Олимпийский огонь в Магнитогорске. Прометей работает не на тех
-Давай, чувак, вставай, это главное событие в жизни твоего города, - убеждал я себя, температуря и кашляя под одеялом, в высоких сугробах из скомканных сопливых салфеток. - Твой город стал частью Олимпиады, ты не можешь пропустить такое! Твой журналистский долг - быть там!
Но другая половина во мне говорила:
-К черту все, ты болеешь, у тебя целая гроздь соплей свисает из носа, ты сопишь, хрипишь и даже не кашляешь, а как будто лаешь, старая, побитая дворняга. Когда, скажи мне, старые, побитые дворняги могли написать хоть один толковый репортаж? - Никогда! Так что сиди дома, пей бульон и смотри мультики, от тебя там не будет пользы.
Однако, тщеславие и жажда приобщиться к событию мирового масштаба взяли верх над разумной ленью, и я, утеплив чресла подштанниками, тело - теплым свитером, а горло - шарфом, поперся на вокзал, куда должен был прибыть поезд с Олимпийским огнем.
На вокзале уже набралась нехилая толпа из школьников, которых в мороз из фирменного грузовика Coca-Cola одаривали флажками и микроскопическими баночками с газировкой. Зазывала из мигающего гирляндами грузовика голосил в матюгальник что-то подбадривающее, кричал про Олимпиаду, победу, соревнования и прочее. На главном входе у вокзала представительница Volkswagen одаривала Галю блокнотиками и заготовленными речами о том, что их марка - официальный спонсор Олимпиады в Сочи.
Что касается спонсоров Олимпиады, то они откровенно потеряли всякий стыд. Каждый день редакционная почта dialogpress бомбардировалась рекламными пресс-релизами от Coca-Cola, McDonalds и Volkswagen. За день до эстафеты редактору газеты «Диалог» позвонили из Coca-Cola и сказали: «От нашей компании по Магнитогорску бежит один факелоносец, вы можете написать о нем? Мы дадим вам все его контактные данные». Редактор Василий резонно спросил: «А что нам будет с того, что мы напишем о вашем факелоносце?», на что получил ответ полный наивного изумления: «Мы думали, что вы бесплатно напишете, ведь мы же официальные спонсоры Олимпиады»… «Вот пусть Олимпиада про вас и пишет», - ответил Василий. Понятно, что Олимпиада - дело всероссийской важности, но какого черта голодные до денег СМИ должны разбазаривать свои рекламные площади в честь этого бреда? Мало вам того, что ваши бренды мелькают в каждом фоторепортаже и врезаются в мозги людей крепче, чем самая ядовитая заноза?
Пока я не взял у Гали бэйджик с надписью «пресса», усталый мент в фуфайке сгонял меня с центрального входа вокзала со словами: «Отойдите в сторонку, мужчина, вон туда, не курите здесь». Правда, даже после того, как я навесил на себя бэйдж, он продолжал спихивать меня со ступенек за угол, повторяя:
«Здесь нельзя курить, отойдите». Я позорно курил за углом и кашлял на машущих флажками Coca-Cola детей. На ступенях у памятника сталевару разворачивалась феерия с вездесущим Садкеевым. Какая-то девица пела пошлейшую песню про РЖД, слева от нее плясал получеловек-полукобра, справа получеловек-полу-еще-какая-то-рептилоидная-дрянь. В небо взмывали сноубордисты, карабкались обратно на горку и взмывали вновь. В какой-то иступленной истерии галдели дети. Тетки-волонтеры в оранжевых куртках танцевали под какофонию, в которую у входа на вокзал смешивалась музыка, идущая от памятника и музыка из колонок грузовика Coca-Cola. Сперва мне подумалось, что я в горячке и все это больной бред, но обтерев раскаленное лицо снегом, я вновь убедился в простой мысли, что реальность страшнее любого бэд-трипа Стивена Кинга.
