(no subject)
2002
Итак, запомнить этот взгляд.
Мне больше ничего с собою
взять не позволят.
Детский мат
ночному ангелу с трубою,
и стрелки Стрелке говорят:
здесь и сойдемся.
***
Перебирай варианты,
просчитывай,
взвешивай за
и против -
и вновь воздержась
от принятья решенья,
годам к тридцати
обесцветив донельзя
водичкой глаза,
увидишь всё так,
как оно и замыслено -
в этом спасенье,
а вовсе не в меринах,
метрах, мочалкаха,
мадоннах,
мостах
из прошлого в будущее
и обратно -
над тем настоящим,
что будь оно трижды неладно -
всего лишь смятенье и страх,
да чувство вины
перед чьим-то сверчком,
не с тобой говорящим.
***
Всё, что было для школьного возраста, там и осталось.
Тополиные шашни наводят теперь аллергию, усталость,
и с досадою смотришься в тусклое зеркальце видеопленки:
чепуха, чепуха, - повторяешь и водишь ножом по клеенке.
Времена изменились, и ты так усердно менялся,
что почти уподобился им, растворился не то растерялся
в искрометной пыли, обдирая хвосты мимолетным жар-птицам -
не затем чтоб писать - на боа да на шляпки незванным сестрицам.
Счастье плещется в залитой воском бутылке… Возможно
изменить направление ветра, подкрасться к тебе осторожно,
нашептать, приголубить, прикинуться звездочкой, ниточкой, тенью -
вот и снова подросток, покорный во всем одному вдохновенью…
vanita
Плетусь проторенной дорожкой,
неся сомнения в лукошке,
и привыкаю понемножку
считать минуты за птенцов,
кормить их нежности остатком,
не уместившимся в тетрадку,
что припасла тебе украдкой
с пригоршней мятных леденцов.
Ты до сих пор в шутах придворных,
певцом тщеты и мыслей черных -
когда-то идол беспризорных,
теперь брюзжащий потаскун;
кому из нас свернули шею,
я проучиться не сумею:
фортуны кровные трофеи
в кунсткамерах чужих лагун…
…Итак, она звалась Vanita,
его же имя позабыто,
в нем было нечто от пиита,
но рукописей не нашли.
Там что-то странное случилось,
кому-то кто-то впал в немилость,
она, бедняжка, утопилась,
а он ушел за край земли.
***
Что может быть проще решенья задачки
с одним неизвестным для вольной циркачки,
растратившей верность небесным кумирам
на кукол тряпичных, владеющих миром;
что может быть легче сплетенья веревки
к трапеции новой для девочки ловкой,
когда ей неслыханный номер предложен,
а путь невеликий почти подытожен;
что может быть выше сложенья куплета
в честь первого снега для пташки отпетой,
чье пестрое тельце еще не остыло,
а в голосе тает волшебная сила.
***
И лучше бы совсем не знать,
что цель отпугивает средства,
и безоглядно банковать,
и призывать на помощь детство,
и за тетрадью жечь тетрадь,
чтоб только сердцу разгореться -
которому на все плевать,
но предстоит еще понять,
что от меня не отвертеться.
***
Славные песенки поются
накануне больших свершений.
Барышни принаряжаются,
юноши примериваются:
по руке ли оружие?
Птицы молчат и прячутся,
книги стискивают переплеты,
кровь времени сворачивается.
То ли еще будет!
Вернутся с победой,
заживут по-новому,
учредят неслыханное,
учинят невиданное,
а иначе - зачем всё?
***
Предстоящая разлука
второпях протянет руку.
Улыбнись, пока не поздно,
заходящим нашим звездам -
пусть отыщут это лето,
затерявшееся где-то
между небом и водою -
и возьмут меня с собою,
и возьмут тебя с собою -
нас обоих в голубое
непонятное всегда.
***
Просящей в долг кусочек смерти -
мне отказали
без объяснения причины,
как на вокзале;
но что-то в розовом конверте
нашлось за рамой:
листочки трепетной осины -
ну да, той самой…
***
Этот бой почти проигран,
этот счет почти закрыт.
