках", или хотя золотую рыбку там же... Слишком умный европеец Пушкин, прекрасно понимал, что и кому пишет, потому-то большевичьё записало его в африканцы, в не русские, они не могли его убить, так извратили.
Поэтому когда русские в спеси и наивности считают "пиратишек" и "торгашей" с "жалкого островка" ничтожествами, я нехорошо улыбаюсь. Такие русские на самом деле всего лишь "русские", "русские" по сравнению с русскими богами колониализма, я и сам никто по сравнению с ними -- настоящие русские до 1917 года, умели в колониализм не многим хуже английских "пиратишек", при том если англичанин был "злым полицейским" колониализма, имперские русские были ближе к "добрым полицейским". И вместе и первые и вторые делали важную работу -- превращали дикарей в подобие людей. Тех русских уже нет, место "добрых полицейских" колониализма заняли американцы. Если посмотреть на Японию или Южную Корею, то можно даже подумать, что Господь доволен трудами американцев. Хотя чур меня, воля Его, вне нашего жалкого понимания...
Для сторонников идеи: "Англичанка гадит", будет очень трудно поверить, что английские "послы" секретных служб, выкупали из туземного полона не только англичан, других западно-европейцев, но и русских и даже простых русских крестьян, иногда даже за свой счёт. И не потому что англичане добрые (ха), и не потому, что англичане щедрые (ха-ха) и не потому, что англичане любят русских крестьян (ха-ха-ха), а потому, что белому человеку нельзя быть в рабстве у туземцев. Белый раб у дикарей, лишь своим существованием, подрывает право "расы господ" из государств Христа, на власть над стадами туземцев.
Кое что личное...
Почтенный читатель, мне было преотвратительно, когда я понял то, что описал выше, а я понял и прочувствовал, иначе и не имеет смысла. Может и вы поймете это теперь и вам придётся с этим жить, увы. :(
Ниже фото с королевских скачек Роял Аскот, по клику на фото, весь пост уважаемой sharla_tanka. На фото "полотенцо-головый" шейх, туземный вождь, присутствует среди английских богов и богини английских богов -- ЕКВ Елизаветы II. "А где полотенчико, то? Где чёрный скафандр на жене №4?" "Да, у дикарей дома оставил!"
Присутствуют также шейхи, одеты по правилам. -- оригинальная подпись под фото у автора. По правилам английских богов, добавлю я.
(продолжение сериала последует)