(no subject)
Что оставляет другу немецкая девушка, перед тем как вернуться домой?.. Заношенную, но ужасно милую майку Replay... Бутылочку с остатком парфюма Calvin Klein One Unisex... Адрес, "такая-то штрассе".
Что мы оставляем друг другу кроме боли расставания? Что остаётся, когда два человека, любившие и любимые, расходятся в разные стороны, даже не оглядываясь назад? Воспоминания? Их очень скоро укутает туман, и фотографии в голове пожелтеют и потрескаются; вместо лиц на них останутся лишь размытые пятна. Вещи? Они никогда не будут значить всего того, что они значили тогда; сентиментальность не в силах ничего изменить.
Ужасно осознавать, что ты всё это уже переживал когда-то. С другими. Что тебе было так же больно, а потом всё прошло. И не осталось и следа от тех чувств и эмоций. Всё, что выжило, это безразличие. Словно и не было никогда тех моментов, улыбок, радости, поездок, разговоров, встреч, нежности, страсти, переживаний, прикосновений, поцелуев, снов. И получается, что всё было напрасным; кто-то одним движением ножниц вырезал из твоей жизни месяцы и годы, словно неудачный эпизод, оставшийся навсегда на полу монтажной. Время - бессердечный лекарь.
Но что ещё ужаснее, точно так же всё прошло у той, которая была рядом с тобой; и ты стал всего лишь ещё одним из, историей, курьёзом или примером, который она иногда приводит в споре с кем-то другим для доказательства того или иного довода.
Хорошо, если ты отрезаешь от себя части, которые уже умерли, засохли. Иногда так бывает, что уж там. Но как быть, когда режешь по живому? Или кто-то режет за тебя? И боль не утихает, пустота не отступает, а лишь нарастает с каждым днём, с каждым пустым вечером. Конечно, всё проходит рано или поздно. Но ты при этом зачем-то сознательно убиваешь то, что ещё дышит; убиваешь что-то хорошее, нежное, живое. Я не верю, что у подобного могут быть рациональные причины. Это как узаконенное убийство детей, которые вели себя плохо.
Конечно, хочется верить, что в конечном итоге мы оставляем после себя хоть что-то кроме пыли. Что-то большее, но неощутимое. Оставляем свои привычки, вкусы, любимые фразы, какие-то особые места. Хочется верить, что ты навсегда незаметно остаёшься в другом человеке, которого ты невольно изменил. Ведь мы меняемся вместе, когда нас двое. Это можно отрицать, можно не замечать, но мы обязательно перенимаем что-то друг от друга, сливаемся в настоящее целое. И ты веришь, что в ней останутся части тебя: твоя музыка, твой особый рецепт чая, твои любимые фильмы, твои шутки, твоё резкое мнение относительно каких-то вещей, твои утренние ритуалы. Но переживёт ли это всё того, кто придёт после тебя?
Сколько привычек у вас осталось от ваших бывших? Продолжаете ли вы делать сами что-то из того, что когда-то делали вместе? Что осталось от всего, что вы делили на двоих? Передали ли вы какие-нибудь привычки дальше, следующему? Или же всё погибло в прошлом? В том самом прошлом, которое укутано туманом. В котором лица превратились в мутные пятна.
Что мы оставляем друг другу кроме боли расставания? Что остаётся, когда два человека, любившие и любимые, расходятся в разные стороны, даже не оглядываясь назад? Воспоминания? Их очень скоро укутает туман, и фотографии в голове пожелтеют и потрескаются; вместо лиц на них останутся лишь размытые пятна. Вещи? Они никогда не будут значить всего того, что они значили тогда; сентиментальность не в силах ничего изменить.
Ужасно осознавать, что ты всё это уже переживал когда-то. С другими. Что тебе было так же больно, а потом всё прошло. И не осталось и следа от тех чувств и эмоций. Всё, что выжило, это безразличие. Словно и не было никогда тех моментов, улыбок, радости, поездок, разговоров, встреч, нежности, страсти, переживаний, прикосновений, поцелуев, снов. И получается, что всё было напрасным; кто-то одним движением ножниц вырезал из твоей жизни месяцы и годы, словно неудачный эпизод, оставшийся навсегда на полу монтажной. Время - бессердечный лекарь.
Но что ещё ужаснее, точно так же всё прошло у той, которая была рядом с тобой; и ты стал всего лишь ещё одним из, историей, курьёзом или примером, который она иногда приводит в споре с кем-то другим для доказательства того или иного довода.
Хорошо, если ты отрезаешь от себя части, которые уже умерли, засохли. Иногда так бывает, что уж там. Но как быть, когда режешь по живому? Или кто-то режет за тебя? И боль не утихает, пустота не отступает, а лишь нарастает с каждым днём, с каждым пустым вечером. Конечно, всё проходит рано или поздно. Но ты при этом зачем-то сознательно убиваешь то, что ещё дышит; убиваешь что-то хорошее, нежное, живое. Я не верю, что у подобного могут быть рациональные причины. Это как узаконенное убийство детей, которые вели себя плохо.
Конечно, хочется верить, что в конечном итоге мы оставляем после себя хоть что-то кроме пыли. Что-то большее, но неощутимое. Оставляем свои привычки, вкусы, любимые фразы, какие-то особые места. Хочется верить, что ты навсегда незаметно остаёшься в другом человеке, которого ты невольно изменил. Ведь мы меняемся вместе, когда нас двое. Это можно отрицать, можно не замечать, но мы обязательно перенимаем что-то друг от друга, сливаемся в настоящее целое. И ты веришь, что в ней останутся части тебя: твоя музыка, твой особый рецепт чая, твои любимые фильмы, твои шутки, твоё резкое мнение относительно каких-то вещей, твои утренние ритуалы. Но переживёт ли это всё того, кто придёт после тебя?
Сколько привычек у вас осталось от ваших бывших? Продолжаете ли вы делать сами что-то из того, что когда-то делали вместе? Что осталось от всего, что вы делили на двоих? Передали ли вы какие-нибудь привычки дальше, следующему? Или же всё погибло в прошлом? В том самом прошлом, которое укутано туманом. В котором лица превратились в мутные пятна.