В самом здании вокзала нас с Галей тоже постоянно шугали копы. «Отойдите от парапета» - осаживала нас мадам-полицай, когда мы поднялись на
второй этаж вокзала и стали смотреть вниз, на дорожку, по которой должен был пройти Олимпийский огонь.
Подойдя к окну, выходящему на перрон, мы увидели внизу коллег-журналистов, ожидавших прибытия поезда с огнем. Естественно мы сразу метнулись к ним, и естественно нас не пустил очередной мент!
-У нас бэйджики, вот, видишь, написано: «пресса», прочти! На, прочти хоть что-нибудь в своей жизни, кроме азбуки! - тыкали мы в лицо копу бэйджиком, но тот был непреклонен. Я же был слишком ослаблен болезнью, чтобы спорить и куда-то лезть. Полиция - они же как хищники: чувствуют, когда ты слаб, и тебя можно сожрать, если же перед ними, как перед пумой, увеличиться в размерах, они сразу струсят и пойдут на попятную.
Дело в том, что на эстафете было два вида бэйджей для прессы: с голограммой и без нее. С голограммой - для фотографов и телевизионщиков, их пускали всюду, без голограммы - для тех, кто пишет, то есть для таких, как я и Галя, и никаких преимуществ, кроме катания на автобусе для прессы, наши бэйджики не давали. Мы тусовались за спинами ментов, вместе с грустными башкирами, пахнущими молоком и навозом, и высовывали головы, чтобы хоть краем глаза увидеть чудо снисхождения огня на магнитогорскую землю. Перрон магнитогорского вокзала на какое-то время превратился в бутафорское подобие Гроба Господня, а среда 18 декабря в Великую Субботу. Если бы сам Иисус снизошел в этот день с небес - никто бы не заметил!
Площадь взорвалась аплодисментами, когда Тефтелев вышел с лампадкой, в которой теплился Олимпийский огонек! Небеса разверзлись цветной мишурой, люди и получеловеки у памятника загалдели и начали скакать, журналисты устремились за огнем («мотыльки» было бы самым уместным здесь сравнением).
Я немного подотстал от остальных журналистов, спускаясь со второго этажа вокзала, и теперь пройти к памятнику мне мешал строй теток-волонтерш, блаженно орущих на ковровой дорожке. Когда я пытался протиснутся сквозь них, меня заталкивали обратно менты и те же самые волнотерши. Их радостные, сверкающие взгляды сменялись злобой и агрессией, как только я вступал в зону их компетенции, у этих теток с микроскопической толикой власти сразу же включался режим вахтера. Причем не просто вахтера, а даже какой-то сторожевой собаки, которая прокусит вам сонную артерию и напьется вашей крови, сделай вы что-нибудь не так. Работавшая на фуршете для волонтеров официантка рассказала мне, что когда она с подругой выходила покурить из зала на улицу, волонтерши, не скупясь на эпитеты, костерили их, мня себя чуть ли не главными персонами на эстафете.
Как по мне, подобное поведение волонтеров не удивительно. Сам подумай, читатель, какой нормальный человек пойдет волонтером? Только тот, у кого нет личной жизни, кому скучно, неудачник, конченое, без увлечений, интересов и мозгов ничтожество. Единственная отрада для таких людей - приобщиться к чему-то великому, масштабному, потрогать это великое и почувствовать себя значимым на всю оставшуюся жизнь. Уверен, слегая в гроб, последним воспоминанием этих людей станет то, как они волонтерили на олимпийской эстафете. И когда таким ничтожным людям перепадает самая малая крупица могущества, им сносит крышу, как стопка водки срывает тормоза у тех, кто никогда не пил.
После того, как Миша Орлов пропел свой бездарный гимн, а Тефтелев, первый факелоносец и прочие важные персоны сказали свои скучные речи, колонна с факелом двинулась под выстрелы фейерверков. Фейерверк днем - отличная идея! Всю площадь затянуло пороховым туманом, словно мы были участниками резни при Бородино. Сделать удачный кадр старта эстафеты из-за вонючего, пахнущего горелыми спичками тумана не удалось ни одному фотографу.
