Натали Азуле
Если вы наблюдательны и чуете природу языка, или у вас есть такой друг, может, друг поэт? Если да, то вам знакомо, как привязывают слова и их адресность. Помните Бротигана: "Настанет день, я верю (и уже скоро), когда нам надо будет возвести хрупкий памятник Неизвестному Мечтателю, потому что он был важнее солдат" - извечная мантра творцов эфемерного. "Тит Беренику не любил" о власти языка и постоянном проклятии его конструкторов - муках бесполезности.
Это история Жана Расина, ищущего словесный остов, в котором краткость и чистота переизобретают французский, ломают его грамматику, и что-то исправляют внутри тех, кто слушает его.
Это книга о том, как время медленно, но подчистую сравнивает все. И как живые отчаянно борются за свою короткую славу. Как, не смотря на это, почему-то неистребима любовь, не уходящая ровным счетом никуда: "нельзя безнаказанно бросить то, что любил". Этот роман не просто трагедия в ее классическом смысле, но и ее препарирование.
Это книга о том, как литература даёт возможность говорить в унисон, ощущать понимание, давать чувство услышанности и выговоренности. Как литература становится другим живым и понимающим. И как это исцеляет.
Она о том, что эфемерное и иллюзорное остается, даже в цинизме, заветным и сильным.
Она исходит из того, что хорошо всё то, что облегчает горе. Все одобряют, все согласны.
...с годами Жан усвоил правило: уж если принуждать себя к чему-то, то только чтобы это приносило облегчение.
"Гонишь меня назад, в мою пустыню?" - спросил он с горечью. "У каждого своя пустыня".
У него же вместо битв только всеобщие происки, козни, интриги, машинерия, опера, и за всю жизнь всего лишь несколько минут, когда касаешься живого, будто пласта сырой земли коленом.
Как это хорошо и как ужасно, что можно всё-всё стерпеть.
(с) Тит Беренику не любил
Это история Жана Расина, ищущего словесный остов, в котором краткость и чистота переизобретают французский, ломают его грамматику, и что-то исправляют внутри тех, кто слушает его.
Это книга о том, как время медленно, но подчистую сравнивает все. И как живые отчаянно борются за свою короткую славу. Как, не смотря на это, почему-то неистребима любовь, не уходящая ровным счетом никуда: "нельзя безнаказанно бросить то, что любил". Этот роман не просто трагедия в ее классическом смысле, но и ее препарирование.
Это книга о том, как литература даёт возможность говорить в унисон, ощущать понимание, давать чувство услышанности и выговоренности. Как литература становится другим живым и понимающим. И как это исцеляет.
Она о том, что эфемерное и иллюзорное остается, даже в цинизме, заветным и сильным.
Она исходит из того, что хорошо всё то, что облегчает горе. Все одобряют, все согласны.
...с годами Жан усвоил правило: уж если принуждать себя к чему-то, то только чтобы это приносило облегчение.
"Гонишь меня назад, в мою пустыню?" - спросил он с горечью. "У каждого своя пустыня".
У него же вместо битв только всеобщие происки, козни, интриги, машинерия, опера, и за всю жизнь всего лишь несколько минут, когда касаешься живого, будто пласта сырой земли коленом.
Как это хорошо и как ужасно, что можно всё-всё стерпеть.
(с) Тит Беренику не любил