Тот, кто был не мною выбран,
выбирает стук копыт,
и несется прочь от плоти
для спасения души,
что поет в родном болоте
за казенные гроши.
Ах, успел бы, да не сбился,
да не спился бы с пути -
мой клубочек вился, вился,
все хотел его найти,
до сих пор блуждает где-то -
приведет, не приведет?
Всё шагреневее лето,
всё прижимистее лёд.
***
Концерт по заявкам окончен.
Теперь, господа,
мы выйдем на площадь,
подняв воротник небобровый,
стыдливо глаза отводя от Гремучего камня.
Такие дела,
мы опять опоздали родиться,
никчемное времечко
в темечко
не достучится:
плоды с чревоточинкой
нам преподносят на блюде,
а мы так мудры,
что в ответ не пророним ни слова,
и так обескровлены,
что и не требуем крова.
***
Я вижу Сад. Я вижу в том Саду
тебя и Еву. Я могу уйти,
но слышу Голос.
Это ли не шанс,
плывущий в руки -
если есть они.
И я смеюсь - беззвучно, как умею.
Теперь скользнуть неясно
и шепнуть:
- Такое дело, все мы в дураках,
но ты прекрасна -
и тебе скорее Адам поверит.
И торжествовать,
смешавшись с прахом,
оттого, что ты
теперь вполне Создателю подобен.
***
Вот оно -
долгожданное
несказанное
жалкое
ничто.
Вокзалы цепенеют:
один никак не простится,
другой не встретит.
Не поделили меня -
ОК, никуда не еду.
Перезимовать легко:
забиться куда подальше
и носа не высовывать,
пока все как-нибудь само
не решится.
Это потом начинается.
Чего-то хочется, куда-то тянет.
Брось.
Чего ты там не видела.
***
Ниоткуда никуда.
П. К.
Как прогоревшая звезда,
он шепчет: больше не играю,
и замыкает провода,
и тенью движется по краю
к тому бездонному всегда,
где я пою и умираю -
он знает: это не беда,
я просто номер набираю.
2001
Карусели плыли в небо.
были пусты.
Диковинные звери
поджимали хвосты:
страшно.
Так светло,
как еще никогда,
и так тихо, тихо, -
и во всем городе
отключено электричество.
Карусели,
возившие нас -
тебя и меня -
и еще сонмы прочих,
для чего-то отправились в путь;
им и цель неизвестна,
а все не захотели
остаться -
здесь,
без нас.
вальсок по мщ
Нет, дорогуша, это не мираж.
И не спесивых бабочек кураж.
Не серпентарий зигмундова сна.
И не весна - уж точно не весна.
Влажнеет дымка розовых завес,
густеет кровь растекшихся словес,
пески томятся зычной тишиной -
а ты со мной, ты все еще со мной.
Так и сочтем ступеньки бытия -
ты понежней, и поциничней я,
растолковав новейший Dekalog -
всё между строк, конечно, между строк…
***
А та, которая с тобой,
однажды разведет руками,
и прекратится странный бой,
начавшийся под облаками -
за три минуты до земли,
ничьей, без права на реванши…
Так бьются замков хрустали
от стука дряхлой кастелянши,
когда в рассветный час она
является считать простынки,
браня дурные времена
и плачась о своей чужбинке.
***
Безымянные звезды оставленных городов
наливаются болью, пьянея от чистоты
наших слов, впитавших нежность иных садов,
чем поросшие мелким бесом трущоб кусты.
Так о чем же еще нам помнить, сдувая пыль
с молодых зеркал, подобранных в судный день -
человечек маленький, прячась в густой ковыль
от сияния терпкого, лишь продлевает тень.
Ржавый поезд севера тянется по струне,
зарываясь в щемящий пепел сожженных книг.
От осколков хрустальных ножей по любой стране
не пройти босиком, как шепнул в подворотне один мясник.
Разевая ротики, щурясь на Млечный путь,
поколение нытиков честно зубрит устав,
чтоб идти по воде, претворяя любую муть
в эликсир бессмертья для дорогих шалав.
bagatelle 3
Тот человек, что столько лет
искал меня и не нашел,
случайно обнаружил след
и думая, что мой - пошел.
Он долго, долго колесил,
туда, обратно и назад,
и сотню башмаков сносил,
и бросил все, чем был богат.