На брифинге, где журналистам рассказывали, как себя вести на эстафете, меня не было, и потому я не сразу врубился в концепцию развоза журналистов. Как оказалось позже, концепция следующая: впереди колонны, объездными путями едет микроавтобус, расставляющий журналистов, в конце колонны едет автобус, который собирает журналистов. Организаторы как-то не подумали, что у нас в городе не одно СМИ и каждому журналисту захочется увидеть побольше этапов эстафеты. Как бы то ни было, журналисты всем скопом загрузились в расставляющий автобус.
-Это дурдом какой-то! - негодовал наш водитель, петляя дворами, которые были заставлены автомобилями. - Стою, значит, жду, когда вся эта канитель закончится, чтоб вас забрать. Подходит один гаишник: «Здесь стоять не положено», я говорю: «Глаза разуй, видишь: «ОЛИМПИАДА, СМИ», мне сказали, что ездить и стоять я могу, где хочу!» - нет, он все равно свое продолжает! Ладно, одного отшил, второй подходит, потом третий! Они меня ******ли за сегодня, просто *****ц!
Он лупил по клаксону, матерился и орал на ГИБДД-шников, когда те просили его перепарковать машину, он орал им в лицо: «На, садись за руль и переставляй машину! Вы меня достали уже за сегодня! Все умные, все начальники кругом, б****, давай, садись и переставляй! Садись! Иди, звони своим, уточняй, инструкций похоже никто не читает, все свои сходу придумывают!» - он был чертовски зол. Он мне определенно нравился.
Священный огонь утонул в недрах комбината, и доступ туда имели только репортеры ТВ-ИН и, кажется, «Магнитогорского металла». Нам же, сирым, пришлось тусоваться в микроавтобусе, пока ММК осеняет олимпийское пламя. К 17:00 мы вышли на Комсомольскую площадь, куда должен был прибежать гендиректор ММК Дубровский. На Комсомольскую площадь, в отличие от площади привокзальной, согнали не школьников, а работников комбината. Суровые мужики и тетки, припрыгивая, махали флажками от Coca-Cola и изображали восторг. Не знаю, кому по доброй воле захотелось бы переться на левый берег, на Комсомольскую площадь, чтобы посмотреть на гендиректора комбината, выбегающего с 1-й проходной с Олимпийским огнем.
Я захлебывался в соплях и кашле, стоя в загоне для СМИ, наслаждаясь танцами детишек в пуховиках цвета российского флага. Когда мы с Илюхой-фотографом отошли покурить за сцену (да, нас продолжали шугать какие-то непонятные ответственные люди), я увидел, что у детишек на патриотических пуховиках красуется надпись «Bear USA».
Интересный поворот: китайские пуховики, цвета российского флага, с надписью USA на спине.
Вот под бурные аплодисменты Дубровский, в окружении «хранителей огня», показался в воротах первой проходной. Ведущий зачем-то начал обратный отсчет, к завершению которого гендиректору комбината все равно не удалось успеть. Зрители загалдели еще активнее, когда их начальник поднялся на сцену. Хранители огня перекрыли клапан в факеле Дубровского и перенесли огонь в специальную лампаду. Пока гендиректор рассказывал о спорте, победах, знаковом событии и огне, «в котором сгорят все наши печали беды и кризисные факторы», пламя в факеле постепенно угасало, Илюха обрадовался:
-Гляди, гляди, чувак, факел потух! - он всю эстафету ждал (и дождался, но уже позже), когда потухнет факел.
-Да не, огонь вон в лампаде, этот факел уже не считается, не переживай.
-Эх, почему на маршруте не обозначили места, где потухнет факел? - сокрушался Илья. - Было бы куда удобнее! Там бы сразу собрались все журналисты, и не надо было бы никуда никого возить!
В итоге Илье удалось поймать момент, когда факел потухнет. Где-то в районе площади им. Носова система дала сбой и факел, похожий на букву «Р» с логотипа «Русской водки», пришлось снова поджигать запасным огнем из волшебной олимпийской керосинки.
