К ДКМ (хулиганство)
Шаман завывал.
Он вертелся волчком, и полы его разноцветных одежд носились за ним по кругу.
Седые космы волос отливали пурпуром в свете огромного жертвенного костра.
Шаман бешено потрясал руками и брызгал слюной - ритуал требовал полной отдачи.
- О великий дух! - завывал шаман, остерегаясь называть духа по имени: еще не пришло время.
- О великий дух, яви нам свою благодать! Осени нас творческим потенциалом! Окропи палитрой своих возможностей! Дабы познали мы экстаз вдохновения и восхищение потомков!
Ученики шамана, мерно двигающиеся по кругу, принялись колотить в тамбурины, подтанцовывая в такт. Ритм ударов нарастал, и все быстрее крутился шаман, завывая уже совсем неразличимо в гуле барабанов.
Вторя завываниям шамана, завыли женщины племени, умело поднимая звук до самой высокой ноты.
Невдалеке от жертвенного костра, рядом с огромным, начищенным до блеска медным котлом, столпилась кучка бледнолицых, охраняемых суровыми воинами племени. Пленники мелко тряслись - все происходящее ввергало их в воистину первобытный ужас.
И лишь вождь племени оставался спокойным, с непроницаемым лицом наблюдая таинство.
- О великий дух! - взревел шаман, перекрывая грохот тамбуринов. - О повелитель Широкого Мазка! Я ощущаю тебя! Ты близко! О могущественный покровитель Грунтовки!!!
Женщины разом прекратили завывать и рухнули на колени, пряча лица в ладони: женщинам племени испокон веку не позволялось видеть лик великого духа.
Шаман резко замер и вскинул руки вверх; в тот же миг смолкли все звуки.
Племя, казалось, перестало дышать.
- Сияющий! Вобравший в себя все краски вселенной! Великий Каляка-Маляка! ЯВИСЬ!!!
Голос оторвался от шамана и упал в бездонное небо.
Сам шаман рухнул ниц, распластав руки и одежды.
Вслед за ним рухнули все, находящиеся на Ритуальной Поляне.
Лишь вождь устало прикрыл глаза.
Через мгновение, показавшееся им вечностью, люди почувствовали на своих спинах, плечах и вжатых в землю головах удары вязких маслянистых капель. То осенял их своей благодатью великий дух Каляка-Маляка, раз в год, в ночь летнего солнцестояния, являющий племени свое покровительство.
- Что будем делать с бледнолицыми, о великий вождь? - устало спросил шаман, прислушиваясь к празднику, гудящему за пологом шатра.
Вождь пожевал губами:
- Этого, с отрезанным ухом, сварить. Уж больно весело он наблюдал за таинством. А этого... как его... Саль...Сальвадра ...ну что за имена у бледнолицых...
- Дали, - услужливо подсказал шаман.
- Да, - кивнул вождь, - этого отпустить. Он принес племени много блестящих жемчужин.
- Алмазов, - машинально поправил шаман.
Вождь сверкнул глазами:
- И следить за ним! Как следует! Пусть в Сотби ставит именно нашу цену за картины. Все время быть начеку. Чтобы не случилось, как с этим... с Малякиным?
Вождь в ужасе затряс руками:
- Не поминай всуе имени могущественного духа, о великий вождь! С Малевичем!
- С ним, да, - вождь скривился. - Испортил такое полотно, мерзавец!
Он вертелся волчком, и полы его разноцветных одежд носились за ним по кругу.
Седые космы волос отливали пурпуром в свете огромного жертвенного костра.
Шаман бешено потрясал руками и брызгал слюной - ритуал требовал полной отдачи.
- О великий дух! - завывал шаман, остерегаясь называть духа по имени: еще не пришло время.
- О великий дух, яви нам свою благодать! Осени нас творческим потенциалом! Окропи палитрой своих возможностей! Дабы познали мы экстаз вдохновения и восхищение потомков!
Ученики шамана, мерно двигающиеся по кругу, принялись колотить в тамбурины, подтанцовывая в такт. Ритм ударов нарастал, и все быстрее крутился шаман, завывая уже совсем неразличимо в гуле барабанов.
Вторя завываниям шамана, завыли женщины племени, умело поднимая звук до самой высокой ноты.
Невдалеке от жертвенного костра, рядом с огромным, начищенным до блеска медным котлом, столпилась кучка бледнолицых, охраняемых суровыми воинами племени. Пленники мелко тряслись - все происходящее ввергало их в воистину первобытный ужас.
И лишь вождь племени оставался спокойным, с непроницаемым лицом наблюдая таинство.
- О великий дух! - взревел шаман, перекрывая грохот тамбуринов. - О повелитель Широкого Мазка! Я ощущаю тебя! Ты близко! О могущественный покровитель Грунтовки!!!
Женщины разом прекратили завывать и рухнули на колени, пряча лица в ладони: женщинам племени испокон веку не позволялось видеть лик великого духа.
Шаман резко замер и вскинул руки вверх; в тот же миг смолкли все звуки.
Племя, казалось, перестало дышать.
- Сияющий! Вобравший в себя все краски вселенной! Великий Каляка-Маляка! ЯВИСЬ!!!
Голос оторвался от шамана и упал в бездонное небо.
Сам шаман рухнул ниц, распластав руки и одежды.
Вслед за ним рухнули все, находящиеся на Ритуальной Поляне.
Лишь вождь устало прикрыл глаза.
Через мгновение, показавшееся им вечностью, люди почувствовали на своих спинах, плечах и вжатых в землю головах удары вязких маслянистых капель. То осенял их своей благодатью великий дух Каляка-Маляка, раз в год, в ночь летнего солнцестояния, являющий племени свое покровительство.
- Что будем делать с бледнолицыми, о великий вождь? - устало спросил шаман, прислушиваясь к празднику, гудящему за пологом шатра.
Вождь пожевал губами:
- Этого, с отрезанным ухом, сварить. Уж больно весело он наблюдал за таинством. А этого... как его... Саль...Сальвадра ...ну что за имена у бледнолицых...
- Дали, - услужливо подсказал шаман.
- Да, - кивнул вождь, - этого отпустить. Он принес племени много блестящих жемчужин.
- Алмазов, - машинально поправил шаман.
Вождь сверкнул глазами:
- И следить за ним! Как следует! Пусть в Сотби ставит именно нашу цену за картины. Все время быть начеку. Чтобы не случилось, как с этим... с Малякиным?
Вождь в ужасе затряс руками:
- Не поминай всуе имени могущественного духа, о великий вождь! С Малевичем!
- С ним, да, - вождь скривился. - Испортил такое полотно, мерзавец!