Когда же он увидел дом,
цветущий сад и деву в нем,
не стало воздуха вокруг,
и он сказал: я твой супруг…
А дева подняла глаза,
и в небе вспыхнула гроза,
и молния сожгла его,
и не осталось ничего.
А я все видела. Тогда
мне очень часто снились сны.
Теперь не то. Теперь агдам
и ночи, полные луны.
***
Стыдливый прочерк в графе свиданий
смазливый профиль на фотоснимке
словарь мистических оправданий
столичной значимости ужимки
початый край нутряной работы
поспешный взлет - vade mecum, Tyche
пыльца соблазна в цепях цейтнота
плебейской прытью под сень шумихи
тенета власти законной страсти
тошнотный привкус предвечной пыли
тавро свободы козырной масти
тайник желаний под гнетом были…
currente calamo
Над аллегорией пространства
рыдает ангел бесприютства,
и вина радужные льются
во утвержденье постоянства
сего прекрасного мгновенья,
когда ты полон откровенья,
а что дверей не отворяют -
так спят поди, не то мечтают.
Вот и крути свое сиротство
кольцом заезженных пластинок,
плещи из чаши на суглинок,
как чечевицу первородства, -
за просто так, за слава богу, -
и рабское служенье слогу
вознаградится после казни
венком почтительной приязни.
А ты молчишь, ты ждешь чего-то:
вон там окошко приоткрылось,
мелькнула тень и тут же скрылась,
не доходя до поворота…
Темнеет небо и влажнеет,
уста от холода немеют,
в кармане двушки не находишь -
и прочь неузнанным уходишь.
И ангел слезы отирает,
и в путь тебя благословляет,
гравюру вешает на стенку
и запевает летку-енку.
вписаться в поворот
Слюнтявой рифмачкой нырнувшая в Лету,
к тебе возвращаюсь истертой монетой -
достоинства редкого, древней чеканки -
невинным презентом строптивой Фонтанки.
Случайно заметишь, бездумно подбросишь,
поймаешь не глядя, прохожего спросишь -
решетка - ОК - и в карман, и забудешь.
На место приписки лениво прибудешь,
я вновь посетил - дорогое болото -
немножко incognito - ладно, чего там,
и душно и тошно, ни снов, ни видений,
запустишь кино холостых наблюдений -
приглючится тварь неглиже под софитом,
растекшийся грим на мордашке испитой,
шаги командора, молчанье народа,
провал - кофеек - недурная погода,
отправишься за город, верст не считая,
кусты, блиндажи, всполошенная стая,
две строчки подтекста, а лучше б не надо,
вокзал, мельтешня, полногрудое стадо.
домашние сплетни, рассвет на пороге,
пора, господа, объясню на пороге,
не знаю - не скоро - приветы - поклоны -
кот - дуб - лукоморье - златая - зеленый -
гудок, проводник, сахарок, нету сдачи,
вот мелочь - постойте - да так, на удачу -
орел несомненный… И вдруг разревешься.
К стеклянной прохладе щекою прижмешься,
и станет легко до звенящего бреда:
все брошу, уеду обратно, уеду…
полнолуние
Ночь глуха как Бетховен. В косматой бессонной ее голове
раскатившимся звукам вольготно шептаться о жизни вовне.
Утомительно ждать. Напрягается время сродни тетиве,
и чем больше боится разрыва, тем дышит ровней
горизонт. Распихав по карманам созвездий клочки,
Люцифер отправляется в путь, и молчанье проклятья страшней;
он достигнет земли, но небесная пыль затянула зрачки,
и крадут подлецы из насильно разжатых клешней
пустоту, набивая утробы - свои и невенчанных жен,
леденея и прячась от детских улыбок в колодцы без дна.
Обнищавшего принца сусальная нитка ведет на рожон,
обещая волшебные флейты и сладостный сон допоздна.
CON AMORE
Восторженный птенец, в своей тоске
ищи виновных, бейся в окна, двери.
Но если жизнь твоя на волоске,
иди ко мне, и я тебе поверю.
Какая глупость, будто бы нельзя
солгать в глаза, не уличив друг друга.