С Комсомольской площади мы двигались на автобусе, замыкавшем автомобильную колонну эстафеты. Я валялся на заднем сидении, исходя соплями и кашлем, наполняя теплый салон микробами, и пялясь на проплывающий мимо радостный Магнитогорск, машущий флажками Coca-Cola. Всем, помимо флажков, раздали какие-то надувные, целлофановые палки с надписью «Южный Урал», и школьники тяжело, с оттягом лупили друг друга этими палками. К вечеру весь город был замусорен этим рекламным дерьмом.
Правда, когда мы с Галей возвращались домой, я видел двух пенсионерок с сумками, набитыми этими надувными фиговинами. Даже боюсь представить, зачем пенсионеркам нужны эти фаллические надувные штуки.
Я лежал на заднем сидении, потел, кашлял и сморкался в платочек, превратившийся ближе к концу эстафеты в сплошной комок слизи. За окном мой город сходил с ума. Когда процессия выехала к курантам, я понял, что не курил уже почти два часа, тем более - это мое родное гетто, я просто обязан быть там, с моим народом! Я вышел из автобуса и нырнул в обезумевшую толпу, выстроившуюся вдоль дороги. Весь маршрут эстафеты был перетянут лентой, по одну сторону которой стояли менты, а по другую - обыватели. Как рассказывали мне потом, народ раздирал эти ленты на сувениры. Вообще весь город был перетянут этими ленточками - устал считать, сколько раз я прогнулся за этот проклятый день.
Если днем было видно, что толпа состоит сплошь из согнанной принудительно публики, то к вечеру люди действительно вышли по доброй воле. Насильно такую толпень согнать - нереально. У цветочного ларька, бывшего когда-то ларьком пивным, видимо по старой памяти стояли забулдыги. Один из них приложил снег к рассеченной брови, второй хлопал его по плечу и матерно ободрял. В целом я поражался тому, как преобразилось мое гетто. Алкашей, мигрантов, гопников и бичей, типичной для Курантов публики, почти не было. Я попал в водоворот из детей, бегущих за факелом, их бабушек, мам и пап. Простые обыватели с восторгом встречали олимпийский огонь. Я не знаю ни одного человека, который бы радовался Олимпиаде. Даже сам Путин, наверное, уже не рад ей и думает: «Каким же балбесом я был в том далеком 2007 году. На кой черт она мне сдалась? Встретить бы себя пять лет назад и сказать: «Володя, не надо, не лезь туда!». Попрошу в Сколково изобрести машину времени, а то сидят без дела там, дураки». Но люди на площади искренне радовались, встречая огонь. Кто-то даже нарисовал плакаты, кто-то, видимо местные предприниматели, растянул длиннючую гирлянду и тряс ей, встречая колонну. Даже нашему замыкающему колонну автобусу люди махали и весело кричали, хотя к эстафете мы имели отношение самое опосредованное.
Водила включил свет в салоне, и мы почувствовали себя чуть ли не поп-звездами: стоило только помахать рукой в окошко, как толпа взрывалась радостным воем и свистом. Почему? А черт их знает. Олимпийская эйфория штырила этих людей, они были, как фанатки на концерте «Битлз»: бились и рвали на себе волосы. Что такого они видели в этой идиотской эстафете? Не знаю. 16 миллионов рублей, по слухам, было угроблено на весь этот ад. Не люблю нищебродского нытья на тему «на эти деньги можно было бы бла-бла-бла, лучше бы отдали их бла-бла-бла», но, блин, 16 миллионов! И это в нашем-то малюсеньком городке! Чего уж говорить о других городах! Мне кажется, что это Олимпийское сумасшествие - свидетельство не торжества, а упадка. Вспомните загибающийся, утопающий в разврате Рим - чем пышнее торжества, тем хуже дела в государстве. Я не политолог, не экономист и вообще я черт знает что, мое мнение не ценнее мнения бабки на лавочке у подъезда, но по-моему нам всем скоро конец. Прометей уже давно работает не на тех ребят.
Тот же текст, но с фотками от pagerok по ссылке