Открытым текстом вечности дерзя,
мы разобьем тиски седьмого круга.
Блажить, трезвонить, путать падежи,
залетным гостем на пустынных пляжах
искать покоя, притуплять ножи
чужих страстей, барахтаться в марьяжах -
куда как сладко править суетой,
покуда голос звонок и беспечен;
но если тень с фатальной быстротой
растет, а свет не знает, что не вечен -
куда тогда стремить смятенье крыл,
с какого неба требовать нектара?
Кат по определенью тупорыл,
ему плевать на эксклюзивность дара.
Смежая веки, призывая сон
или чуму на оба наши плача,
ты можешь не заметить, как гарсон,
считая звезды, прикарманит сдачу.
***
Скорпионова жалость,
нелепый грим.
Извини, задержалась
в бою с другим.
Лжесвидетельство рыбы,
соленый свет.
Отсекаем от глыбы
тоски свой век.
Исцеление болью,
червленый плод.
Обживаем приволье,
вкушая мед.
Терпеливая сырость,
колючий свет.
Неизбывная сирость
в гнезде планет.
***
В четырех минутах ходьбы от дома,
где другая жизнь на краю излома,
коротаю дни, удлиняя ночи,
нацарапав имя гвоздем отточий.
В четырех минутах пути от рая,
где все так же, нехотя умирая,
копошится память в чужом подвале,
предаю себя. Но тебя - едва ли.
Я учила время терпеть убытки,
нанизала сны на живые нитки,
я лгала без удержу что попало.
Мне больших надежд оказалось мало.
Но теперь - шабаш. Кто и знал - забыли.
Я свободней боли, покойней пыли.
Значит, дверь захлопнуть. Ключи - в Фонтанку.
Что еще? Не помню. Ах да, Фанданго.
***
Это ли было с кем-то
это ли будет с нами
жертвы эксперимента
голуби в сточной яме
маленькие бродяги
сказочные счастливцы
выйти из передряги
не опознав убийцы
нам ли мечтать о многом
нам ли молчать о малом
не подведя итогов
не насладясь скандалом…
***
Однажды вернешься. Однажды - не знаю, как,
но встречу тебя. Однажды. Легко сказать.
Я долго была крылатой. Шестой барак.
Ты лучше меня, но тоже не смог бежать.
По полной программе. И новые паспорта.
Затертая память. И адреса - вразброс.
И сны разделяет надвое та черта,
что прежде легко решала любой вопрос.
Но я научилась заново. Не беда.
Я все угадала. Если закрыть глаза.
Попробуй - и ты увидишь, как провода
натянуты между нами, когда гроза
рвет небо на части, и землю копытит страх.
Минутная слабость - не вечная мерзлота.
Бредовая музыка: мальчик с копьем в руках
и девочка с флейтой находят-таки врата,
ведущие… Впрочем, до этого далеко.
Пока ты не здесь, ни к чему бормотать и ныть.
Когда ты вернешься - озябший, такой-сякой,
я встречу тебя, не зная, как дальше быть.
И руки мои, не в пример тех твои княжон,
не будут смелы, и речи не будут темны.
Я только листок бумаги, что был сожжен
довольно некстати одним из жрецов луны.
***
Заливаю вином паркет,
запускаю в окно букет,
отсылаю тебе привет
и иду мыть посуду.
Мне сегодня полжизни лет!
Приглашенных на сей банкет
слишком быстро растаял след -
больше звать их не буду.
Лучше сяду играть в слова:
я - садовая голова,
я - споткнувшаяся молва
на топорном помосте;
крутит с дегтем роман халва,
мутит воду в ночи сова,
и качают кресты права
на заросшем погосте.
Вот такие у нас дела:
начиняет пирог зола,
в самоваре кипит смола,
спят мозги под горошком.
Отрастить подлинней крыла,
чтоб подняться из-за стола -
да недремлющая пила
затевает окрошку.
многоточие
Возможно ли: я - в этом доме? Безумье…
И ты варишь кофе, и ты балагуришь…
Затменье, заскок, перехлест, полнолунье -
всё проще, всё легче; прости, ты не куришь…
Какое-то прошлое змейкой на шее -
но нет, не ужалит, безвольно растает.
Мы рыли так долго чужие траншеи -
не грех и к своим - пусть там нас рассчитают.
Я что-то хотела спросить - и не помню.
Ты начал рассказывать - и замечтался.
И в эту священную каменоломню
заштатный Хранитель неслышно прокрался.
Теперь не погибнем: он чуток и светел,
он шлялся бесцельно, ругая дороги,
и тени в окошке, наверно, заметил ,
и что-то сошлось - и возник на пороге.
Как малые дети - ты веришь - я верю -
бумага, чернила, король, королева,
вокзал, телефон, невозможность потери,
четвертый этаж, подворотня налево…
считалочка
Извечная прихоть, осенняя блажь:
томление духа, имперский кураж,
цепочка намеков, двоенье зеркал,
продление сроков, с охоты на бал -
верченье столов, диалог икебан,
обрывки туманов, решенье ва-банк,
иголка в стогу, стрекоза в янтаре,
обмолвка, усмешка, пробел в словаре -
следы у обрыва, флажок на ветру,
фривольная сказка, глясе поутру,
прощай - не могу - отпусти - я с тобой -
не смей - ты не знаешь - не важно - не бой-…
***
Придворный дурак, говорящий сверчок,
ну кто тебя слышит - уймись, землячок.
Тишайшая поступь великой тоски
не знает преград - ни моря, ни пески -
ничто не сумеет ее задержать.
Король твой безумен, принцесса под стать,
а подданным - лишь бы не думать о них,
и спать до полудня, и пить за троих.
Так что ж тут трясти бубенцом без конца,
искать человека, клеймить подлеца -
когда амальгамы утерян секрет,
и рябь на воде - до скончания лет…
***
Ну здравствуй, московит, беглец,
кто б мог подумать, вот и встреча.
В зеркальном тереме скворец,
перенимая человечий,
заждался нас. Идем скорей,
я покажу тебе дорогу.
Там, у серебряных дверей,
вновь распустилась недотрога,
и лепестки ее чисты,
как я да ты - молчи, не надо…
Мы вправе миновать посты,
послать ко всем - счета, награды;
мы заслужили тишину,
мы слишком долго бормотали,
иллюзию - и не одну -
мы слишком трезво разбивали.
Оставь шинель, бери свирель,
мы отогреемся, мы сможет,
покуда сохнет акварель
дождя, мы время подытожим -
и все начнется. Если кто
и пожелал бы нам провала,
мы не проведаем про то:
любого наговора мало,
чтоб спутать карты в этот раз.
Скворец-вещун, цветок-хранитель,
и всюду, сколько хватит глаз -
непостижимая обитель.
***
Look Homeward, Angel
Затянувшийся поиск разменной монеты в карманах судьбы,
девятьсот девяносто девятая проба молчанья.
Трепетливая бабочка в душных объятьях бухой голытьбы,
очарованный принц, ко двору на свое опоздавший венчанье -
полосни по стеклу недоверья слепящим алмазным крылом,
подбери номерки растерявшихся в очереди за свободой.
Кто не чувствует роли, тот редко идет напролом,
объясняя смущенье неловкостью рук и нелетной погодой.
Упоение тленностью чистых страниц недописанных глав,
совершение акта принятия боли как силы,
баснословные ставки на темную жалось мадонны облав -
все как есть учтено в подорожной подложной бастарда-кутилы.
***
А серебристый лист моей души
сплошь покрывают письмена смятенья.
Что ж, любопытствуй, считывай, спеши -
остался час до полного затменья.
Я не игрок, и не пойду ва-банк.
Ну трусость, но отсутствие желанья.
И пусть запущен ловко бумеранг -
я увернусь от светлого посланья.
В садах страстей моих такой бурьян,
что не пробиться сквозь ни сном, ни духом.
Лишь ты один, бездельник и смутьян,
решил рискнуть - из гордости, по слухам…
***
А ты пляши, русалочка, пляши -
на битых стеклах собственной души;
что будет дальше, думать недосуг:
он здесь, он рядом, он почти супруг.
В его глазах ты видишь не себя,
а грузный абрис днища корабля
сквозь море пены, поглотившей нож -
но ты, покуда пляшешь, не поймешь,
к чему так бьется жилка на виске,
чей след волна не тронет на песке,
какая птица затмевает свет,
кому за все - потом - держать ответ.
***
Вы смеетесь?
Гофман
В маленькой стране,
где однажды мы заблудились -
каждый сам по себе -
неожиданно у реки
мы увидели в воде
свои отражения,
они держались за руки,
а мы даже не успели познакомиться.
В маленькой стране,
где леса темнее обычного
и нет белых ночей,
мы оба вышли к костру,
непонятно кем разложенному,
и наши тени шептались о чем-то,
а мы не знали, что сказать друг другу.
В маленькой стране,
где так быстро живут
и так странно умирают,
мы нечаянно оказались рядом,
когда обоим терять было нечего,
а находить - незачем,
и все смеялись над нами,
а наши ангелы плакали,
потому что у нас оставалось мало времени
и сил.
***
Врата выбирают входящего, но не человек.
Борхес
Как тень. Не громче и не тише.
По стогнам, набережным, крышам.
К тебе. Но со мной на вы.
Не поднимая головы
от книг. Меня не замечая.
Заметив, в скобки заключая.
И я дрожу в твоем раю
и вызывающе курю.
Осенний брат. Почти что зимний.
Хлебнув поврозь балтийских ливней,
мы приближались, день за днем,
к отметке, выжженной огнем
на перекрестке наших взглядов -
но вечная арлекинада
смешала краски на холсте:
мы разминулись. И не те
поймали сети нас обоих.
И лишь картинки на обоях
совпали, раздражая глаз
и тем соединяя нас,
почти смиренных и бездумных.
Не различить шагов бесшумных
и не понять, кто у дверей
нашептывал: скорей, скорей,
сметя с души моей пугливой
пыльцу печали молчаливой,
в уста мои вложив слова,
самой понятные едва,
но прежних слов сильней и выше.
И вот - не громче и не тише -
к тебе - и ты глядишь в упор.
И начинаешь разговор.
***
На пятнадцатый год ожиданья вестей
я пробью этот лед, не жалея костей,
поелику, приняв сообщенье твое,
поздно думать: терпеть - не терпеть бытие.
Проявившимся снимком затменной луны
затевают поминки по мне крикуны,
и добро им отметить мой взлет как побег,
утверждая свободу смыканием век.
Меланхолию побоку: свет контровой,
невесомого облака зыбкий конвой
и нетленная ниточка выведут в срок
к перекрестку звенящих осенних дорог.
Будет ласковый дождь, и медлительный день
всколыхнет нашу гордость, как белый олень.
И по капле, по капле теряя печаль,
мы уйдем в шелестящую нежностью даль.
искажение цитаты
Паденье - начало полета.
Д. М.
Выходит, полет - завершенье паденья. Забавно.
Так вот отчего Люцифер вездесущ и желанен.
Заклятие тоже по-своему песня о главном,
особо когда провожает певца на закланье.
Не в твой огород. Не сочти за насмешку. Тем паче,
моих-то грехов искупать не заявится ангел.
А все же, мне кажется, будет немного иначе,
чем треплет посланник на рыжем ослепшем мустанге.
Начало отсчета забыто, и в этом все дело.
Поломанным копьям завидная тягостна участь:
кропать полувирши, вонзаясь в любимое тело,
для них не фонтан, если вспомнить былую кипучесть.
За вычетом слов остается от жизни так мало,
что стоит ли тратиться на шлифованье пробелов.
И если Мария твоя не покинет Магдала,
получишь carte blanche на любой из возможных пределов.
Приверженцем тонких материй прослыв сиротливо,
бессмысленно корчить гримасы зашоренным рожам:
иллюзия бегства из плена, боязнь рецидива -
а все же не станешь перечить небесным мережам.
Ты взвешен и найден таким, что не сметь отпираться,
болит - не болит - провиденье не терпит заказов.
Фиксируя каждый момент, именной папарацци
расплатится горсточкой потенциальных алмазов.
***
Я курю на балконе в чужой квартире -
золотая мишень с захолустном тире:
здесь стрельцов - по пальцам, и те с косиной,
а проезжий тракт поглощен трясиной.
Не потворствуй небо твоим капризам,
ты бы стал сильней, получил бы визу
и унес меня на воздушном шаре
в цитадель иллюзий месье Бежара.
Но цветет шиповник, а лето вянет,
и какой-то кекс по ночам базланит,
что пропала жизнь, и любовь не блядки,
и бежать отсель надо без оглядки.
Только где ему - да и мне - прорваться,
о себе ветрам сообщая вкратце,
что не впору данность, нужна другая -
если громче куры да попугаи.
И чего б не пить - коньячок, лимончик
завсегда в лабазе; а то погромчик
учинить на пасху - все как-то легше,
и крепчает дух, сам себя пресекший.
петербург - москва
Ты залезешь в плацкарту, повесишь пальто на крючок,
и поймешь: эта ночь будет самою долгою ночью,
никуда не зовущей, и станций чужих многоточье
обозначит провал в чьей-то памяти - впрочем, молчок,
мы с тобой не о том собирались вести разговор
на графленой бумаге, не терпящей знаков вопроса,
и пока высоко рассыпается звездное просо,
где-то там далеко я встречаю тебя до сих пор.
Очень может быть, что, заблудившись на тайной тропе,
ты меня перепутал с какой-нибудь томною дивой -
так давай разберем по-дорожному неторопливо
этот странный пасьянс, для чего-то угодный судьбе.
Я согласна со всем, для чего подберешь ты слова.
Не болит голова от случайного залпа в затылок.
Для известных событий не нужно совсем предпосылок:
все зависит от Бога и солнца, как пела сова.
И закончится срок заключенья в копыте коня,
что так рвется сбежать по известному статностью мосту,
и начнется другое - так глупо, нелепо и просто
назовешь ты черту, что разделит тебя и меня.
петербург - москва
Чем дальше, тем ниточка тоньше, и голос
не вправе надеяться даже на эхо:
кирнувшее небе вчера раскололось,
и звук улетает в сырую прореху.
Попробуй писать в затрапезном блокноте
о том, что расходы в пути неизбежны,
о невском болоте, об аглицком флоте,
о той незабвенной - жестокой и нежной.
Угодно чайку? Проводница на стреме.
Закутайся в плед и зевни без оглядки.
Забавно, должно быть, сейчас в твоем доме:
ты - лучший игрок во внезапные прятки!
Что ель за окном, что соседка в вагоне -
всё ложь, и тоска, и пустая морока.
След в след выступают по полю вороны -
хоронят, раззявы, чужого пророка.
***
Проходит время тихой злости,
самооплакиванья, бреда.
Я в башне из слоновой кости,
и никуда я не уеду.
Ни сожаленья, ни страданья
не уведут меня с собою,
туда, где милое созданье
и небо сине-голубое.
Я стану глупой и надменной
и буду молча удивляться,
когда ко мне со всей вселенной
сто лучших рыцарей примчатся.
Среди деревьев желто-черных,
под небом серым и печальным
мне дела нет до песен вздорных
и дорогих колец венчальных.
Светло, покойно, безмятежно;
я журавлей кормлю с ладони -
вдали от силы центробежной
и жизни в пестром фаэтоне.
homo, fuge
Губитель маленьких стрекоз,
наивных лавров обожатель,
косноязычный подражатель
певца полузабытых грез -
зачем ты шествуешь за мной
который год высокой тенью
по дорогому запустенью
моей окраины земной?
Не мне тебя расколдовать,
и не тебе меня морочить:
зима распустит хвост сурочий
и станет стансы диктовать
под монотонный пересвист -
но я-то ко всему готова,
мой голос серебра литого,
и вместо сердца - аметист.
К тому же мне известен срок -
а ты погибнешь, удивленный,
прижав к губам листок зеленый,
шепча нежнейшую из строк:
Беги, возлюбленный, беги,
подобный серне и оленю…
И запоздалых сожалений
сойдутся над тобой круги.
фонтанка
Будет встреча: щекою к щеке
двое, прежде друг друга не знавшие -
промотавшиеся, опоздавшие -
прикоснутся, замрут, и в реке
отраженье смутится от слез:
ничего, ничего, обошлось.